* * *

Интересна наша дальнейшая судьба в Захедане. Ближе к вечеру оказалось, что Макс не нашёл себе приемлемого отеля, вернее нашёл, но один не хотел туда идти, говоря, что у него нет будильника (а мы должны были назавтра встречаться на автовокзале в 6 утра). Я же, владелец будильника, в отель не хотел. Мы нашли на карте туристский кэмпинг — он находился на выезде из города (где шоссе на Пакистан). В кэмпинге нам предложили ночлег в домиках. Мы отказались и решили поставить палатку. Поставить палатку бесплатно нам не разрешили, вернее, одни сотрудники кэмпинга разрешали, а другие нет. Мы покинули кэмпинг (Макс всё ворчал, что это по моей вине, можно было, дескать, договориться) и пошли на выезд из города, чтобы поставить палатку там.

Однако нужно помнить, что это был выезд из города на восток, в Пакистан, и по обе стороны дороги шли, как мы различали в темноте, какие-то заборы. Наконец город кончился, и мы пришли прямо на военный контрольный пост со шлагбаумом! Здание светилось окошками. Отступать было некуда (повернуть назад, в темноту — ещё начнут стрелять?), и мы зашли туда, спрашивая, можно ли переночевать у них. Удивлённые лица. Командир позвонил старшему, англоговорящему человеку, и я через телефон задал свои вопросы. Заночевать и даже поставить палатку рядом нам не разрешили, и мы с Максом вернулись в Захедан, где и улеглись спать на каком-то поле типа футбольного, скрытые от глаз людей окружающим его забором. Мы слегка беспокоились, ибо в приграничном Захедане люди, остающиеся на ночлег, должны регистрироваться в полиции, но всё обошлось.

Теперь представьте себе какое-нибудь наше приграничье, типа Выборга. Двое иностранцев, по-русски ни бум-бум, идут с рюкзаками в сторону границы, ночью, и напарываются на пограничный чек-пост. Я думаю, их бы непременно оставили ночевать, но не в палатке, а в кутузке.

Письмо седьмое.

Пакистан, автобус Тафтан-Кветта, 27.02.98.

Сегодня мы покинули гостеприимный, но приставучий город Захедан. Весьма хорошее настроение у меня было в этом городе, чувствовалась полнота жизни и кайф. Утром ввосьмером (девятый, Хип, уже, вероятно, в Индии) выехали из Захедана, и пройдя несколько военных постов, прибыли на границу — в Тафтан.

Кстати, достижение границы достойно подробных словес. Между последним иранским городом Захеданом и границей около 90 километров. На этом отрезке пустыни есть только одна небольшая деревушка — Мирджаве. Поток естественных машин невелик. Зато каждый уважающий себя житель Захедана, имеющий машину, пытается делать бизнес на перевозках иностранцев (автобус дёшев, но ходит нерегулярно, нам обещали его только к вечеру; мы же были напуганы слухами, что граница закрывается в 12.00). После нескольких попыток найти гараж, где можно встретить грузовик, идущий в Миржаве, мы направились на Мирджавинский выезд из города (фэлеке-Мирджаве), рядом со вчерашним кэмпингом, где были атакованы толпой водителей, словно ожидаваших нас. Только увидев нас, водители начали выкрикивать:

— Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан! Тафтан, Тафтан, Тафтан! Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан! Тафтан, Тафтан, Тафтан! Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан!

При ближайшем рассмотрении оказалось, что таксисты хотят получить 10.000 риалов с каждого из нас. Не соглашаясь, мы направились пешком в сторону Тафтана, чтобы отделаться от шлейфа предлагателей навязчивых услуг, мечтая в спокойной обстановке застопить какую-нибудь бесплатную машину.

Водители не отставали. Одни пешком, другие — сев в свои «Тойоты», они догоняли нас.

— Тафтан! Шаштсад томан (8.000)!

— Тафтан! Панджсад томан (5.000)!

Мы уже заранее договорились, что готовы заплатить сесад томан (3.000) с человека. На том и стояли. Нас уже было шесть человек (другие двое, Дима и Данила, отделились от нас; они уехали с другим такси, уже имевшим пассажиров). Вскоре один из водителей согласился на 3.000 и мы весело загрузились в кузов его «Тойоты». Надо сказать, что почти все такси имели кузов, удобный для размещения неограниченного числа пассажиров.

Несмотря на солнце, на скорости 90 км/час мы начали замерзать и завернулись в свои коврики. Справа от дороги шла пустыня, совершенно безжизненная, с ниточкой железной дороги (здесь раз в неделю ходит международный поезд); слева был виден забор и колючая проволока; за ними — горы. Это уже пакистанские горы. Завёрнутые в коврики, в таком виде мы и прибыли на границу, приготовив водителю 18.000 риалов с шестерых в качестве вознаграждения.

Но водитель сделал вид, что ожидал большего.

— Ну что, мужики, как договаривались, по червонцу! — произнёс он на непонятном нам языке, но его желание было понятно и без слов. Получив меньшую сумму, водитель устроил скандал, и в поисках сочувствующих, обратился к уже встреченному нами накануне переводчику («дешевле ничего не бывает»).

Но, при посредничестве переводчика, нам всё же удалось отстоять свою пуль-надорамность, и мы прошли в ворота Mirjave Custom Post.

Мы беспокоились, что на границе нам скажут: а ну-ка, ребята, вы же ехали в Туркмению, а тут что делаете? (Будучи в Ереване, мы оформляли иранские визы как «транзит в Туркмению», ведь пакистанских виз у нас не было и оформлять туда транзит мы не могли!) И впрямь, таможенники посмотрели в наши паспорта и в компьютер и увидели, что мы собирались выезжать в Туркменистан, — но никакого переполоха это изменение планов не вызвало. Начался таможенный обыск; первого обыскивали методично и тщательно, второго — спокойно и отвлечённо… последний только открыл и закрыл свой рюкзак. И вот мы идём дальше и выходим из Ирана навстречу новым приключениям через небольшую металлическую дверцу…

На той, пакистанской, стороне границы, не успели мы дойти до таможни, прямо за железной дверцей, на нейтральной полосе, нас встретил шум и целая орда лиц, предлагающих разные услуги, а именно: 1) автобус в Кветту, 2) «change money», 3) «хотел». Вероятно, перед нами было всё население Тафтана. Мы не поддавались; цена на автобус снизилась с 250 до 200 пакистанских рупий, а курс иранского риала, наоборот, вырос с 5 до 8 рупий на тысячу. Риалы с портретами бородатого имама Хомейни в чалме мы поменяли на рупии с портретами безбородого Мухаммеда Али Джинны (основатель Пакистана) в папахе.

Автобусом пренебрегли, поставили штампики в паспорт, прошли таможню (никто наши рюкзаки не открывал) и пошли на трассу. Автобусы и пешие предлагатели услуг, начавшие охоту за нами на нейтральной полосе, обошли одинокую будку таможни и последовали за нами на расстояние 1 км.

— Мой автобус — хороший автобус. Я буду ехать специально для вас и останавливаться в тех местах, где вы пожелаете, — говорил один из водителей автобусов.

— Моим автобусом пользовались туристы из разных стран. Вот, посмотрите, — и второй водитель листал перед нашими удаляющимися носами записную книжку с обилием адресов и благодарственных надписей от жителей всех стран цивилизованного мира.

— Вам будет очень трудно дойти в Кветту пешком. Здесь более 500 миль, и на всей дороге вы не найдёте воды, еды или хотеля. А здесь, в Тафтане, у меня есть хотель, вы можете переночевать, поесть, а назавтра уже отправиться в путь, — настаивал владелец ночлежки.

Только после долгих наших отказов назойливые предлагатели, пройдя с нами по трассе более километра, уверовали в то, что мы сумасшедшие и направляемся в Кветту пешком, и отошли от нас, чтобы выявить других, более стандартных клиентов.

Рассредоточившись по пустой трассе, мы вскоре застопили рейсовый автобус. Это был первый проезжающий транспорт, встреченный нами здесь.

Автобус, увидев «дополнительных» клиентов, был вне себя от счастья.

— Кветта, Кветта! Всего 250, ой, 200 рупий! Это последний автобус, больше автобусов не будет! — зазывал плотный, бородатый пакистанец-кассир. Автобус был настоящим рейсовым, на крыше и в салоне его находилось множество грузов, а именно: синие пластмассовые бочонки для воды и мешки с зерном. Внутри автобус был уже набит пакистанцами.

Поддавшись уговорам кассира, мы согласились на перевозку наших тел в Кветту; наша цена — 80 рупий на человека — в результате удовлетворила кассира, и мы — о случай! — второй раз за эту поездку пренебрегли автостопом и первые 750 км едем в трясучем автобусе по чрезвычайно безжизненной пустыне.

Автобус — это песня! Это Интернационал! Дорога дрянь, это не Иран! Населённых пунктов почти нет (см. карту), зато есть мухи и прочие насекомые. Впечатлений много, как никогда. Всё невероятно классно. Крымская с нами — отважная женщина! Пустыня и горы. Будем изучать язык урду.

…Ехали мы не очень долго. Разноцветный автобус, наполненный бородатыми пакистанцами и синими пластмассовыми бочонками, сломался. Пассажиры спокойно отнеслись к этому и разбрелись по пустыне: одни совершали намаз, другие отправляли естественные надобности, сидя на корточках (благодаря их длинным юбкам процесс был почти незаметен). Здесь все мужики, даже солдаты, носят юбки поверх штанов.

Починить автобус не удалось. Мимо проехала «Тойота» и забрала в свой кузов наиболее торопливых пакистанцев. Мы пока пребывали в спокойствии, кроме Владимира, который был недоволен и ворчал: последний раз, больше никогда не буду ездить рейсовым транспортом, поехали стопом и т. д.. Через час подошёл другой автобус и пассажиры полезли в него, но поместились не все: он был и так полноват. Тут подошёл и третий автобус (мы с улыбкой вспомнили речения водителя, что его автобус — последний…) На этом мы и продолжили свой путь.

Поездка автобусом из Тафтана в Кветту весьма интересна. Первоначально, из книг, мы узнали, что участок Западного Пакистана, от Тафтана (границы) до Кветты, является наиболее опасным ввиду (якобы) конфликтов населяющих пустыню племён. Машины (якобы) следуют на этом участке только в полицейском конвое — для безопасности. Всё это оказалось туфтою. Никаких конфликтов и конвоев в пустыне не было. Правда, четыре раза за ночь в автобус заходили солдаты и светили фонарями в поисках неясно кого. Некоторые солдаты искали контрабанду (на полу автобуса лежали большие, 50-килограммовые, мешки непонятно с чем). Это выглядит так: солдат идёт по салону и пинает мешки сапогом. Найдя подозрительный мешок, он достаёт из кармана большую отвёртку и начинает ковырять мешок. Пассажиры (сонно) и солдаты (подозрительно) смотрят. Проковыряв дырку, солдат просовывает в неё свой коричневый палец и ковыряется в мешке. Оп-с! Вынимает палец, из дырки выглядывает пшеница. А, пшеница, думает солдат, и поворачиваясь, уходит с отвёрткой прочь. Дорога — узкая, плохой асфальт.

Ночью, часа в четыре, мы прибыли в гараж, находящийся непонятно где. Было темно. Убедившись, что это Кветта, замёрзшие путешественники (в автобусе было тряско, но холодно) вылезли наружу. Нам повезло — через полчаса мы добрались до железнодорожного вокзала, где расстелили на полу коврики и спальники и проспали до утра. Проснувшись, мы вышли и отправились на почтамт.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: