Все то, что когда-то так любил Влад, чем когда-то пылко увлекался еще с отрочества, все прочитанные им книги по истории Византии, когда-то взятые у дяди Алеши, а потом в библиотеке Киево-Могилянской академии и в архивах Национальной исторической библиотеки, поездки на археологические раскопки в Крым и Львов, – все это не умерло, не прошло бесследно.

Где они только ни останавливались на ночлег! И в палатках бедуинов, и в пещерах, спали и на досках, подстелив верблюжьи рогожи. В Александрии позволили себе роскошь – заночевали в гостинице. В холлах гостиницы сверкали рекламы шикарного казино, а под окнами громко скулили голодные собаки...

Ночевали и просто под открытым небом. Сидели у костра, слушали заунывные арабские песни Ахмета. Иногда Гурий читал псалмы: «Окропиши мя иссопом и очищуся... Не убоишися от страха нощного и беса полуденного... На аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия...»

Много псалмов он знал наизусть. Голос имел низкий, прокуренный. Порой читал так тихо, что стреляющие искрами головешки заглушали его речь: «Жертва Богу дух сокрушен. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит...»

Но очень отчетливо слышал Влад каждое слово, вылетающее из тех уст. И наконец стал тогда понимать Влад, что не он – самое главное на Земле, что он – лишь песчинка, среди миллиардов песчинок этих древних пустынь, которые разнесет ветром во времени. И не нужно, нельзя так себя любить и так жалеть. Не себя нужно любить, не свою ничтожность.

Подыми голову, раб Божий! Взгляни на это черное небо в обжигающих глаза звездах! Что бы ты делал без этого неба?! Кем бы ты был?! Что была бы твоя жизнь без этих звезд?!..

Гурий умолкал, брал палку и ворошил ею угли в костре. Бросал задумчивый взгляд на Влада и вдруг, улыбнувшись, подмигивал ему...

Потом они сидели в аэропорту в Аммане в ожидании обратного рейса. Оба – обожженные солнцем, с выгоревшими волосами, похудевшие. Гурий почти ничего не ел все это время, истощал еще больше. Влад тоже сбросил килограммов, наверное, пять, джинсы на нем болтались мешком. Повсюду на сиденьях и на полу аэропорта сидели и лежали женщины в паранджах и мужчины в халатах. Ходили наряды иорданской военной охраны в светлой униформе, смотрели на пассажиров с большим недовольством. Конечно же, потребовали документы у двух подозрительных типов с большими рюкзаками – Влада и Гурия. Охотно взяли у них последние доллары. Но уж ладно, не жалко. Восток ведь. Нельзя не дать.

Тогда-то, в аэропорту Иордании, Влад твердо решил, что не оставит Византию. Ни за что. Сделает для этого все возможное и невозможное.

И вот теперь уже третий год он учился заочно в университете штата Кентукки. Работал над диссертацией о Византии. Если защитит, то получит ученую степень доктора исторических наук. Мистер Влад. Доктор Мостоффой.

Жаль, что Гурий опять уехал – в Парагвай, расписывать там православный храм и часовню. Сказал, что года на два.

Глава 5

Кто знает, как долго бы продолжались музыкальные занятия в квартире Юрки, прерывавшиеся кулачными боями с дядей Алешей.

Все трое – Юрка, Влад и Сашка – уже закончили школу. Что делать дальше? У Юрки и Сашки выбор был весьма ограничен, поскольку учились из рук вон плохо: Сашка в науках был тугодум и с трудом тянул школьную программу, а Юрке учиться было просто неинтересно. Чуть получше была успеваемость Влада, но в институт со своими знаниями и оценками вряд ли бы поступил. К своему увлечению историей Влад тогда не относился как к чему-то серьезному, считал это обычным хобби, таким же, как, скажем, филателия или нумизматика.

Короче, закончилось тем, что все трое надели рабочие халаты и стали учениками слесаря в трамвайно-троллейбусном депо, где работала Сашкина мама. Не знали, возьмут их в армию в следующий призыв или нет, – в конце восьмидесятых загребали уже не так густо.

И вот, в чудесную пору юности, когда жизнь кажется бесконечной, а любые помехи – легко преодолимыми, случилось невероятное событие. В их районном доме культуры вдруг зазвучала музыка. Настоящий рок! «Роллинг Стоунз», «Квин», «Дорз». Нет, конечно же, звезды рока – ни Мик Джаггер, Фредди Меркьюри или Джим Моррисон, – никто из них не приехал на гастроли, чтобы дать забойный концерт в районном доме культуры. К сожалению, знаменитые музыканты ни сном ни духом не ведали о существовании того невысокого трехэтажного здания в Московском районе города Киева.

Те песни исполняла одна малоизвестная рок-группа. Четверо молодых мужчин лет двадцати пяти имели свои музыкальные инструменты и аппаратуру. Играли они уже несколько лет, выступали в кафе, барах, на сельских свадьбах, принимали участие в разных городских фестивалях, но знаменитыми пока не стали. У них не было помещения для репетиций.

Помещение в районном доме культуры для них нашел примечательный тип по имени Артур Борисович. Он же – Борисович – формально считался и руководителем той рок-группы, и ее продюсером.

Артур Борисович не был похож на обычного продюсера из шоу-бизнеса. Классический продюсер одет в деловую тройку, всегда имеет при себе кожаный дипломат, туго набитый выгодными контрактами.

Артур Борисович, однако, был куда выразительней. Когда-то он выступал в Киевском театре оперетты, но, по его словам, из-за закулисных интриг вынужден был покинуть сцену.

Было ему около пятидесяти лет. Он привлекал внимание своей внешностью – хорошо сложенной фигурой, черными густыми волосами, обрамлявшими его смуглое лицо, особую прелесть которому придавали глубокие темно-карие глаза. Его тщательно выбритое лицо дышало мужественностью, но это была мужественность не солдафона, а артиста.

Общаться с такими людьми весьма приятно. Рядом с ними жизнь сразу начинает сверкать, открывается новыми гранями, кажется не такой блеклой. «Господа, жизнь – прекрасна! Жизнь – это игра, наслаждение, театр!» – словно говорят эти люди миру, и мир с завистью смотрит на них. Каждый себе думает: «Вот бы и мне тоже научиться так жить...»

Одевался Артур Борисович соответственно своему положению: в черный кожаный плащ и черные остроносые туфли. Часто носил элегантно завязанный шейный платок, а на голове – широкополую светлую шляпу. От него всегда исходил пряноватый запах одеколона и нередко – коньяка. Плащ он снимал сразу, переступив порог помещения, небрежно бросая его на стул, а шляпа еще долго оставалась на его голове, почему-то он не любил с ней быстро расставаться.

Он имел бархатистый баритон, правда, уже утративший былую силу и красоту из-за сигарет и алкоголя.

Итак, Артур Борисович неожиданно объявился в районном доме культуры, директором которого была одна одинокая, бездетная и очень амбициозная дама лет сорока пяти. Вероятнее всего, встреча бывшего певца оперетты с директором дома культуры произошла сначала в другом месте и в более интимной атмосфере, а уже потом их личные интересы совпали с профессиональными.

Борисович получил должность руководителя по музыкальной работе с юношеством района, а в одном из пустовавших залов дома культуры на первом этаже появились музыкальные инструменты, колонки и усилители той безвестной рок-группы, продюсером которой был Артур Борисович.

К слову говоря, помимо этих должностей, Борисович еще работал консультантом по вопросам культуры в Доме офицеров и руководил какой-то секцией в городском Фонде деятелей искусств. Вот так надо жить! Как тот шмель, что порхает с цветка на цветок на лугу жизни, собирая только нектар своими мохнатыми лапками. Ж-ж... Ж-ж...

Борисович постоянно был занят, вернее, часто отсутствовал, совершенно не занимаясь музыкальным развитием юношества в районе. Ай-яй-яй! Появившись, заглядывал лишь на несколько минут в репетиционный зал, источая благовония одеколонов и коньяков. И, не снимая шляпы, потом надолго исчезал в кабинете директрисы, где они, за закрытыми на замок дверями, изыскивали, наверное, новые способы муз-работы с юношами.