Прятала временами глаза.

- Чай будешь?

- Чай? - удивилась я.

Кривая, язвительная улыбка. ТА, которой мне так не хватало.

И вновь слезы подступают к глазам - и невозможно вдохнуть, чтобы не сорваться. Закусываю до боли губу и отворачиваюсь.

- Конечно, буду. Чего спрашиваешь, словно первый раз замужем.

Живо стираю предательские потеки с щек и вновь устремляю взор на него. Замер, не шевелясь, изучает меня.

- Ну, чего стоишь? Или заварка кончилась?

Усмехнулся. Дрогнул, развернулся к столу. Подтащил к себе ближе чашки.

- Все равно вниз за кипятком идти, - разворот и вновь на меня взгляд. Опять какие-то тяжелые сражения с рассуждениями, и все же решается сказать, - а ты изменилась. Похорошела.

Рассмеялась, спрятав на мгновение взор. Шаг ближе.

- Полно врать. Я вот уже сколько времени совсем не меняюсь. Тебе помочь? Или сам справишься, - метнула взгляд на стол.

Заморгал, видимо, запнувшись в ходе своих мыслей и моего вмешательства. Взгляд на свои руки, а потом на меня.

- Да черт с ним, с этим чаем. - Шаг в сторону и присел на стул. Почесал затылок, а затем снова на меня. - Ты присаживайся, - ткнул рукой на кушетку напротив. - Ну или на стул. Куда хочешь, в общем...

Подчинялась.

Короткая пауза.

- Расскажешь, что здесь да как, или так и будешь молчать, смущая меня взглядом?

Расхохотался. Провел рукой по своему лицу, стирая эмоции. Покраснел.

- Да что тут рассказывать. Всё как всегда...

***

Вечер скатился на землю, не успела даже вздохнуть.

Познакомиться с персоналом, уладить бюрократические моменты бытия, а затем отправиться осваиваться на новом месте, в комнате на несколько человек, которая мне будет последующие месяцы за дом родной.

Во дворе было светло, несмотря на то, что уже солнце давно спряталось. Луна учтиво заливала своим светом все вокруг, а маленькие звездочки старательно вторили ее усердному делу.

Во дворе пылал костер - и теперь каждый ходячий мог погреться рядом с ним, если того желал... Под аккомпанемент гитары и баяна, красивый, нежный, утонченный женский голос исполнял, цепляющие за душу, песни...

Пройтись немного ближе к лесу и рассесться на поваленном дереве. Я и Федор. Вновь наедине, как это было когда-то. Как тогда, когда я еще играла роль рассудительной женщины.

Взгляд на своего Хирурга и улыбнулась.

- Ты на меня не злишься за то, что я тебе сама правду не раскрыла?

- Злюсь? - удивленно дрогнули его брови. - Нет, конечно. Твое право...

- Честно? - радостно, но не без издевки переспросила, я и пристальнее уставилась ему в лицо.

Ухмыльнулся.

- Честно. Ведь и я тебе не все о себе рассказал.

Замерла я, разыграв удивление (но не без страха).

Пристыжено опустил взгляд.

Улыбался...

- Ведь ты была права, что во мне уж совсем мало русского.

- Да ты что? - передернула слова.

Закивал головой.

- И кто ты? Индеец?

(рассмеялся)

- Нет. Чернокожий абориген.

- Да ты что? - съязвила. - Как же я сразу-то не догадалась?! А ведь как похож!

(и вновь смеется)

Тягучая, интригующая пауза. И, немного приблизившись, шепнул:

- Во мне кровь француза. Что не есть. Луи Батист Матуа. По кличке "товарищ Федор".

Не сдержалась - громко расхохоталась. Но тут же испуганно осеклась - прикрыла рот рукой и замерла. Живо осмотрелась по сторонам - никто не видел.

- А говорил-то, - ехидно закачала я головой. - Смоленск, Смоленск.

- Зато я там учился.

Удивленно выгнула я бровь, метнув короткий взгляд. А потом застыла.

- Нет, ты, конечно, молодец. Не то что я.... толку что столько времени и чести? - Тяжелый вздох. - Все равно дальше медсестры боюсь идти.

Рассмеялся.

- Знаешь, я такой наглой лжи еще никогда не слышал.

- Чего?! - заревела я и уставила на него, полный негодования, взгляд.

- "Боится она вершить чужие судьбы". И кто это говорит, та которая за последние двести лет так все переменила в нашем обществе, что едва ли можно узнать что-то из старого, сумасбродного уклада.

Замерла я, кое-что осознав.

- Двести лет?

- Ну, где-то так... - поспешил оправдаться мой Хирург.

- Это сколько же тебе, подлый лягушатник?

- Это почему сразу подлый?

- Ты не ответил!

- Ты тоже!

- Я пошутила.

- А я нет, - резко дернулся и давай дразнить меня, пытаясь щекотать бока. Отдернулась, отбилась и тут же отодвинулась.

- Перестань! - обреченно вскрикнула, чувствуя, что проиграю (в принципе, как всегда).

Замер.

Не отступаю от своего.

- Так сколько тебе? Два века?

- Чуть больше. Два с половиной где-то. Я как-то не считал.

- И что, не помнишь в каком году родился?

- Примерно. Тогда было не до этого.

- Ужас какой, - съехидничала я, хотя понимала, что тут особо нет над чем иронизировать. Такие уж то были времена, тяжелые и темные... - Кстати, а разговариваешь, конечно, безупречно. Ни малейшего акцента.

- Да-к, сколько прожил в России. Моя вторая родина. А ты? Как тебе удалось, будучи... "принцессой макаронников"? - "оплеуха в ответ"; поймала, поняла, проглотила. Улыбаюсь.

- Да как, я же та самая "барышня" в нашем Ордене, которая так безумно помешена на искусстве и образовании. Вот и не обхожу стороной ни науки, ни языки. А года упорных тренировок берут свое. Chacun а son pйchй mignon[10][10], - едва слышно добавила, чтобы никто, кроме Федора, не услышал. Кроме... Луи.

Улыбнулся, тягучие секунды, и все-таки не совладав с собой, рассмеялся.

- Что? - пристыжено уставилась на него, чувствую что краснею.

- Ничего. Просто, неожиданно. Слушай, - вдруг резко вскочил на ноги. - Можно тебя пригласить на танец? Прошу?

Скривилась, сконфужено отведя взгляд.

- Да полно смущаться. Сегодня такой день! ТАКОЙ ДЕНЬ! Грех не повеселиться, тем более, что никто не знает, что нас ждет завтра. Ну же, давай!

Несмело коснулся моей руки своею. Потянул на себя - поддалась.

Робко прижал к себе, забыв о расстоянии приличия.

Уткнулась ему в шею. Глубокий вдох - и выровнялась.

Нежные, плавные движения в такт музыки. Веки прикрыла. Мысли неспешно кружились, словно снежинки, оседая на дне рассудка. Его аромат. Тихое, родное дыхание. Я тонула в этих умопомрачительных чувствах, отчего хотелось навсегда растаять здесь и сейчас, и больше никогда не расставаться.

- Луи, - едва слышно, неосознанно прошептала. Невольно дрогнул. Остановился.

Его щека коснулась моего лица, легкой щетиной слегка царапнув. Тепло вмиг разлилось по всему телу, скатываясь волной жара вниз. Облизал губы. Взгляды заметались то на мои уста, то в глаза. В шаге от поступка, от которого трепет дрожью пробивает все тело.

Но едва он дрогнул, наклонился в попытке приблизиться своими губами к моим - как тут же проиграла я сама с собой бой - и резко, стыдливо прижалась щекой к его плечу, прячась от греха и соблазна. Пристыжено зажмурила веки, отчего слезы не удержались на ресницах - и тихой рекой покатились вниз.

- Прости, - едва слышно шепнул. Но из объятий не выпустил. Не прогнал... - Прости меня, я не должен был.

- Это ты прости, Федя... я тебя люблю. Очень люблю, - искренность сама взорвалась во мне, словно давно созревший плод. - Только, боюсь, эта не та любовь, на которую ты рассчитываешь. На которую заслуживаешь. Я слишком давно одна, и я разучилась быть "чьей-то".

Руки его сплыли вниз, немного отстранил, давая себе возможность взглянуть мне в глаза. Нежная, понимающая улыбка.

- Друзья?

Пристыжено поджала губы (внутри сгорая от ненависти самой к себе; за свою слабость, за свой страх и боязнь к переменам, к открытости, к отношениям).

Несмело, неуверенно закивала головой. Кривая, лживая улыбка.

- Друзья, - решаюсь повторить... сухими от волнения, губами.

***

От того тяжелого, но такого важного разговора в ночь моего приезда, наши отношения, слава Господу, не испортились. Хотя я до ужаса этого боялась. Нет, Федор, Луи, все воспринял достойно, как и подобает воспитанному мужчине. И потом, возможно, он тоже не особо был уверен в своих чувствах. Просто, запутались. Ностальгия, переживания, разлука сыграли с нами злую шутку, перевернув все внутри и спутав нити разума и сердца, сотрудничества, дружбы и влечения.