Кэмерон Ньютон был единственным человеком в школе, на кого этой осенью было направлено больше странных взглядом, чем на Скарлетт. Он был новичком, в сентябре ему было довольно-таки трудно. Кэмерон был одним из тех парней, что отличаются высоким ростом, худобой и бледной кожей. Он всегда носил черное и выглядел то ли полуживым, то ли полумертвым, зависит от того, насколько оптимистично вы на это смотрите.

Как бы то ни было, ему было непросто. Но я уже разучилась удивляться, поэтому не нашла ничего слишком уж особенного обычного в том, что однажды утром нашла Кэмерона за нашим со Скарлетт столом в классе коммерческого дизайна.

- Смотри-ка, - просто прошептала я подруге, - это Кэмерон Ньютон.

- Да, - весело отозвалась она, помахав ему рукой. Он нервно улыбнулся в ответ. – Он милый парень. Я пригласила его сесть с нами.

- Что? – но было уже поздно, мы подошли к столу, и Кэмерон смотрел на нас снизу вверх. Черные джинсы. Черная водолазка. Даже его глаза казались черными.

- Привет, Кэмерон, - сказала Скарлетт, отодвигая стул рядом с ним и садясь. – Это Галлея.

- Привет.

- Привет, - его голос оказался удивительно глубоким для такого худющего парня, а еще у него был акцент, который заставлял вас вслушиваться, чтобы понять, что он говорит. У Кэмерона были длинные тонкие пальцы, и сейчас он был занят обработкой шпателем куска глины.

- Последние пять лет Кэмерон жил во Франции, - сообщила Скарлетт, когда мы расположили буквы алфавита в нужном порядке. – Его отец – известный повар.

- Правда? – удивилась я. Кэмерон все еще заставлял меня нервничать. Он производил впечатление одинокого и замкнутого человека, который много времени проводил в одиночестве. – Это… интересно.

Скарлетт пнула меня под столом и посмотрела на меня, словно я пыталась пошутить над Кэмероном, хотя на самом деле нет. Кэмерон резко отодвинул стул и пошел в подсобку, где лежали разные материалы для поделок. Группа девочек за соседнем столом громко захихикала, когда он проходил мимо.

- Ты не сказала, что подружилась с Кэмероном Ньютоном, - тихо сказала я.

- Я не думала, что это так важно, - ответила подруга, вырезая ровную букву «О». – В любом случае, это круто. Вчера я была здесь одна и слышала абсолютно все, о чем трепались Марианна Листер и ее подружки. Бла-бла-бла, Майкл Шервуд, бла-бла-бла, ребенок Скарлетт, - передразнила она.

- Они болтали о тебе? – я повернулась, чтобы найти взглядом Марианну. А вот и она, смотрит в нашу сторону, ее губы шевелятся, подружка справа от нее хихикает. Я отвернулась.

- Сегодня мне все равно, - произнесла Скарлетт, - но вчера меня тошнило все утро, я была почти синяя, а тебя не было, так что все просто свалилось на меня. Я начала плакать прямо здесь, на коммерческом дизайне, и пыталась скрыть это, но не получалось . Я чувствовала себя такой жалкой и ничтожной, а тут Кэмерон вдруг подошел ко мне и положил передо мной кусочек глины. И это была Марианна Листер.

- Чего-чего?

- Марианна Листер. В смысле, это была идеальная головка с ее лицом, и все детали были просто потрясающими. Он сделал даже эту маленькую родинку на ее щеке и оформил воротник ее свитера.

- Зачем? – я оглянулась на подсобку, где скрылся Кэмерон.

- Понятия не имею. Но я сказала ему, что это мило, но он вроде как проигнорировал меня и дал мне свой учебник по истории. А потом вложил мне в руку фигурку. Я не знала, что с этим делать и протянула ему назад. И тут же она и ее подружки начали шутить о нас с ним.

- Ненавижу ее, - буркнула я.

- Нет, ты послушай, - Скарлетт рассмеялась. – Так вот, Кэмерон совершенно спокойно взял книгу, поставил голову Марианны на стол и треснул по ней! Просто вот так: «Бах!». Э было так смешно, Галлея, я чуть не умерла от хохота. А потом он дал книгу мне, и мы вместе превратили Марианну в лепешку. Говорю тебе, он бунтарь!

- Бунтарь, - пробормотала я за ней, когда Кэмерон вышел из подсобки с еще одним куском глины в руках. Он смотрел прямо на нас. – Не знаю.

- Правда, - кивнула Скарлетт, когда он подошел чуть ближе. – Погоди, вот увидишь.

Остаток недели я провела, знакомясь с Сэмероном Ньютоном на уроках коммерческого дизайна. Моя подруга была права: он был забавным. Кэмерон мог пробормотать что-то себе под нос, и вот ты уже готов разразиться хохотом, даже если прекрасно понимаешь, что делать этого нельзя. Он был очень талантливым с глиной, по-настоящему одаренным, и мог легко изобразить лицо любого человека, идеально изображая даже самые мелкие детали. У него получалось потрясающее лицо Скарлетт, каждая линия повторяла ее собственные черты, а волосы, будто живые, изящно завивались возле плеч. Он делал и мою фигурку, передавая в глине мою полуулыбку и аккуратно изображая тонкий нос. Ему было под силу исполнить в глине весь мир, превратив его в миниатюрные копии нас настоящих.

Скарлетт радушно приняла Кэмерона в нашу маленькую компанию, а в моих глазах он как-то вырос, и мне стали приятны и глубокий голос Кэмерона, и его странный смех, и одежда неизменно черного цвета. У меня не было совершенно ничего общего с Кэмероном Ньютоном, кроме Скарлетт – и этого было достаточно, чтобы мы стали почти что хорошими друзьями.

Моя мама все еще была не в восторге от Мэйкона. Некоторых вещей о нем она по-прежнему не знала и знать наверняка не могла, но она подозревала. Подозревала, что это он звонит мне по ночам и оставляет сообщения, если я не беру трубку. Подозревала, что ему есть, что скрывать, раз, когда она берет трубку, из нее доносится лишь его дыхание, да и то всего на несколько секунд, а потом – гудки. В итоге мама постоянно кричала, чтобы я «сказала своим друзьям, чтобы они не звонили так часто», но на этом все и заканчивалось.

- Твоя мама ненавидит меня, - говорил Мэйкон. Кажется, ему это даже нравилось?

- Она тебя не знает.

- Эх, - отзывался он, и я чувствовала, как он улыбается. – Но знать меня, как ты понимаешь, уже означает – любить.

Из-за его звонков и других вещей, что ей не нравились, мама начала придумывать новые правила.

- Никаких звонков после половины одиннадцатого, - заявила она однажды утром, помешивая свой кофе. – Так и передай своим друзьям.

- Я не могу заставить их не звонить мне!

- Тогда скажи, что я заберу у тебя телефон, если это не прекратится, - коротко сказала она. – Ясно?

- Ясно. Но, конечно же, звонки никуда не исчезли. В итоге я не могла позволить себе крепко заснуть, чтобы успеть взять телефон после первой же трели и не позволить ему разбудить родителей. И все это лишь для того, чтобы Мэйкон пожелал мне спокойной ночи, откуда бы он ни звонил.

Были и другие моменты. Иногда по вечерам, когда Мэйкон знал, что я не могу с ним увидеться, он проезжал мимо нашего дома и нажимал на гудок или вообще останавливался под нашими окнами. Я знала, что он ждет меня, а он знал, что я не могу выйти. Но он все равно приезжал. И ждал меня.

Так что мне оставалось только лежать в кровати, улыбаясь про себя и думая о том, что сейчас его мысли занимаю лишь я одна. Затем он уезжал, а у наших соседей, мистера и миссис Харпер, всегда загорался свет – они все надеялись поймать наглеца, что разъезжает по улице по ночам и будит порядочных людей гудками машины. Я не знала, зачем Мэйкон это делает, как по мне, так он ходил по тонкому льду. Ему было известно, что мои родители строгие, но он все равно продолжал свои штучки. Из-за этого каждый раз, слыша гудок на улице, я чувствовала, как мой желудок сжимается и переворачивается. А мама всегда поднимала взгляд от газеты, книги, телевизора и смотрела на меня так, словно это я была за рулем, жала на гудок и терроризировала соседей.

Теперь мне приходилось изобретать новые пути, чтобы встречаться с ним. Я выходила из дома, шла к Скарлетт, проходила через черный ход ее дома и встречалась с Мэйконом через несколько улиц. А уж оттуда мы ехали туда, куда хотели. И я потихоньку начинала видеть его жизнь, узнавать мелкие детали одну за другой.