— Красота — самое странное свойство, — объявил Карфилхиот. — Кто был первым поэтом на Земле? Тот, кто изобрел идею красоты.

Король равнодушно пожал плечами и отпил из фиолетового стеклянного бокала.

— Наш мир — ужасное и, одновременно, прекрасное место, — продолжал Карфилхиот негромким мелодичным голосом. — Он почти всегда обманывает пылкого поэта, стремящегося увидеть идеал красоты.

Сулдрун, сжав руки перед собой, изучала кончики пальцев.

— Похоже, что вы не согласны, — сказал Карфилхиот.

— Ваш «пылкий поэт» мне кажется скучным собеседником.

Карфилхиот с притворным ужасом хлопнул себя по лбу.

— Вы бессердечны, как сама Диана. Неужели вам не нравится пылкий поэт, этот бедный помешанный, искатель приключений?

— Да, не нравится. Он кажется мне по меньшей мере сверхэмоциональным и эгоистичным. Вероятно таким «пылким поэтом» был император Нерон, который танцевал, глядя на пылающий Рим.

Король Касмир беспокойно шевельнулся; разговор казался ему бессмысленным и фривольным... Тем не менее Карфилхиот, похоже, наслаждался им. Неужели робкая одинокая Сулдрун умнее, чем он предполагал?

— Мне наш разговор представляется исключительно интересным, — сказал Карфилхиот, обращаясь к Сулдрун. — Не сможем ли мы продолжить его в другое время?

— Откровенно говоря, герцог Карфилхиот, — заявила Сулдрун самым официальным голосом, — мои мысли далеко не так глубоки, как ваши. Я боюсь оконфузиться, обсуждая такие вопросы с человеком вашего ума и опыта.

— Как пожелаете, — сказал Карфилхиот. — Тем не менее, разрешите мне просто наслаждаться вашим обществом.

В это мгновение король поспешил вмешаться, опасаясь, что непредсказуемый язычок Сулдрун оскорбит гостя.

— Герцог Карфилхиот, я заметил несколько лордов нашего королевства, ждущих, когда их представят.

Позже король отвел Сулдрун в сторонку.

— Я удивлен твоим поведением по отношению к герцогу! Ты даже представить себе не можешь вред, который нанесла; его добрая воля совершенно необходима для наших планов!

Стоя перед внушительной фигурой отца, Сулдрун почувствовала себя безвольной и беспомощной.

— Отец, пожалуйста, не заставляй меня выйти за герцог! — тихо взмолилась она. — Мне страшно в его обществе!

— Ба! Ты глупа и ничего не понимаешь, — жестко ответил Касмир, готовый к ее жалобам. — Уверяю тебя, герцог далеко не самый худший вариант. Все будет так, как я решу.

Сулдрун, стоя с опущенным вниз лицом, молчала; слов у нее не было. Король повернулся, прошел по Длинной галерее и поднялся к себе. Сулдрун, сжав кулаки и прижав их к бокам, какое-то время глядела на него. Потом повернулась, пробежала по галерее и выбежала на умирающий послеполуденный свет; вверх, в аркаду, через старые ворота, и вниз, в сад. Солнце, низко висевшее над горизонтом, светило из-под мрачных высоких облаков; сад казался холодным и далеким.

Спустившись по дорожке, она прошла мимо руин, уселась под старой липой и обхватила колени руками; она думала об ожидающей ее судьбе.

Безусловно, или во всяком случае ей так казалось, Карфилхиот захочет жениться на ней, увезти в Тинзин-Фираль и там, в свое время, выпытать все тайны ее души и тела... Солнце погрузилось в тучи, задул холодный ветер. Сулдрун вздрогнула, встала на ноги и, глядя в землю, медленно пошла обратно. И не успела она войти в свои комнаты, как леди Десди набросилась на нее с упреками.

— Где вы были? Королева приказала, чтобы я приготовила для вас лучшие платья; вечером будут пир и танцы. Ваша ванна уже готова.

Сулдрун покорно сбросила одежду и села в широкую мраморную ванну, до краев наполненную теплой водой. Служанки натерли ее мылом, сделанным из оливкового масла и пепла алое, потом промыли водой, пахнувшей вербеной, и высушили мягкими хлопковыми полотенцами.

Ее волосы расчесывали до тех пор, пока они не засверкали. Потом на нее надели темно-синее платье и повязали на голову серебряную повязку, инкрустированную кусочками лазурита.

Леди Десди отступила на шаг.

— Это лучшее, что я могу сделать с вами. Теперь, нет никаких сомнений, вы красивы и привлекательны. Однако кое-чего не хватает. Вам надо пофлиртовать с герцогом — но не слишком, имейте в виду! Дайте ему понять, что вы понимаете его намерения. Девушка без озорной улыбки — все равно, что еда без соли... Вот, настойка из наперстянки, чтобы глаза заблестели!

Сулдрун отшатнулась.

— Не хочу и не буду!

Леди Десди хорошо знала, что уговаривать бесполезно.

— Вы самая упрямая девица на свете! И, как обычно, делаете только то, что вам нравится.

Сулдрун горько рассмеялась.

— Если бы я делала только то, что хочу, я точно не пошла бы на бал.

— Вы, дерзкая маленькая жеманница. — Леди Деси поцеловала Сулдрун в лоб. — Ну, надеюсь, что жизнь будет плясать под вашу мелодию... Пошли, нас ждет пир. И, умоляю, будьте повежливее с герцогом, потому что ваш отец надеется на помолвку.

Король Касмир и королева Соллас сидели во главе пиршественного стола, Сулдрун посадили справа от отца, а Карфилхиота — слева от королевы.

Сулдрун незаметно изучала Карфилхиота. Чистая кожа, густые черные волосы, блестящие глаза: безусловно красив, почти слишком. Он изящно ел и пил, и вежливо разговаривал; единственное, что казалось притворством — скромность, с которой он говорил о себе. И, тем не менее, Сулдрун обнаружила, что не в состоянии встретить его взгляд: когда обстоятельства заставляли ее разговаривать с ним, слова с трудом выходили из горла.

Она догадывалась, что Карфилхиот чувствует ее неприязнь, но, казалось, это только постегивало его. Он стал даже еще больше льстивым, как если бы хотел победить ее антипатию безупречной галантностью.

И все время, как мороз в воздухе, Сулдрун чувствовала осторожное внимание отца, причем до такой степени, что начала терять самообладание. Она склонилась над тарелкой, но от волнения кусок не шел в горло.

Она протянула руку к бокалу и встретилась со взглядом Карфилхиот.

На мгновение она застыла, как парализованная. «Он знает, о чем я думаю, мои мысли. Он знает — и улыбается, как если бы уже завладел мною...» Сулдрун с трудом оторвала взгляд и уставилась на тарелку. Все еще улыбаясь, Карфилхиот повернулся, чтобы выслушать королеву.

Сулдрун казалось, что во время бала ей удастся остаться незамеченной, если она смешается со своими фрейлинами. Как бы не так! Сэр Эшар, младший сенешаль, разыскал ее и привел туда, где собрались король, королева, герцог и другие вельможи. Зазвучала музыка, герцог Карфилхиот протянул ей руку, и она не осмелилась отказаться.

В молчании они проделали все па, шли вперед и назад, кланялись и грациозно крутились среди цветных шелковых платьев и вздыхающих атласных рубашек. Тысяча свечей в шести массивных канделябрах заливала зал мягким светом.

Наконец музыка остановилась. Карфилхиот подвел Сулдрун к стене зала, и отвел в сторонку.

— Не знаю, что и сказать, — заметил он. — Вы ведете себя так холодно, как будто вам чем-то угрожает.

— Сэр, — ответила Сулдрун как можно суше, — я не привыкла к таким роскошным приемам, и, откровенно говоря, мне не до веселья.

— То есть вы бы предпочли быть где-то в другом месте?

Сулдрун взглянула туда, где стоял король вместе с придворными.

— Мои предпочтения, какими бы они ни были, важны только для меня. Так мне дали понять.

— Конечно вы ошибаетесь! Мне, например, ваши предпочтения очень интересны. На самом деле я нахожу вас очень... необычной.

В ответ Сулдрун только неопределенно пожала плечами, и на мгновение с Карфилхиота слетала изящная причудливость; он заговорил напряженно и даже резко.

— То есть вы считаете меня тусклым и даже скучным человеком? — По-видимому он надеялся на смущенное отрицание.

— Сэр, вы гость моего отца, — рассеянно сказала Сулдрун и оглянулась по сторонам. — Мне не положено высказывать такое мнение, или вообще какое-нибудь мнение.

Карфилхиот негромко засмеялся, таким странным смехом, что Сулдрун, вздрогнув, с изумлением взглянула на него и как будто увидела через трещину душу герцога; впрочем в следующее мгновение он пришел в себя. Снова беззаботный и любезный, он протянул к ней руки, выражая вежливое комическое разочарование.