Нестор очухался, отдышался и первым делом спросил:

— Что это было?

— А до тебя не дошло, что такого кабана, как ты, запеленала и уложила тогда в багажник вот эта худенькая девочка, — кивнул я в сторону Ии.

Она стояла и спокойно отряхивала свой джинсовый костюмчик, и в самом деле похожая сейчас на подростка. То, что она сделала несколько минут назад, казалось просто невероятным. Лишь я один знал ее уникальные возможности и ничему не удивлялся. А этот бывший спортсмен-тяжелоатлет и мысли не допускал, что хрупкая на вид молодая женщина может с ним справиться. Он помотал головой и подавленно выговорил:

— Такого не может быть.

— Может, Нестор, может, — уговаривал я его, надевая и аккуратно застегивая наручники. — Не веришь, спроси у сержанта, который, надеюсь, все видел.

Кстати, где он? Вот это номер! Чертовщина какая-то, пропадают у нас наши пленники. Наверняка воспользовался суматохой и удрал. Ничего, этот далеко не уйдет. Жетон у меня в кармане, и найти его владельца не составит Дику труда. Да вот и полиция.

Характерный треск слышался все громче, и наконец вертолет, вздымая лопастями винта клубы пыли, приземлился неподалеку от нас. Вышли пятеро в штатском. Все хорошо знакомы. Занимались в моей группе. Обменялись рукопожатием.

— Сразу займемся делом или хотите отдохнуть? — спросил инспектор Брайан.

Я заверил его, что мы оба в полном порядке и в его распоряжении. Просил только связаться с центром и узнать насчет сержанта полиции, который был нами задержан за противоправные действия, но сумел улизнуть. Очень важно выяснить все обстоятельства, связанные с его появлением в наших краях, добавил я. Брайан взял у меня жетон сержанта, внимательно осмотрел, хмыкнул что-то себе под нос и направился к вертолету со словами:

— Сейчас дам команду по рации, пусть ищут. Мы дали инспектору подробные показания. Дождались полицейской машины, в которой, к нашему немалому удивлению, прибыл и исчезнувший сержант. Его подобрали на дороге, где он «голосовал». Инспектор не стал слушать его объяснения и призывы арестовать нас, покушавшихся на его жизнь, а приказал двум полицейским взять сержанта и Нестора под стражу и на вертолете отправить в управление.

За один вечер столько событий — это уже перебор. Приехали домой — Ия на пределе сил. Нет, не физических. Закалка у нее отменная. Дают себя знать нервные перегрузки. И первый признак этого — помалкивает, поглядывает на постель. Пока я наполнял ванну и взбивал душистую пену, Ия задремала прямо в кресле. Растормошил ее и, заталкивая в ванную, приговаривал:

— Впереди целая ночь, соня, а ты уже и глазки закрыла. А кто будет острые проблемы обсуждать?

— Что за проблемы, дорогой, нельзя ли отложить на завтра? — полусонно бормочет Ия, но, вижу, слегка оживляется.

— Завтра их надо уже решать, — твердо говорю ей.

— Ладно, — соглашается она. — Сейчас буду как огурчик.

Пока Ия нежится в теплой воде, накрываю на стол, благо в холодильнике — полный комплект закусок. В центре ставлю бутылку шампанского, которое Ия обожает.

А вот и она, уже в полном порядке. Никогда не приступит к трапезе кое-как одетой, поэтому ей нужно еще немного времени, чтобы выбрать подходящее платье к торжественному, как она считает, ритуалу. Мне эта пауза вполне достаточна для того, чтобы принять холодный душ. Теперь и я чувствую себя в надлежащей форме и под стать очаровательной даме. За ужином настроение поднимается, чему немало способствует шампанское, и мы, вспоминая в подробностях, как все было, не только хохочем над своими проколами, но и по достоинству оцениваем в общем-то неплохую работу в довольно сложных ситуациях. Правда, Ия все скромничает и старается вручить мне пальму первенства, но на правах старшего в доме мне удается на фактах и примерах доказать, что она, Ия, была на высоте, и по сравнению со мной ее чаша весов перевешивает примерно два к одному — ведь основную нагрузку в захвате преступников ей пришлось принять на себя.

После ужина, за чашкой кофе, мы наконец подошли к главному, ради чего затеял я это застолье.

— Мне кажется, нам не стоит превращаться в зайцев, на которых объявлена охота. Как ты думаешь? — спрашиваю я мою героиню.

— Твои мысли на удивление схожи с моими, меня тоже это мучает. — Ия сразу посерьезнела и тут же предложила: — Надо принять предложение наших российских коллег поработать у них в ведомстве.

Я кивнул в знак согласия и добавил:

— Надо самим стать охотниками, а тех, кто хотел от нас избавиться, превратить в зайцев.

— Ты, дорогой, что-то увлекся аллегориями.

— Спустись на землю и давай обсудим, какую пользу мы можем принести в России. Не будешь же ты ставить там свои условия и требовать для нас каких-то привилегий. Раз они нас приглашают, значит, у них уже есть свои наметки. И потом мы не можем так просто сорваться с места. Необходимо закончить здешние дела.

Я согласился с женой, но напомнил, что Дик Робсон и Каупервуд сами начали разговор о заинтересованности Москвы в таких специалистах, как мы. Видимо, вопрос этот предварительно обсуждался в соответствующих службах России и США. Иначе наши друзья об этом бы не заикались. Нам только остается поставить их в известность о нашем решении.

До рассвета обсуждали проблемы, связанные с предстоящим отъездом. Только спохватились, что неплохо бы и поспать перед трудным разговором с Диком, да и возможным участием в расследовании минувших событий, как раздался звонок.

— Кого это несет в столь поздний, вернее, уже ранний час? — встрепенулась Ия.

— Может, из полиции что-нибудь срочное? — предположил я.

Пошел открывать. Ия — за мной. Очень любопытная у меня жена.

Распахнул дверь. На пороге полицейский, высокий, стройный парень. Непокрытые русые волосы слегка шевелятся на свежем утреннем ветерке. Крупный нос с горбинкой и плотно сжатые губы делают лицо суровым и неприветливым.

— Я его знаю, — произнесла Ия у меня за спиной. — Это напарник сержанта. Пусть войдет.

— Меня зовут Павел Разин, — суховато отрекомендовался он и протянул руку…

Что поделаешь, у меня всегда холодное выражение лица. Такой уж получился у своих родителей. К тому же — профессия обязывает. Так что ничем не могу помочь моим новым знакомым, хотя отлично вижу на их физиономиях гримасы, весьма далекие от радушия. И что самое интересное, брат Илья — моя точная копия. Или я — его. Когда увидел Илью спустя 12 лет, показалось, что смотрю в зеркало. Да и он чуть со стула не свалился, встретившись со мной. До 11 лет мы жили в Штатах. Отец, советский дипломат, военный атташе, приходил домой поздно и без помощи матери не мог разобраться, кто Илья, а кто Павел, и потому с порога, чтобы не ошибиться, звал: «Малышня, ко мне». И мы мчались наперегонки, кто первым получит гостинцы — их отец приносил всегда. Мы учились в американском колледже и английским владели гораздо лучше русского. Потом вдруг все пошло кувырком. Отец и мать разбежались. И не только потому, что отец попросил политического убежища в США, чтобы навсегда здесь остаться из-за сгустившихся над ним на родине темных туч. У них давненько не ладилась семейная жизнь, к тому же мать не могла оставить в Москве своих родных — прикованную к постели сестру и старенькую, немощную мать. Родители разделили нас. Илья остался с отцом, а я с матерью уехал в Москву.

В шестнадцать лет я ухитрился закончить среднюю школу, а потом меня как выдающегося, по мнению директрисы, ученика, притом имеющего второй родной язык — английский, направили по единственной разнарядке на спецкурс академии МВД. Годы пролетели незаметно в трудах и заботах. И вот я, выпускник, пред светлыми очами генерала от спецслужбы Виктора Николаевича Рожкова. Приятный, коммуникабельный мужик. Разговор ведет задушевный, доверительный. Простенькими вопросиками выпотрошил меня наизнанку, хотя, не сомневаюсь, знал обо мне все. Но, видно, так было положено. А в заключение крепко пожал руку, поздравил с новым назначением и началом самостоятельной работы. На прощанье сказал: