День 23 – утро 24 февраля 2 года. Джунгли

— А вы откуда знаете? — удивилась я, покосившись на субъект разговора.  — Потом расскажу. До тебя вообще дозвониться почти невозможно, — укорил лидер. — Мы ещё вчера предупредить хотели, но ты трубку не брала, а единственный раз, когда всё-таки взяла — слушать не стала. Чем ты так сильно увлеклась?  Я посмотрела на экран телефона, со стыдом констатируя больше тридцати непринятых вызовов.  — Ладно, сейчас неважно, — продолжил Дет. — Главное, возвращайся побыстрее.  — Можно Марк со мной придёт?  Собеседник на некоторое время потерял дар речи, но потом всё-таки с трудом выдавил «конечно, если за дочь не боишься» и отключился. Убрав телефон, я вернулась к веселящемуся оборотню.  — Что смешного?  — Тебе сейчас звонили случайно не с целью предупредить, чтобы ты сюда не ходила?  — Как раз по этой причине и звонили, — кивнула я. — Ты в курсе?  Марк кивнул, вытирая слезы, выступившие от смеха.  — Я специально здесь остался, чтобы с Рысью ненароком не встретиться, — пояснил он. — Подумал, что тут достаточно далеко от вашего селения, а значит — безопасно.  Попытавшись осмыслить его слова, я поняла, что головоломка не складывается. Если бы оборотень жил здесь давно, то меня бы уже предупредили, а если появился только вчера, то откуда об этом могли узнать посвящённые? Потребовала ответа от Марка, но он отрицательно помотал головой:  — Пусть это будет приятным сюрпризом. Ты же всё равно собиралась возвращаться, там и узнаешь.  — Не надумал присоединиться к посвящённым? — поинтересовалась я по пути. — Тем более, что проблема с Рысью теперь разрешилась.  — Нет, — твёрдо ответил Марк. — Прости, но нет.  Я обиженно фыркнула. Хорошая у нас группа, чем ему не нравится?  — Что тебя не устраивает в Ордене?  — Ну, во-первых, то, чем вы занимаетесь, всё-таки не совсем моё. А во-вторых, я не могу бросить тех, кто на меня рассчитывает.  Оборотень рассказал, что не остался в одиночестве. За время после окончания сплава он успел подружиться и сработаться почти с двумя десятками человек.  — Организовал свою группу? — удивлённо спросила я.  Вроде бы никто из миссионеров, разносящих по лесу рецепт репеллента, не говорил ни о чём подобном.  — Нет, не группу. Лучше, — Марк мечтательно зажмурился и почесал оставшиеся от осеменителей чирьи на ноге.  Невольно я тоже почесалась. Нет, всё хорошо с естественным репеллентом, но мог бы мой организм и не убивать семена-паразиты. А то как появляется жёлтая луна на небосводе — так все ноги в болячках. Со временем воспаление стало меньше, но всё равно не прошло полностью.  — Я вообще не думал, что такое возможно, — продолжил оборотень. — Я сотрудничаю с истинно свободными. Настоящими удунами.  К моему удивлению, оказалось, что под истинно свободными Марк подразумевает вовсе не всех, кто смог нормально устроиться или не потерять собственного достоинства при жизни в тяжёлых условиях. По словам оборотня выходило, что часть из сохранивших независимость людей с готовностью снимается с обжитых мест, чтобы прийти на помощь другим при необходимости. В результате эти удуны не организовали племя, но и не сказать, чтобы остались обычными одиночками или семьями.  — Ваши племена делают очень важную работу, — добавил Марк. — Но этим вы невольно начинаете ограничивать свободу остальных. С одной стороны, мы понимаем, что без этого никак — ведь иначе ваш союз просто будет корячиться на всех других людей. А с другой — мы хотим хотя бы сами остаться без контроля сверху. И готовы за это бороться.  — Ну вот, дожили, — грустно вздохнула я. Ведь опасались того, что появится оппозиция, но чтобы вот так быстро... — Неужели ты и твои друзья думаете, что мы уступим, и к вам будет какое-то особое отношение? Если союз племён начнёт выделять кого-то просто так, то грош нам цена!  — Если честно, то я очень надеюсь, что нам удастся договориться, — улыбнулся оборотень.  Стало горько. Марк обманул меня в лучших чувствах. Не ожидала его нежелания понимать, что нельзя построить нечто хорошее на обмане. Нахлынула злость. На жениха непрошеного, на тех, кто хочет творить что попало, оставаясь безнаказанным.  Некоторое время мы шли молча, а потом оборотень не выдержал:  — Что я не так сказал?  Сначала я хотела промолчать, но всё-таки решила не таить обиду в себе. Марк облегчённо рассмеялся и, заверив, что у меня просто возникло непонимание, пустился в пояснения.  Выяснилось, что истинные удуны вовсе не против, чтобы на них распространялось действие уголовного кодекса. Да и пользоваться некоторыми благами не отказываются. Но одновременно не хотят, например, чтобы их касалась обязательная отработка после оказания медицинской помощи в Волгограде. Заметив моё возмущение, оборотень добавил, что это вовсе не означает отсутствия компенсации, но она может произойти в другое время и другим образом. — Или в то же и тем же, но на добровольной основе.  Я задумалась.  — Во-первых, не верю, что все такие уж сознательные, и не найдётся тех, кто начнёт отлынивать и ехать на нашей шее. А во-вторых, сомневаюсь, что такое вообще возможно.  — Мы об этом уже думали, — с улыбкой кивнул Марк. — Все истинные согласны, что отщепенцы могут появиться. Но ведь те, кто так себя поведёт, уже не будут одними из нас. Они станут как остальные, и правила на них начнут распространяться общие. А насчёт возможно или невозможно: мы ведь не просим сразу принимать окончательное решение. Давайте попробуем — вдруг получится, и вдруг ваш союз тоже устроит такой договор. Мы уже говорили по этому поводу с волгорцами и сатанистами и, хотя они тоже выразили большой скептицизм, но всё-таки склонны согласиться на эксперимент. К тому же, если вдруг окажется, что наша идея не выгорела, то все истинные согласны отработать накопившийся долг после — он ведь никуда не денется.  — Ну если на таких условиях, то можно и попробовать, — согласилась я. — Хотя всё равно сомневаюсь. Очень уж идеализмом отдает. К тому же, если я правильно поняла твои слова, то не вижу особой разницы: ведь истинные будут точно так же отрабатывать, как и остальные, просто чуть в другое время. Уверена, что насчёт этого и сейчас удастся договориться. Зачем усложнять, если почти нет разницы?  — Разница очень велика, — возразил оборотень. — В вашем варианте они бы отрабатывали по принуждению — то есть под властью чужой воли. А если примете наше предложение, то стимул к отработке будет исходить не извне, а изнутри — по собственным побуждениям. Свобода, как осознанная необходимость в самоограничении.  Марк говорил воодушевлённо, явно веря в свои слова, и последние остатки обиды испарились. Если у них получится что-то подобное, это может оказаться началом чего-то прекрасного. Вот только сомнения остались. И даже жалко стало истинных — ведь если оборотень не заблуждается, то не он один пытается воплотить золотую мечту. Но мне в её реальность не верится.  — Идеалист ты, — усмехнулась я. — И философ. Но всё равно желаю удачи.  Мы ещё немного поговорили на отвлечённые темы, поделились, как кто жил после расставания. Но вскоре нахлынуло беспокойство — привычное, такое обычно возникало за несколько минут перед землетрясением, но гораздо более сильное, чем раньше.  — Скоро будет большой бумс, — остановившись, изрёк Марк.  — Ага, — согласилась я, прислушавшись к ощущениям. — Судя по всему, очень большой, такого я ещё не припомню. Мы с Рысью на дерево? — полуутвердительно спросила оборотня.  — А я выберу место побезопаснее, — кивнул он. — Встретимся после землетрясения.  На всякий случай позвонив посвящённым и убедившись, что они тоже почувствовали приближение бедствия, я забралась в крону, выбрала надёжную ветвь и устроилась так, чтобы было удобно держаться. Дочь притихла, как всегда перед началом бедствия. Но, в отличие от прошлого опыта, на сей раз нас не просто тряхнуло. Толчки продолжались около десяти минут, деревья ходили ходуном, и уши заложило от оглушительного треска. Но потом всё кончилось и, некоторое время с удивлением разглядывая окружающий лес, который как будто уменьшился в размерах, мы спустились вниз.  Выяснилось, что земля не провалилась, а наоборот, тот холм, на котором росло послужившее укрытием дерево, как будто выдавился, выполз изнутри на добрых полтора десятка метров и теперь возвышался над окружающей местностью почти отвесной скалой. Земля с травой, кустами и прочей растительностью как будто разорвалась: часть осталась внизу, у подножия скалы, а часть — на вершине. Удивительно, но почва почти не осыпалась, оказавшись на всю глубину (в один и даже два и более метров) густо переплетённая корнями растений и, похоже, чем-то ещё. Да и растения почти не повредились — лишь по самому краю обрыва можно заметить накренившиеся кусты и, гораздо реже, деревья.  Убедившись, что Марк не пострадал, я позвонила в Орден. Там тоже всё оказалось в норме, за исключением того, что лагерь разделился на две части, и одна из них уехала вверх на высоту семиэтажного дома. Так что впечатлений посвящённые получили изрядно.  Перекусив, мы продолжили путь в Орден, но теперь шли медленней, опасаясь, что в результате сильного землетрясения могли не только вылезти скалы, но и появиться провалы или трещины. Но ничего подобного нам не встретилось, хотя холмы сильно подросли, а кое-где вообще вылезли скалы в тридцать, а то и больше метров высотой. У их подножия через старые норы камнегрызов то тут то там пробивались родники, некоторые источники выходили выше, прямо из скал, и падали вниз небольшими водопадами, а кое-где напор был сильнее и вода била невысокими ключами. Если раньше мы считали эту местность очень пересечённой и сложной для прохода, то теперь поняли, как глубоко заблуждались. По сравнению с нынешней прошлая казалась хотя и не равниной, но вполне комфортным холмистым лесом. Сейчас перепады высот стали гораздо больше, склоны круче, а растительности, мешающей проходу, не уменьшилось. Если пытаться обойти скалы понизу, то велик риск застрять в густых кустах или завязнуть в илистом, поросшем осокой болоте. А залезть наверх тоже нелегко, особенно Марку. В результате поход превращается в сплошное преодоление препятствий: где-то удаётся пробраться понизу, где-то найти накренившийся ствол или чуть менее крутую скалу. И от этого субъективное расстояние до лагеря увеличивается в разы.  По дороге мы совершили ещё два привала.  — Слушай, а ты не против... — обратившийся ко мне во время последнего из них, Марк покраснел и поковырял траву ногтем. — Ну, вдруг после возвращения на это уже времени не будет.  Я задумалась. Удивительно, но после бурных суток плотской любви желание отступило и не вернулось. Хотя запах мужчины всё ещё казался привлекательным, но уже не мутил разум. Да и вообще, если честно, сексу уже совсем не хотелось. Но и Марка можно понять — он же столько времени воздерживался.  — Не знаю, — пожала плечами я. — Желания нет, но можно попробовать.  — Если желания нет, то лучше не надо, — неожиданно резко, даже с лёгким испугом в голосе ответил он.  — Почему? — такая реакция вызвала искреннее удивление. — Я ведь не против.  — Я знаю, что Мика уступила Оборотню тоже примерно через такое же время, а главное — без желания, — поделился Марк. — И не испытала ничего, кроме боли, кажется, он даже что-то ей повредил. А мне сейчас голову не туманит и, если честно, ты уже не такой сексуальной кажешься, так что лучше поберечься — вдруг такие же изменения.  Мы помолчали. Я сочувственно вздохнула и положила голову ему на колено. Приятно, что муж (всё равно муж, пусть и гостевой), думает не только о себе. Ну и пусть мы не станем жить вместе, зато теперь, надеюсь, сможем видеться чаще. Ведь вряд ли у него возникнет агрессия к собственному ребёнку. Хотя...  Я резко села, вспомнив, что Марк, как и все остальные, только носитель банка генов. Так что ребёнок не будет его родственником и неприятный инстинкт может проснуться. Или всё-таки стоит надеяться на то, что керели предусмотрели хоть какую-то защиту в таких случаях? Надо будет проверить, но как?  — Марк, а когда у нас будет ребёнок, ты хочешь с ним общаться?  — Конечно. Но думаешь, это возможно? — с сомнением спросил он. — Хотя я слышал, что Оборотень держал Микиных малышей и ничего плохого не случилось.  — Можно будет проверить, — подумав, предложила я. — Например, ты придёшь, мы тебя свяжем покрепче, чтобы если что, вырвался не сразу, а потом покажем и дадим понюхать младенца и посмотрим, как ты отреагируешь. Если появится какой-то негатив, то будем беречься, как с Рысью, а если нет — то сможешь навещать сына или дочь почти в любое время.  — Давай, — ничуть не обиделся на предложение временно лишить его подвижности Марк и сгрёб меня в объятия, с удовольствием фыркая в затылок.  Я блаженно жмурилась, расчёсывая пальцами его пушистую гриву на подбородке и шее. А Рысь сидела на широком мохнатом плече мужчины и искала что-то у него за ухом.  Да, мы сильно изменились. Зверолюди, оборотни, у которых инстинкты легко могут взять верх над волей. Но кроме воли, есть и разум. Он дан нам не просто так. Если мы не можем справиться с телом, то просто должны стараться предусмотреть заранее и не допустить опасных ситуаций, в которые звериная сущность возьмёт верх над человеческой. Особенно если она не просто временно лишит контроля, но и может навредить. Не воля, но разум. Другой, но не худший способ.  — А секс у нас, а секс у нас не чаще раза в год, — явно тоже задумавшись о чём-то своём, личном, тихонько пропел Марк себе под нос, когда мы пустились в дальнейший путь.