Петр Немировский

НЬЮ-ЙОРКСКИЕ ЧАЙКИ

Повесть

Глава 1

Как только Арсюша закончил первый класс, и начались каникулы, семья переехала на лето в Sea Gate. Из вещей взяли самое необходимое, но набралось столько, что едва запихали в кузов арендованного вэна, чтобы не делать вторую ходку. Арсюша прижимал к груди плюшевого леопарда и буги-борд (доску для плавания), Тоня держала сумочку с документами, Осип – за рулем.

Подъехали к пропускнику, где в кабинке седой контролер попросил документы. Осип показал свои водительские права, сказал, зачем они сюда приехали. Полосатый шлагбаум поднялся, и машина въехала в Sea Gate – своеобразную курортно-жилую зону, что находится в Бруклине, на самом берегу залива.

Контраст этого небольшого участка, огороженного забором и охраняемого собственной полицией, с внешним миром «по ту сторону забора», разителен. Скажем, по городскую сторону – грязь, покореженный асфальт, ни деревца, ни кустика. Вдобавок, в округе полно многоэтажек с субсидированным жильем для бедноты, а значит, там драки, ругань, дикие подростки, рэп, повсюду пустые бутылки из-под водки, наркотики. Громады домов без балконов. Вдобавок, духота и жар от асфальта, который летом нагрет до того, что, кажется, вот-вот начнет обваливаться пластами.

А за забором, в Sea Gate – кусочек рая: кроны платанов и туй отбрасывают тени на чистые дороги, кусты роз и сирени, шелест ветра в цветках орхидей. Неспешность, расслабленность во всем – в походках, разговорах. Женщины – в шлепанцах, соломенных шляпах и купальниках, длинных легких юбках или с полотенцами вокруг бедер; мужчины – подтянутые, загоревшие, независимо от возраста напоминающие неутомимых белозубых самцов. Океанский бриз, рокот волн. Охрана.

Когда-то этот район принадлежал ортодоксальным евреям, служил им загородным местом отдыха, курортом на летний сезон, где после шумной, утомительной жизни в городе они могли бы спокойно молиться, гулять и проводить время на пляже так, как того требует ортодоксальный иудаизм, – в одежде. Не полагается посторонним глазеть на обнаженное тело еврея или еврейки, и никакие ссылки на Адама и Еву, из одежды имевших лишь фиговые листочки, неуместны. Еврей должен быть одет и на пляже. Такова воля Всевышнего! Так сказано в Талмуде!

Со временем курортную зону Sea Gate сделали пригодной для проживания круглый год. А хасидов несколько потеснили итальянцы и русские.

Демографические перемены сказались и на архитектуре Sea Gate: к безыскусным, часто запущенным домам ортодоксальных евреев присоседились новые роскошные виллы с колоннами из белого мрамора и помпезными фонтанами.

Sea Gate находился приблизительно в получасе езды на машине от дома в Бруклине, где жил Осип с семьей. Так что, в случае необходимости, всегда можно было заскочить и домой.

ххх

Распаковались и устроились на новом месте быстро. До сентября сняли квартиру в двухэтажном доме одного ортодоксального еврея. Жилище это имело ряд достоинств: до пляжа рукой подать, плюс большой зеленый задний дворик, где росли старые деревья, стоял стол под навесом, скамейка, что раскачивалась на манер качели. Почти как на даче.

...Осип, в шортах, полулежал в шезлонге, потягивая виски с томатным соком. Он – сорока двух лет. Худощавый, среднего роста; высокий лоб и мягкие волнистые волосы, зачесанные назад, орлиный нос и узкий подбородок. Производил впечатление человека смертельно уставшего, отрешенного от внешней суеты, но, в то же время, неким иным зрением не перестававшего пытливо глядеть на все вокруг.

Маленькими глотками попивал огненное виски, смотрел то на красногрудую птицу на проводах, то на Арсюшу, заводившего знакомство со своим сверстником в некогда белой, а ныне посеревшей рубашечке и ермолке. Тоня тем временем заканчивала благоустройство нового гнезда.

Чем объяснить эффект пронзительной смены настроения? Вернее, не настроения, а настроя сердца, когда испытываешь страшную усталость, опустошенность, и тут – смена обстановки, где случайная мелочь, скажем, запах скошенной травы или вид летящего косяка уток, переворачивает всю душу, вливая в тебя новые силы и надежды?.. Приблизительно такое состояние испытывал сейчас Осип; некая магнетическая сила таилась для него в этой земле Sea Gate, чем-то родным был напоен этот воздух. Горячий, дымящийся асфальт города, в трещинах и ямах, заплеванный и загаженный, отравляющий легкие и душу, – остался там, за забором...

Он слегка захмелел от виски, от воспоминаний, от усталости после переезда и ночного дежурства в гостинице «Мандарин».

ххх

Несколько месяцев назад его фильм «Призраки Бруклин Хайтс» (Shadows of the Brooklyn Heights) демонстрировали на нью-йоркском фестивале Независимого кино! И это еще не все: картина была отмечена специальным призом жюри.

Сколько было потрачено сил, времени, денег! Поиски продюсера, почти год съемок, бессонные ночи монтажа, приступы злости, отчаяния, томительное ожидание после каждой поданной заявки на участие в фестивале...

Фильм посвящен драматургам и поэтам, в разное время проживавшим в одном из красивейших и загадочных районов города – Бруклин Хайтс. Осип по крохам собирал материалы о местах, где четыре мастера – Уолт Уитмен, Юджин О`Нил, Артур Миллер и Иосиф Бродский – жили, где любили и умирали. Замысел был таков – показать связь места и времени, и как это влияло на их творчество. Осип пытался проследить и угадать, где рождались сцены их будущих пьес и поэм, как пейзажи, архитектура старого города создавала особую атмосферу, и почему именно это место в Нью-Йорке всегда привлекало писателей.

Фильм вряд ли получил бы такое признание, поскольку уж слишком сильно в нем просматривался «классический русский почерк, с его тягой к философичности и смысловой перегруженности», если бы не находка Осипа, поместившего в картину в качестве литературного гида Джека, что называется, типичного американца. Театральный, безумно талантливый молодой актер Ник Чед, сыгравший роль Джека (кстати, он был единственный, кто в их съемочной группе получал деньги), вдохнул в русскую картину американский дух.

Актерский дар Ника имел редкое сочетание комического и трагического, позволяя ему легко менять амплуа и постоянно держать зрителя в напряжении. Одетый в стиле ретро: в костюм-тройку, с галстуком и в шляпе, с бутылкой пива и сигарой в зубах, исполненный обаяния Джек разгуливал по улицам Бруклин Хайтс и непринужденно рассказывал разные истории из жизни литераторов, вдохновенно читал отрывки из их сочинений. Неожиданно нырял в какой-то храм или в бар и перевоплощался то в Уитмена, то в О`Нила, – и призраки великих оживали...

В своем интервью, отвечая на вопрос, как это ему, иммигранту из России, удалось так живо и тонко уловить поэтику чужой культуры в фактически чужом для него месте, Осип замысловато ответил, что, дескать, район Бруклин Хайтс ему напоминает некоторые места в Петербурге, где он чувствовал присутствие и даже иногда видел на улицах давно ушедших писателей. «Эти города – Петербург и Нью-Йорк – несмотря на все внешние различия, внутренне очень схожи. В их жизни сквозит некая глубокая меланхолия, поэтика упадка. Обычный человек в таком месте себя чувствует некомфортно. Но почему-то на такой заболоченной почве, в этом сыром, туманном воздухе произрастает настоящее искусство. Неспроста же один из героев моего фильма, поэт Иосиф Бродский, – коренной петербуржец... За настоящее искусство писатели всегда платили своей кровью, будь то в России или в Америке, мой фильм и об этом тоже».

Конечно, нью-йоркский фестиваль Независимого кино – не Канны и не Оскар. Но это серьезная заявка, сулящая творческие возможности и перспективы.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: