— Нет, в этом нет необходимости. Завтра, когда вы будете на вахте, поднимайте какие хотите паруса, и мы посмотрим, как оно себя поведет.
У Джонатана поднялось настроение, но его эйфория длилась недолго. На следующее утро он проснулся рано и услышал, как дождь стучит по шканцам над головой. Посмотрев в прямоугольное окошко около своей койки, он понял, что «Летучий дракон» двигается черепашьим шагом в таком густом тумане, что невозможно было ничего увидеть на расстоянии более чем несколько ярдов.
Он надел дождевик и поднялся на шканцы сменить Эдмунда; его настроение совсем испортилось, когда он понял, что ветер затих и стал мягким, почти-почти незаметным бризом. Он приказал поднять все кливеры и спенкеры, увеличив скорость клипера на один узел, возможно немного больше, но его великолепные, уникальные топсели были бесполезны. Было слишком опасно еще увеличивать скорость судна, плывущего в тумане. Оно могло так быстро столкнуться с айсбергом или другим судном, что не было бы возможности изменить курс и избежать столкновения.
Оливер принес ему кружку обжигающего черного кофе и несколько ломтей свежеиспеченного хлеба.
Джонатан промычал слова благодарности, натянул поля своей штормовой шляпы пониже и стал жевать хлеб. Он знал, что вел себя, как испорченный ребенок, но его разочарование было настолько велико, что переполняло его.
Бывший раб продолжал стоять рядом.
Джонатан посмотрел на него с раздражением.
— Ты что-нибудь хочешь?
— Когда погода такая, — сказал Оливер мягко, — чайка не следует за кораблем. В плохой туман, плохой дождь, плохой ветер даже птицы не летают.
Замечание было настолько разумным, что Джонатан почувствовал себя глупцом и усмехнулся:
— Ты прав, Оливер. И мы не собираемся лететь. Мы не можем контролировать погоду, поэтому необходимо извлечь из этого пользу. Спасибо тебе.
Оливер ускользнул и исчез в тумане на главной палубе.
Четыре дня и четыре ночи погода оставалась плохой, и это было естественно для весны в Северной Атлантике. В ночь, когда погода прояснилась, Джонатан нанес на карту местоположение корабля и определил, что корабль, находясь в море более девяти дней, не прошел и половины пути. Если он не сможет добиться от «Летучего дракона» совершения чуда и не сможет убедить капитана Хартли следовать его же тактике, когда тот будет нести вахту, то вероятность установления рекорда по пересечению Атлантики станет туманной.
Утром, сменив капитана, Джонатан увидел, что небо прояснилось, ветер посвежел, волнение на море умеренное. Идеальные условия для парусника.
— Сэр, разрешаете ли вы мне попробовать, с какой максимальной скоростью мы можем идти?
Втайне Хартли был рад, что погода пока с ним сотрудничала.
— Поступайте, как знаете, мистер Рейкхелл, — ответил он. И вместо того чтобы спуститься вниз, задержался на шканцах посмотреть, что будет.
— Боцман, все наверх, будьте добры.
— Есть, есть, сэр, — ответил Гримшоу своей беззубой усмешкой.
Ноги затопали по палубе.
Второй помощник Эдмунд Баркер понял, что происходит, и поспешил на шканцы, поспешно надевая бушлат и пытаясь прогнать сон.
Погода была ветреной, и корабль шел под топселями и кливерами. Нижние прямые паруса не были установлены, и теперь матросы живо поднимались наверх, чтобы прибавить паруса.
Матросы находились на брасах, и Джонатан приказал:
— Установить брамсели!
Когда корабль начал отвечать на команду, он отдал приказ рулевому:
— Одерживай!
Это остановило клипер от совершения еще одного поворота.
— Держать так! — сказал Джонатан рулевому.
Щелкал и вздымался парус за парусом, и клипер, достойный своего рода, стал разрезать воду с ловкостью дельфина.
— Не уваливайся! — сказал он рулевому.
«Летучий дракон» продолжал набирать скорость, по мере того как на трех главных мачтах море белых парусов раскрывалось высоко над палубой и ловило ветер.
— Ставить трюмсели! — Эта команда прозвучала первый раз за время путешествия. Пульс у Джонатана участился, когда боцман выкрикнул команду, и матросы слаженно работали.
Разинув рот от удивления, капитан Хартли смотрел, как разворачиваются трюмсели. Временное парусное вооружение было эффективным, и временная верхняя часть мачты, сломанная пять дней назад, держала прочно. Гримшоу тоже в первый раз увидел небесные паруса и покачал головой. Другие члены экипажа, кроме Оливера, были уже опытными матросами после пробных плаваний и не удивлялись. Бывший раб торжественно закивал, потом с явным одобрением начал хихикать. Он явно наслаждался этой уникальной возможностью.
— Ставить мунсели!
Паруса на самом верху мачт щелкнули, как ружейные выстрелы, и раскрылись.
Это был момент, для которого создавался клипер. Стройный и податливый корпус, паруса, наполняющие небо, судно напоминало волшебное облако, когда оно разрезало сине-зеленые воды Атлантики. Его лакированный корпус сверкал на солнце.
Судно снова набрало скорость, и на мгновение Джонатан почувствовал прилив радости. Его мечты исполнились.
Но что-то было неладно, его чувство радости стало пропадать. Конечно, «Летучий дракон» шел значительно быстрее, но ощущалось, что судно медленно реагирует на команды. Помня ощущение полета на борту «Энн Макким», Джонатан осознавал, что сейчас он этого не чувствует.
Вытянув шею, он методично изучал огромные паруса. Все были наполнены ветром, и корабль шел быстро. Но недостаточно. Проблема, с которой судно столкнулось во время тренировочных испытаний, появилась опять. Джонатан надеялся, что трудности будут преодолены, когда экипаж научится работать слаженно, но сегодня команда работала безошибочно.
Он был озабочен и изучал шкалу вертушки, которая отмечала скорость корабля. Этот прибор, известный под названием «лаг», был изобретен в начале века Эдвардом Мэсси, англичанином, и состоял из линя с узлами, завязанными через определенные расстояния, и прикрепленного на корме.
Прибор показывал скорость клипера. Четырнадцать узлов — приличная скорость, но не достаточная при полных парусах и идеальных условиях, она могла доходить до двадцати узлов. Почему даже шлюп, если им правильно управляли, мог развить скорость до четырнадцати узлов на короткий период.
— Мистер Баркер, — сказал Джонатан, — я буду признателен, если вы смените меня ненадолго.
— Хорошо, сэр. — Эдмунд принял вахту.
Джонатан проверил бизань-мачту, потом грот-мачту и, наконец, подошел к фок-мачте. Казалось, все в порядке; его недоумение возрастало, он снял ботинки и чулки. Через ванты он забрался на грот-салинг, потом на салинг и верхний салинг, добрался до «вороньего гнезда», где находился наблюдательный пункт.
«Летучий дракон» разрезал волны с небольшой килевой качкой, паруса оставались полными. Казалось, все действует отлично, даже когда он посмотрел вниз на море и понаблюдал, как клипер разрезает воду.
Он оставался наверху полчаса или больше, производя расчеты и еще раз их проверяя; когда он спустился вниз на палубу, капитан Хартли присоединился к нему.
— Что случилось, мистер Рейкхелл? — Капитан казался искренне обеспокоенным и старался не показывать злорадства.
— Будь я проклят, если я знаю, сэр. Я могу только сказать, что судно не слушается так, как должно.
— В моем понятии судно работает хорошо, — сказал капитан. — Я бы и так неохотно использовал такое число парусов, и, конечно, не при прямом боковом ветре. Но ничего плохого я не нахожу.
— Судну следует плыть на четыре или пять узлов быстрее, капитан, — хмурился Джонатан.
Хартли приподнял бровь:
— На четыре или пять узлов? Я думаю, что вы требуете от судна невозможного, мистер Рейкхелл. Ни одно судно под парусами не может достичь такой скорости!
— Это может, сэр. И оно достигнет. — Джонатан вернулся на шканцы и освободил Эдмунда.
Во время своей вахты он продолжал обдумывать и вычислять, а потом позвал боцмана.
— Гримшоу, — сказал он, — я хочу, чтобы ты и члены экипажа, когда им нечем будет себя занять, изучали поведение «Летучего дракона» и наблюдали за ним. Может быть, один из вас найдет ключ, который я ищу.