Но... как? Как и кого я могу спасти? Тем более, что теперь я настолько уязвима и зависима от простых потребностей, какой не была, когда лежала в земле. Зачем она меня откопала? Оживила? Возможно, я больше бы принесла пользы, будь и дальше привидением?

Или нет?

Куда? КУДА мне податься? У кого спросить совета? Как жить... КАК ДАЛЬШЕ ЖИТЬ? И что делать со своим голодом? Как не убивать? Не убивать, не причинять горя, но при этом выжить и остаться незамеченной? И как при всем при этом помочь тем, ради кого я вновь брожу по этой черствой земле?

Дома... даже дома нет. Нет туда, куда можно вернуться и голову склонить. Тома... единственный, кого я знаю на этой земле - это Томмазо. Но где он, что делает? И...

Нет! Нет, Торре - пройденный этап. И нельзя его искать.

Монастырь.

Но монастырь - не такая уже и глупая мысль. Фернандо, когда-то он верил и был в связи с монахами, будучи тем, чем теперь являюсь я.

Тогда почему я не могу поступить так же?

Погодите. Ар... Ар де Ивуар. Человек, существо, которому он так доверял. А вдруг он до сих пор существует? Вдруг он выжил? Ферни говорил, что ему доверяет во всем, как себе.

Значит... значит... я должна его отыскать.

Земли, перед своей смертью, я пожертвовала монастырю, где обитал этот монах.

О, Небеса! Дайте вспомнить, как он именовался.

(замерла около дерева, облокотилась руками на ствол, закрыв глаза)

Ну же, Виттория. Ты сможешь, ты вспомнишь!

Екатерины... Елизаветы. Нет. Елены... Да! Святой Елены, из Флоренции. Я помню, там даже когда-то бывала. Давно.

Давно, конечно.

Во Флоренцию. Мой путь лежит во Флоренцию.

И да поможет мне Господь,

хоть и я этого не заслуживаю...

***

Вечер в трактире.

Кусок хлеба, что, я наивно полагала, поможет сильнее насытиться. Вода, холодная, сладкая, но...

Всё - бессмысленно. Глаза сами находили то, что тело требовало... Пульсирующая жизнь по неприступным сосудам.

От греховности мыслей меня бросало в дрожь и хотелось выть от страха.

- Не бойтесь, синьора, - вдруг подошла ко мне из-за прилавка пышная, но не лишенная красоты, дама и тут же положила передо мной еще одну лепешку хлеба и поставила тарелку супа. - Здесь вас никто не тронет. Это я вам обещаю.

Смущенно улыбнулась ей и тут же спрятала глаза.

- Благодарю. А суп... не надо. Простите, но за него мне нечем платить.

- Я и не прошу. Ешьте, - и тут же подвинула миску ко мне ближе. - Не королевское блюдо, но есть можно. А деньги - хорошо. Но всякое бывает. И не от доброй жизни вы сейчас в эту темную ночь здесь сидите. Я же вижу, кто вы, - присела рядом со мной. И тихо, едва ли не шепотом, - что не одна из нас. За серой простолюдинской одеждой не спрятать аристократическую внешность и повадки. Даже то, как вы держите ломоть хлеба - уже вас выдает. То, кто вы и как воспитаны. Я же вижу, вам действительно нужна помощь. И вы устали. Так что ужинайте, а затем сможете отдохнуть у нас в коморке, наверху. Все комнаты заняты, но место для вас отыщу...

- Благодарю великодушно. Я здесь могу... Мне бы до утра, и я уйду.

- Куда направляетесь?

Виновато спрятала взгляд. Взвешиваю за и против.

- Не хотите, не говорите, - поспешила та исправиться.

- В монастырь. Святой Елены.

- Тот, что во Флоренции?

- Да, - учтиво посмотрела ей в глаза и улыбнулась.

- Если хотите, с утра мой брат Вас туда отвезет. Все равно ему по пути.

- О, - опешила я от неожиданности, - это... это было бы превосходно. Только... - вдруг снова погрустнела я, улыбка спала в замешательство, стыдливо спрятала глаза.

- Платы не надо, - словно прочитала мои мысли та. - Ему это будет нетрудно. Я же говорю, мы же - тоже люди. И всё понимаем, - нежно улыбнулась женщина, - а пока поешьте. Вам это не помешает...

Подчинилась я: (из вежливости) принялась за предложенный суп, лишний раз себе напоминая, кто я и что не достойна сей великой, человеческой, доброты...

***

Как бы не уговаривала меня женщина отдохнуть, глаз я так и не сомкнула, хотя и последние несколько часов перед рассветом все же провела у них в коморке. От пытливых глаз подальше.

Но едва солнце залило кровью горизонт, как я тут же, сидя на возе рядом с молодым мальчишкой, теснясь рядом с глиняными кувшинами, полными молока, корзинами с яйцами, разного рода овощами и фруктами, отправилась навстречу своей надежде, надежде и заковыристой судьбе.

Глава 23. Поиски

Ар де Ивуар. Он был, действительно, когда-то настоятелем монастыря Святой Елены из Флоренции. Был, да только, это было очень давно, несколько десятков лет тому назад. Никто уже и не помнит, не знает его имени. Разве что старожилы ( и то те, которые еще не выжили из ума)... еще как-то могли мне дать в общих очертаниях сведения о том, что с ним случилось тогда, после моего ухода. А след, останки, где захоронен - всё покрыто тайной. Всё кануло в забытьё.

- Вы, конечно, извините меня, старика. Но, сами понимаете, мне тогда было около двадцати лет. Молодой, дурной. Строптивый. И даже одев на себя рясу, я всё еще сражался, отстаивая свое право на жизнь. Я не любил его, ох, как не любил. Хотя и пытался побороть это в себе. Но кто в молодости слышит стариков? Внимает их словам? А когда тот исчез, я был так счастлив, что самому стыдно сейчас. Просто, меня выводило из себя его терпение, его медлительность, нежелание уходить от пережитков. Словно, тишина в поле. Ни дуновения ветерка. Вот такой он был, этот Ивуар. Словно застывшее время. Как статуя. Ничего нового не привнести было в уклад нашей обители. Будь то новый сорт яблони, или курица другого цвета.

- И никто не может мне помочь отыскать его след?

(поджал тот губы, расстроенный взгляд в землю)

- Да кто же уже? Если я тогда молодой был, а теперь словно пень - ветхий и никому не нужный. То кого бы спросить? Ничего уже из того времени не осталось. Разве что эти стены? Но они молчат. Знаете, сколько раз я к ним обращался? Сколько вопросов задавал? Но они... они, упертые и злые, всё молчат. Молчат, словно время. Молчат, вынуждая жить и только тогда получать ответы. Жить, а не наперед предвещать будущее. Оно неведомое. И местами несправедливое.

(невольно закивала головой, соглашаясь со стариком)

- А хотя, - вдруг встрепенулся монах и так по-детски, счастливо заулыбался. Глаза заблестели, счастьем, словно у ребенка, получившего конфету, - Мария. - вдруг поднял тот руку вперед и иссохшимся, тонким, крючковатым пальцем замахал перед собой, - Мария из картезианского монастыря. Ее отец - был другом Ивуара. Они когда-то хорошо дружили, пока тот не скончался. И вот Марии наш старик потом помогал, много помогал. Он же и заманил ее на стезю любви к Господу. Ее спросите. Точно, ее спросите. Вот она может вам помочь. Ну, а больше некому, - развел руками. Закивал головой. - Сами понимаете. Время... никого не щадит. И все мы за ними уйдем. Все. Сначала я, а там... и ваш черед придет. Но не торопитесь, - вдруг нахмурился, словно злясь сам на себя, - не слушайте старика. Совсем я дурной стал. Не слушайте...

(расстроенный взгляд около, блуждая в своих мыслях)

- Простите, а Картезианский монастырь, этот тот что по дороге из Павии на Милан?

- Да. Да, он самый, - широко улыбнулся чернец. - Из Павии. В Милан. Езжайте туда. Езжайте. И да прибудет Господь с вами и вашей душой...

(перекрестил меня, наставляя в путь)

***

Еще несколько дней тяжелого, заблудшего пути с надеждой, что так отчаянно пыталась осветить мне путь. С надеждой, что едва ли тлела в моем сердце. Но всё же была, а потому зажав в кулак свой страх, растерянность и отчаяние, я брела вперед. Вперед, хоть и наощупь...

- Мария?

- Да, послушник из монастыря Святой Елены сказал, что здесь могу найти Марию, монахиню, в возрасте. Она мне очень нужна. А вернее ее ответы на мои вопросы.

Печально улыбнулся мужчина и на мгновение опустил голову, подбирая слова