А дальше Франция, во главе с Бонапартом, начала очередную мировую войну. Под эти яркие события подписались практически все существующие вельможи-одиночки, которые были настолько могущественные, что смело вели, кроме всего, и междоусобные войны. От этого стали страдать не только люди и вампиры, но и полукровки. А сие - ничто иное, как вызов, удар по самолюбию Доминика. Вот и началась новая эра безумия, которая чудом обходила стороной, лишь иногда порождая конфликты недопонимания, наш Орден. Демон вернулся... и стал еще более кровожадный. Эйзем больше не мог этого терпеть - и наступил тот день, когда Кларисса с прочими членами их Совета предъявили Бельетони ультиматум.

Но... увы. Доминик выбрал свободу и бесовский разгул. Полтора века больного пиршества и нечеловеческих пыток предстояло встретить миру.

Последующий наш шаг был логическим в свете происходящего, более того - его с радостью тут же поддержали все вокруг. Дабы обезопасить большее количество себе подобных, Совет Ордена Искьи принял решение: "Учитывая, что Древних, которые проявляют к нам интерес, - уже несчетное количество, отчего нашу власть вполне можно считать едва ли не абсолютной, повелеваем: новообращенный или новорожденный ребенок-вампир немедля признается подданным Искьи и не нуждается в прямом волеизъявлении по поводу выбора принадлежности к Ордену Искьи или сохранения статуса "существа вне конфессий"".

Естественно, Бельетони это негативно воспринял, но нарушать Договор не стал.

Часть Пятая. Матуавщина

Глава 38. ХХ век

А дальше... казалось, и вовсе мир взбунтовался. Человеческая вселенная ожила, словно огонек на фитиле бомбы: пошагав семимильными шагами вперед в своем развитии, она при этом, почему-то, так же скоропалительно стремилась себя и изничтожить.

Начиная с XIX века, с изобретением лампы накаливания и принятием основательного решения использовать столь удивительную силу природы, энергию, с своих личностных, обыденных целях, такое великое открытие (сделанное еще до нашей эры), как электричество, плотно входит в жизнь современника. Более того, вытесняя свечи, факелы, масляные и керосиновые лампы из домов и тьму из проспектов, оно начинает умело использоваться и для передачи информации (с помощью телеграфа, телефона, а затем и вовсе радио и "живого" телевидения). Также смогло привести в движение механизмы, тем самым начиная новую эпоху развития транспорта и техники для быта.

Но это - только начало поражающих разум перемен.

ХХ век. От первого звукового кино, дирижаблей, перьевых ручек, сборочного конвейера и до автопилота, пенициллина, аппарата искусственного дыхания, компьютера, проигрывателя, ультразвука, микрочипа, развитой авиации, космических полетов и роботов, а затем и вовсе - до зодческих деяний: экстракорпоральное оплодотворение, клонирование и выращивание искусственного сердца...

Этот мир я не узнавала, и за ним было сложно угнаться. Многие считали меня безрассудным консерватором, закостенелым призраком прошлого, ведь даже если уже и Асканио расхаживал в своем кабинете (в Арагонезе) с мобильным телефоном, то я все еще по-прежнему своим подчиненным писала бумажные письма (правда, отправляя их уже не с голубями, а почтовыми марками или курьерами...).

Но это будет потом, а сейчас, вместе с изумительными переменами становления малого отрока в великого деятеля, общество несло с собой неведомых до селе размеров и размахов разрушения. Казалось, земля разверзлась - и оттуда проступило пекло.

Автоматические винтовки, пушки, гаубицы, танки, броненосцы, беспилотники, крейсера, подводные лодки, атомные, ядерные бомбы, болезни, химическое оружие, терроризм. Что может быть жарче огня?

То, против чего я так долго боролась в нашем "обществе", вдруг, словно болезнь, раковая опухоль, захватила, расползлась по человечеству. Отдельные метастазы внезапно ожили и начали свой активный рост, забираясь в самые укромные уголки организма, отравляя, подавляя и уничтожая не только отдельные органы (локальные конфликты с чернокожими, индейцами, арабо-израильский конфликт и прочее), а уже ставя на колени весь мир.

Нацизм. Фашизм. Шовинизм. Эти слова перестали быть простыми терминами из газетных вырезок. Это стало - повседневностью.

Нам... нельзя было вмешиваться, и от этого только мрачнее и гаже на душе. Жуткое время... Я пыталась, конечно, в тайне от всех, помогать нуждающимся, но это были лишь капли в море, бушующем море войны, которую развязала, как бы не прискорбно было осознавать, моя родная страна, вместе со своим союзом Potenze dell'Asse.

Словно не люди. Словно не звери. Словно... призраки из кошмаров.

Я часто себе твердила, что лучше бы я проспала именно этот век, нежели воочию узрела столь невероятную бесчеловечность. Хотя, возможно, Аско и прав, и это я наконец-то открыла свои глаза и увидела истинность происходящего: "слишком близко подошла к очагу - и жар пылающего кострища нахально добрался до моего лица, заживо сдирая кожу, обнажив вторую, истинную, сторону звуков потрескивания поленьев в камине". Там где гром - там и молния. Где залпы пушек - там и всегда Смерть, косящая жертвенные колосья без разбору.

И вот, пока сей чудный цветок цивилизации "ежился" и распускался, в моей жизни, полной хаоса, отчаяния и безысходности, появился наконец-то тот, кто дал глоток воздуха безнадежному утопающему.

Глава 39. Федор Алексеевич

***

Если другие и могли молча наблюдать за тем, как мир людей сам себя изничтожал, то я не выдержала и сорвалась. Впервые солгала всем из Совета (не считая спектакля в доме Вителеццо), в том числе и Ивуару. Притворилась, будто отправляюсь в очередную деловую поездку для дальнейшего развития культуры и образования, а сама сделала через кое-каких знакомых поддельные документы и тайно отбыла на фронт... помогать, спасать раненных. Уж если не могу остановить саму войну, то, по крайней мере, должна облегчить муки тех, кто пытается защитить свой дом родной от агрессии помутившихся рассудков.

И хлопочут сестрички,

Хлопочут умело и споро,

И потеют шоферы,

Стараясь, чтоб меньше трясло.

А седые врачи

С руками заправских саперов

Почему-то считают,

Что попросту нам повезло...

С. Баруздин .

1942 год. Село Васильково. Госпиталь.

В здании школы-семилетки по приказу санотдела армии развернут госпиталь.

" Чистим, приводим помещение в порядок.

Поздним вечером машины автосанвзвода доставили около 100 раненых. В кромешной тьме (светомаскировка!) санитары осторожно снимают с машин тяжелораненых и переносят их на носилках в приемно-сортировочную.

Там тесно, душно. Ходячие раненые стоят, кое-кто сидит — на скамейках, на полу. У многих забинтованы и взяты в шины руки, ноги. Повязки потемнели, набухли, пропитались кровью. У некоторых раненых лица искажены болью. Один парень с культяшкой все твердит: «Как же это так получилось…» Видно, как трудно ему смириться с насильственным переходом от здоровья к страданиям.

Военврачи (совсем молоденькие, только накануне войны окончили мединституты) — осматривают раненых и больных, распределяя их по отделениям. Медсестра Анисия регистрирует, заполняет истории болезни. Татьяна принимает личные вещи, я — документы, ценности, награды. Помогаем переносить раненых (санитары не успевают). В санпропускнике девочки их моют, переодевают в чистое белье, поят горячим чаем и отправляют в отделения[8][8]".