Оно подкралось к нему не теперь, а когда-то раньше, может еще в те времена, когда он закладывал первый камень Замысловичской МТС. С тех пор он неизменно был ее отцом и директором. Он отказывался от всего на свете, только бы не оставлять ее на чужие руки. И вот теперь его словно укоряли за эту привязанность, укоряли за то, что он-де не учился. А его опыт, его любовь как бы не принимались в расчет. Кузьма Митрофанович Деркачев беспрестанно напоминал Мурову, почему тот не сменит директора. Когда Муров заступался за Артема Климовича, ссылаясь на его опыт, Деркачев отвечал издевательски холодно: «Ничем не могу помочь, нужен человек с высшим образованием». Деркачев не любил Артема Климовича за прямоту, за характер и, может, больше всего за опыт, которого сам не имел. Деркачев предпочитал послушных директоров. Он норовил прислать «своего человека», если только Муров сам ничего подходящего не найдет. Муров постарался обойтись без «привозного» директора. К тому же Артем Климович сам подыскал себе замену…

В последний раз сидел он за массивным дубовым столом, сделанным лет пятнадцать, а может двадцать, тому назад по его заказу — точно не помнил, но помнил одно: еще задолго до войны в его кабинете стоял этот самый дубовый стол. После войны Артем Климович случайно напал на него в райцентре, в одной почтенной организации, узнал его, показал на инвентаризационный номер и без всяких споров забрал в МТС как государственное имущество. Это было в тот первый год, когда по дорогам собирали потерянные гусеницы, с подбитых танков снимали моторы, по селам разыскивали динамо и все стягивали в МТС с одним чисто хозяйственным намерением: «пригодится». Старые обломки уже давно переплавили и, может, сделали из них новые тракторы, а старый деревянный стол стоит. «При хорошем директоре он еще простоял бы лет двадцать, а то и двадцать пять», — думает Артем Климович. Но придет новый директор, этот стол выставит и ради прихоти потратит несколько сот государственных рублей на новый стол, который будет служить нисколько не дольше, чем мог бы прослужить этот еще добротный стол. Артем Климович знает наверное — всякий начальник, за редким исключением, ознаменовывает свой приход переменою мебели, а уже потом более радикальными переменами и не всегда к лучшему.

Так раздумывает Артем Климович и ждет своего последнего часа. Наконец пришел Громский, прихорошенный дядей Ваней, поздоровался и сел. Вид у него был растерянный, виноватый.

— Долго спишь, товарищ, — сказал ему Артем Климович и сразу перешел на деловой тон. — Директор должен меньше всех спать. Я за свою жизнь ни разу вволю не выспался.

Артем Климович не просто сдавал дела, как часто водится, — после меня хоть потоп! Нет, Артем Климович выложил Громскому всю историю МТС, и хоть в ней была частица его собственной истории, он себя ни разу не помянул. Вспомнил о всех своих сподвижниках, которые начинали с Фордзона, а теперь работают на сложнейших машинах, и просил Громского уважать этих людей. Потом познакомил Громского с конторой. Особенно долго стоял возле стола главного бухгалтера. Про Осипа Копейку сказал: «Весь свет пройдешь, а такого главбуха, как наш Осип, нигде не сыщешь. Калитка — сила, но и тот меркнет перед нашим Осипом, как луна перед солнцем». Это Артем Климович сказал на тот случай, чтобы Громскому не пришло в голову менять главного бухгалтера, что при смене начальства очень часто случается. Васютку Артем Климович отрекомендовал так:

— Радист, потомок Попова, делает чудеса и может подслушать самого черта.

Васютка даже вспотел от таких слов и тут же передал Олене Муровой в соседнюю комнату, что к ней идет делегация. Когда Артем открыл дверь, Олена уже стояла на пороге и довольно-таки пристально разглядывала нового директора.

— Самый молодой член нашего старого коллектива, главный агроном Олена Мурова, — представил Артем Климович, хоть и знал, что она давно, еще с института, знакома с Громским. — Считает, что директор государственный человек. Всегда отстаивает интересы колхозов и, вероятно, хорошо делает.

— Очень приятно, — улыбнувшись, сказал Громский и крепко пожал Олене руку.

Олена оделась, накинула на плечи пуховый платок, и дальше они ходили по усадьбе МТС втроем. Олена любила слушать Артема Климовича — в его речах всегда было что-то и простое и мудрое, а сегодня он говорил больше чем когда-либо, и ей не хотелось упустить случая послушать его в последний раз. А может, и не в последний.

Об эмтээсовской столовой Артем Климович сказал Громскому так:

— Любят ее хлопцы или нет, а ты столуйся тут, чтобы не было нареканий. Всякому, кто будет жаловаться, скажешь: «А сам я где столуюсь?»

Про общежитие Артем Климович тоже выразился по-своему:

— Спать тебе тут не требуется, но иногда заболтайся с хлопцами и словно ненароком заночуй. Будешь знать, как спится другим.

Когда вышли из общежития, Артем Климович показал узловатой рукой на занесенный снегом сад, на пасеку с утепленными ульями, на поле, уставленное щитами и потому заметенное глубоким снегом.

— Это наше подсобное хозяйство. В других МТС этого нет, а я завел, чтоб никому не кланяться и иметь под рукой все свое.

Зашли в мастерскую, и тут Артем Климович наговорил столько интересного, что Громский почувствовал себя словно на экскурсии. Артем Климович знал болезни каждого мотора, знал, какие болезни пройдут после ремонта, а какие останутся. Олена улыбалась, и Артем Климович заметил на это:

— Вы не смейтесь, у машины тоже есть неизлечимые болезни, как и у человека.

Так он шел, рассказывал, а за ним шла вся мастерская. Остановились станки, затих автоген, на какое-то мгновение все замерло. В уголке мастерской вытирала слезы расстроенная Зоя Мизинец. Она оплакивала Артема Климовича и не отвечала на приветствия Громского, которому почему-то вспомнилась ее свадьба. Громский ловил на себе угрюмые, презрительные взгляды и без слов понимал, что все эти люди, которые с такой неприязнью смотрели на него, Громского, очень любили Артема Климовича, очень привязались к нему.

В конце мастерской, куда собрались все, кроме Зои, Артем Климович сказал, глядя на угнетенного Громского:

— Это, хлопцы, новый ваш директор. За молодиц я не беспокоюсь, — показал он на трактористок, — они любят молодых начальников, а вы, сорвиголовы, не очень послушны. Так вот, прошу вас, чтоб слушались. А кто не будет слушаться, ты, Громский, скажешь мне, я с тем один на один поговорю. А теперь за работу.

Снова загудела мастерская своим обычным зимним гулом. Когда здесь стихнет, гул поднимется на полях. Артем Климович знал этот обычный порядок и про себя с тоскою думал, как он будет жить без него. Но когда кто-то бросил по адресу Громского пренебрежительное: «Директор!» — Артем Климович оглянулся и строго погрозил пальцем в ту сторону, откуда послышалось это слово. Там стоял Карп Сила, и Артему не верилось, чтобы Карп мог насмехаться над новым директором.

Всю ночь Громский записывал, что наговорил ему Артем Климович за вчерашний день. А утром он еще не успел позавтракать, как Артем Климович был уже «на работе», уже расспрашивал Громского:

— Ну как, не страшно?

— Да пока еще нет.

— Привыкнешь. Уважай людей, и люди будут уважать тебя. Поди расспроси, кто как живет, может, кому что нужно. Тут не сиди, тут уважения не высидишь, — показал Артем Климович на дубовый стол.

Громский так и сделал. Пошел в одну, в другую мастерскую, поговорил с людьми и словно повзрослел за этот день. На обед Артем Климович пригласил Громского к себе домой. Сказал, что Марты Ивановны нет, что она уже живет в райцентре на новой квартире и он тоже скоро переедет туда.

— А пока что ты можешь квартировать у меня. Я уж тебе послужу, как новому директору. Только ты меня извини, если я буду выходить на работу. От этого я отвыкну не сразу.

И действительно, пока Артем Климович не переехал в городок, он каждое утро будил Громского, они вместе завтракали и вместе выходили на работу. И почти каждый день Артем Климович открывал Громскому какую-нибудь эмтээсовскую тайну. Этих тайн (для Артема Климовича они отнюдь не были тайнами), наверно, хватило бы на много лет, но скоро Артем Климович распрощался с родным двором. Нагрузил свое имущество на машину Тодося Сечки и поехал. Из мастерских, из контор, отовсюду высыпали люди — вся МТС вышла провожать своего директора, и Громский в душе немного завидовал Артему Климовичу. Заслужит ли когда-нибудь и Громский такую честь?