— Звучит захватывающе, и я давно мечтал увидеть Новую Голландию. Такая фауна: однопроходные, сумчатые… Но скажи, что это за щекотливая ситуация, про которую ты упомянул, что за дела в Ботани-бэй?

— Помнишь Блая «Хлебное Дерево»?

— Нет.

— Да конечно помнишь, Стивен! Блай, его послали на Таити на шлюпе «Баунти» перед войной, доставить саженцы хлебного дерева в Вест-Индию.

— Да-да! С ним еще был выдающийся ботаник, Дэвид Нельсон, очень многообещающий молодой человек, увы. Я как раз на днях смотрел его работу про семейство бромелиевых.

— Ну, тогда ты помнишь и то, что его люди восстали и увели корабль.

— Да, смутно припоминаю. Предпочли долгу прелести таитянок. Но он ведь выжил, разве нет?

— Да, но лишь потому, что он всем морякам моряк. Его выкинули в море почти без припасов на шестивесельной шлюпке, которая сидела почти по планширь в воде — в ней было девятнадцать человек. И он провел ее по океану почти четыре тысячи миль — на Тимор. Потрясающее плавание! Но вот с подчиненными ему не везет: некоторое время его назначили губернатором Нового Южного Уэльса, и вот, пришла новость, что его офицеры возмутились против него, сместили и арестовали. Армейцы в основном, подозреваю. Адмиралтейству это совсем не понравилось, можешь себе представить, и оно шлет туда офицера с широкими полномочиями, чтоб разобраться на месте, и либо восстановить Блая в должности, либо вернуть его в Англию.

— И что за человек Блай?

— Никогда с ним не встречался, но знаю, что он ходил с Куком штурманом. Потом ему дали корабль — редкий случай производства из уоррент-офицеров, смею думать, в награду за редкостное искусство судовождения. Затем он отличился на «Кэмпердауне», захватил «Директор», шестьдесят четыре орудия, прямо посреди голландского линейного флота, а потом схлестнулся с их флагманом. Бой был — кровопролитнее некуда. И при Копенгагене он отличился: Нельсон отметил его особо.

— Возможно, еще один пример человека, испорченного властью.

— Может и так. Но, хотя я и не могу сказать тебе о нем много, я знаю, кто может. Ты помнишь Питера Хейвуда?

— Питер Хейвуд? Пост-капитан, обедавший с нами на «Лайвли»? Джентльмен, на которого Киллик пролил кипящий ягодный соус, и которого я лечил от незначительного ожога?

— Он самый.

— Как ягодный соус оказался кипящим? — спросила Софи.

— Адмирал порта обедал с нами, и он всегда говорил, что ягодный соус и в рот брать не стоит, если его не вскипятить — и мы устроили небольшую печку прямо у иллюминатора каюты. Да, тот самый: единственный пост-капитан, которого приговаривали к смерти за мятеж. Он был у Блая гардемарином на «Баунти», и был одним из схваченных затем на Таити.

— Как дошел он до жизни такой? — Стивен был поражен. — Мне он показался мягким, миролюбивым джентльменом. Он стоически перенес адмиральское брюзжание по поводу соуса, да и сам соус выдержал с такой спартанской стойкостью, что я уж начал подозревать: не актерствует ли он. Юношеская неуравновешенность, внезапная вспышка, или несчастная любовь?

— Никогда не интересовался. Все, что я знаю, что он и еще четверо были приговорены к повешению, и я видел, как троих вздернули на рее «Брунсвика» в ночных колпаках, надвинутых на глаза — я тогда был младшим на «Тоннанте». Но король заявил, что вешать молодого Питера Хейвуда — это уже перебор. Его помиловали, и нынче Черный Дик Хоув, который всегда благоволил ему, дал ему корабль. Я никогда не интересовался подноготной этого дела, хотя Хейвуд и я служили вместе на «Поксе». Таких вещей, как трибунал, лучше не касаться. Но мы, конечно, можем спросить его про Блая, когда он зайдет во вторник: важно знать, что за человек тот, с кем нам предстоит иметь дело. В любом случае, я собираюсь расспросить его о тамошних водах. Он неплохо их знает, он ведь как-то потерпел крушение в проливе Эндевор. И, более того, я хочу, чтоб он рассказал мне о «Леопарде», он ведь командовал им в пятом году… Или в шестом?

Чуткое ухо Софи уловило дальний детский рев, он был куда тише того, от которого еще недавно трещал по швам Эшгроу-коттедж, но это был рев.

— Джек, — быстро сказала она, выбегая из комнаты, — ты должен показать Стивену планы оранжереи. Стивен знает об этом все.

— Я так и сделаю, — отозвался Джек. — Но сначала… Стивен, еще кофе? В кофейнике еще много. Но сначала у меня есть план поинтереснее. Обрати свой разум в сторону леса, где есть гнездо осоедов!

— Да, да! Осоеды! — завопил Стивен, мгновенно загораясь. У меня есть будка для них!

— И на что им твоя будка? У них прекрасное гнездо.

— Это разборная будка. Я поставлю ее у края леса, и буду постепенно поднимать на высоту, превышающую высоту их дерева. И там я смогу сидеть, невидимый, защищенный от капризов погоды, наблюдая за их семейной жизнью. У нее есть ставни и все, что нужно для наблюдений.

— Да, я, помнится, показывал тебе старые римские копи — мили их тут, многие смертельно опасны, — а знаешь ли ты, что они тут добывали?

— Свинец.

— А знаешь ли ты, что это за округлые холмы повсюду? Один из них как раз на месте, где ты собрался ставить свою будку.

— Шлак.

— Ну а теперь, Стивен, — Джек наклонился к нему с многозначительным видом, — я скажу тебе то, что ты не знаешь. В этом шлаке полно свинца, более того, в этом свинце изрядная примесь серебра. Римский способ выплавки не позволял извлечь его полностью, оставалось намного больше. И он весь лежит тут, тысячи и тысячи тонн ценнейшего шлака, только ждущего, чтоб его прогнали через новый процесс Кимбера!

— Новый процесс Кимбера?

— Да. Ты наверняка слышал о нем — блестящий специалист. Он работает с выщелачиванием какими-то особыми химикалиями и затем с окислением расплава по принципам, открытым им самим. Свинец окупает расходы на обработку, чистая прибыль — серебро. Процесс окупится, даже если в шлаке будет хотя бы одна сто тридцать седьмая доля свинца, и одна десятитысячная серебра. А, по оценкам среднего из ста случайно выбранных порций, наш шлак содержит в семнадцать раз больше!

— Я заинтригован. Не знал, что римляне вообще добывали в Британии серебро.

— Вот и я тоже. Но вот доказательство.

Джек отпер буфет у окна, и достал оттуда свинцовую чушку, сверху которой лежал небольшой серебряный слиток длиной дюйма в четыре.

— Результат первой пробной обработки. Всего несколько тачек шлака. Кимбер установил небольшую печь в старом сенном сарае, и я видел выплавку собственными глазами. Как мне хотелось, чтоб и ты был там!

— И я бы хотел.

— Ну, конечно, потребуется довольно приличное вложение капитала — дороги, здания, соответствующие печи и так далее. Я думал использовать приданное девочек, но, похоже, тронуть его нельзя из-за юридических тонкостей, оно должно оставаться в бумагах консолидированной ренты и пятипроцентных облигациях Адмиралтейства. Хотя я доказывал математически, что доход от моего предприятия никак не может быть меньше одной седьмой — даже с беднейшей породой. Но я не собираюсь запускать все на полную катушку, пока сам не осяду на берегу на несколько лет.

— А такое возможно?

— О да. Если не получу заряд в голову или не влипну в какую-нибудь жуткую неприятность, я получу свой флаг в ближайшие пять лет. А если старичье в первых рядах списка не слишком будет цепляться за жизнь — то и быстрее. А для адмирала получить должность куда сложнее, чем для капитана — и у меня будет куча времени для племенной конюшни и для этих шахт. Но начать, пусть пока в скромных масштабах, чтоб дело шло, и можно было оценить размер добычи, я собираюсь уже сейчас. К счастью, Кимбер умерен в своих требованиях: он уступает мне в аренду свой патент, и будет надзирать за предприятием.

— За плату?

— Да, и за четвертую часть прибыли. Плата, кстати, довольно скромная, что очень мило с его стороны, ведь принц Каунитц просит и умоляет его заняться его шахтами в Трансильвании, обещая десять гиней в день и третью часть. Он показывал мне письма от больших шишек из Германии и Австрии. Но не думай, что он из прожектеров, кипящих энтузиазмом, и обещающих перуанские сокровища уже завтра. Нет-нет, он очень честный человек, скрупулезный до невозможности, и он честно предупредил меня — мы можем работать в минус около года. Я и сам это вижу, но не терпится начать.