Отношения между родителями в их семье Владу тоже не нравились: родители между собой часто спорили по мелочам, не раз собирались развестись. Но принадлежали к тому типу пар, которые разводятся на протяжении всей своей совместной жизни, однако до окончательного разрыва дело так и не доходит, а потом один из них очень тяжело переносит потерю ушедшего супруга...

По вечерам, когда Матвей лежал в своей кровати, перед сном Галя читала ему разные книги на русском: сказки или жития святых. Слушая мамино чтение, Матвей в это время имел привычку что-то вертеть в руках – плюшевого котенка или фигурки пластмассовых рыцарей. И так засыпал. Он, конечно, не против бы в это время поиграть и в электронную игру, но такое мама не допустит. Мама вообще настроена против всех компьютерных игр. Отстала от жизни.

Сказки и жития, конечно, интересны. Но не менее интересны истории папы о его детстве: «Приключения Юрки, Влада и Сашки».

Порой Влад ложился рядом с сыном в его детскую кровать. Благо, кровать была достаточно широкой, на такой и двум взрослым места хватило бы. (Иногда в выходные, когда Матвей ни свет ни заря вбегает в комнату родителей и сразу включает все, что можно включить: телевизор, компьютер, лэптоп, музыкальный центр, а солнышко едва-едва взошло и в окошке только рассеивается ночная мгла, Влад с Галей спасаются бегством, – шасть в детскую, и оба – в кровать Матвея. И молча, молча, без слов, с закрытыми глазами, чтобы не улетел тот легкий и пугливый утренний сон выходного дня...)

Так вот, порой лежит Влад вечером рядом с сыном и рассказывает ему страшные, холодящие душу, но всегда – со счастливым концом – истории трех друзей.

Юрке в этих историях всегда отведена роль заводилы, вожака, лидера. Юрка – дерзкий, отважный. Ничего не боится. Прыгает с крыши высокого дома, на Днепре дерется с пиратами, залезает с горящим факелом на вершины гор. Юрка непромокаемый, несгораемый, непотопляемый. Как Ниндзя. Юрка побеждает любых монстров, его боятся ведьмы и колдуны, на него жалуются соседи.

Сашка – тот на Юркином буксире. Сашка – солдат, не командир. Верный оруженосец конного рыцаря. Не такой проворный и ловкий. Мешок. Дундук, одним словом. Все приключения придумывает Юрка: развести костер на крыше, отправиться в путешествие на плоту, натолочь серы из спичек для бомбочек. Сашка помогает самоотверженно, но почему-то ему потом и больше всех достается. Сашку порой бьет его папа – больно по заду, и ставит в угол.

Влад в этой веселой троице – посередине. Не устроитель всех этих забав, скорее, он – главный советник Юрки. Влада редко наказывают за их проделки, он всегда каким-то чудом выпутывается.

ххх

«...И выкопал он себе пещеру в горах, сотворил молитву и поселился там. И вел строгую подвижническую жизнь. В пищу употреблял только сухой хлеб да воду, и то через день, а иногда даже и через два. Нередко же Антоний не принимал пищи и целую неделю. Многие, узнав о святой жизни подвижника, приходили к нему, изъявляли желание жить с ним...»

Читала мама, а Матвей, теребя плюшевого кота, слушал, то задирая коту хвост, то скрещивая его лапы на груди.

Где-то там, за океаном, в Киеве, находятся эти таинственные пещеры. Страшные, темные. И какой-то монах-отшельник, в черной одежде, с бородой до живота и длинными волосами, пришел в Киев от святой Афонской горы. Взобрался на горы над Днепром и зачем-то выкопал там себе пещеру. Не искал клад – ни золото, ни доллары. Выкопал пещеру, в которой много лет жил и молился Богу. Вот диво-то! И зачем в пещере жить, если можно жить в квартире? В квартире есть и телевизор, и компьютер. Но молиться Богу лучше в глубокой, темной пещере. Бог тогда лучше тебя слышит. И ангелов в пещере много. Ангелы не только в небе живут. Чем глубже пещера, тем больше там ангелов.

Следом за Антонием, тем бородатым стариком, выкопал неподалеку себе пещеру и другой старик – Феодосий. Правда, когда Феодосий пришел туда, на горы, он еще не был стариком, – убежал от своей мамы в монастырь против ее воли. Старики от мам не бегают. Но все-таки трудно себе представить Феодосия без длинной бороды.

И зажгли они там, глубоко под землей, свечи, и стали молиться. И почти ничего не ели и не пили. Ни глотка пепси-колы. Про Макдоналдс и говорить нечего.

Страшно там им было, холодно. Ветер носился, завывая над древними кручами, и крутилась лодка в бурю на волнах Днепра, и летел сорванный кленовый лист, и тревожно кричали чайки. А Антоний и Феодосий сидели в своих пещерах, молились. «Госпо-оди, помилу-уй...» – отвечали им многоголосые ангелы из подземных ходов. «И весь живот свой Христу Богу предади-им...» – повторяли Антоний и Феодосий.

И от этого «весь живот» у Матвея самого в животе всегда холодеет, когда слышит эти слова. Ведь не шутка же, не шутка это. Не ноготь пальца, не волосы, а живот – весь свой живот! – Богу отдать. Как же потом жить-то, без живота?!..

Потом к двум киевским пещерникам спускается третий – Матвей Прозорливый. Тоже с длинной бородой и в черной рясе. Матвей Прозорливый все видит и все знает наперед. Он видит бесов. Бесы то мчатся на свиньях по городу, то бросают в монахов какие-то желтые дурманящие цветы, то дико визжат, чтобы монахов испугать. Но не боятся их бородатые пещерники. Они бесам могут и по шее дать, и тумаков им, дундукмасовым и шакальмасовым.

Пока Матвей ненадолго увлекся плюшевым котом, пока припоминал что-то важное, под мамино чтение уже все горы наполнились монахами. Все пещеры! Пришли туда и Агапит, и Алипий, и Нестор. И началось там такое, такое... Церковь взлетала в небо, и разбойники каменели от одного прикосновения к ним монашеской руки, и затворников, избитых бесами, выносили из пещер.

Там, в пещерах, порой появлялись и Юрка с Сашкой, непонятно, правда, в какой роли, – то ли угодников, то ли разбойников. И кот Матвея – черный, плюшевый – тоже туда проникал, кудесил там и шалил, задувая свечи и громко, жалобно мяукая, будто обиженный тем, что все его забыли. И сам Матвей тоже появлялся в пещерах. Хотел поймать сбежавшего кота, гонялся за ним, ползал на коленках по холодному земляному полу. Иногда во время погони попадал в келью какого-то бородатого монаха, склоненного над книгой. Подолгу смотрел на него – молящегося, перебирающего в руках четки. «...И весь живот свой Христу Богу преда-а-дим...»

Антоний, здравствуй! Хэлло! Это я, Матвей, твой друг из Чикаго! Привет, Феодосий! Это я, Матвей из Чикаго. Юрка и Сашка, и вы тут?!..

Выпал из застывших пальцев ребенка плюшевый кот. Рот Матвея приоткрылся, веки его легонько вздрогнули.

– Спи, спи, сынок...

Глава 4

Все-таки Влад добился своего. Не сломался. Выдюжил. А мог-то и – буль-буль – опуститься на дно, на самое донышко.

Первое время по приезде в Штаты он страдал от иммигрантского шока. Конечно, жалел, что поддался на уговоры родных и уехал в Америку со всеми (Галя – еврейка). Кому в Чикаго нужен украинский историк? Никому не нужен. Вешай диплом на гвоздик.

Он и повесил, и пошел по славному пути многих мужчин-иммигрантов в Америке. Такси. Эх, прокачу.

Ничего другого придумать для себя не мог. И потихоньку начал выпивать. Заливать свое иммигрантское горе-горюшко, оплакивать неудавшуюся, потерянную жизнь. Конечно, обвинял не только себя, но и родителей, и Галю. Жена, как никак. Тоже должна нести ответственность за страдания мужа.

Но со временем поосмотрелся, пообвыкся к новой жизни в чужой стране. Слезами и водкой горю не поможешь, сколько ни лей. Закончил годичные курсы и получил специальность библиотекаря. Тут и диплом его пригодился. И работу нашел – в центральной публичной библиотеке Чикаго, там неплохая секция славянской литературы.

Работа библиотекаря, в общем, не сложная, многие наверняка мечтают о такой: сносная зарплата, медстраховка, длительный отпуск, больничные. Государственная работа – островок коммунизма в бушующем океане рынка.