Федя Ямпольский, студент-химик первого курса, только что окончивший рабфак, не имел специальных обязанностей. Но и он нашел себе занятие, наблюдая за смешиванием и соединением газов в воздушной и водяной машинах, и следил с глубоким интересом за работой механизмов. Таким образом, почти все население корабля имело постоянные занятия. Однако ощущение близкой гибели ни на минуту не оставляло путешественников. Может-быть, невольной виной этого были Костров и Соня. Зажегшееся в них обоюдное чувство, которое они не умели скрыть, производило тяжелое впечатление на фоне ожидания смерти. Они ничем не были заняты, уделяя все внимание друг другу и как бы ловя последние мгновения. Они уединялись в отдаленные места каюты, и товарищи, бережно и заботливо охранявшие их уединение, видя это чувство, так властно напоминавшее о радости жизни, сильнее чувствовали неизбежность смерти. Милая русая головка Сони и грустные, полные нежности, глаза Кострова являлись для товарищей символом счастья, которого уже никогда не будет.

Тер-Степанов почти не выходил из своей кабины. В окошечко, находившееся на уровне его роста, он следил, не покажется ли вблизи какая-нибудь планета, не придется ли тормозить ракету для спуска. Наперекор логике, в нем тлела какая-то смутная надежда, хотя он сам про себя смеялся над ней.

Шел тридцать шестой день полета, и в этот день все было как обычно. Постукивала динамо, чуть слышно шипел газ в машинах, каждый в каюте был занят своим обычным делом. Только Тамара читала какую-то книжку, да Соня с Костровым молча стояли у библиотечного шкафа. Сергеев возился у телескопа. Ямпольский подошел к нему и хотел что-то сказать. Но в тот момент, когда он коснулся рукой плеча товарища, углубившегося в наблюдение, вдруг раздался сильный треск, ракету резко качнуло, и она легла на бок.

IX. Малая планета

Если бы с потолка каюты вдруг спрыгнул профессор Сергеев и крикнул путешественникам «Добро пожаловать на Луну», то и тогда их изумление было бы, вероятно, меньше. Раз толчок — значит прилетели куда-то, очутились на какой-то планете. Но на какой? Выражение растерянности, недоумения, изумления на человеческих лицах никогда еще не было столь сильным.

— Неужели мы на Луну прилетели? — первым нарушил молчание Веткин.

— Держи карман шире, — сердито ответил Тер-Степанов, выйдя из своей кабины и держась за лоб, на котором вскочила здоровенная шишка. — До Луны лёту десять часов, а мы летели почти тридцать шесть суток.[11]

— Но, во всяком случае, это не Юпитер и не Солнце, — заметила Тамара.

— Ясно, так как мы не сгорели.

Когда несколько улеглась первая суматоха, Семен рассказал товарищам, что заметил в окно своей кабины какое-то планетное тело и моментально стал тормозить ракету. Но времени для торможения оставалось уже, конечно, очень мало.

— Удивляюсь еще, как мы не расшиблись вдребезги! — закончил он.

Сергеев тем временем пробрался к одному из окон верхней части конуса. Сделать это было теперь очень легко, надо было только пройти по стене, так как ракета лежала на боку. Вся сдержанность Петра оставила его, так исключительно было зрелище, явившееся его глазам.

Товарищи, сюда! — закричал он, размахивая руками…

Все бросились к окнам. Действительность, увиденная через окна, превосходила все, что могла бы нарисовать фантазия.

На планете был день, но абсолютно безоблачное небо было не голубым, как привыкли видеть его на Земле, а совершенно черным, таким черным, каким оно не бывает на Земле в самые темные ночи, то же черное небо, что было видно из окон ракеты во все время полета. Однако вся поверхность неведомой планеты была залита солнечным светом. Правда, свет этот был далеко не так ярок, как на Земле. Солнце, окруженное серебристой короной, видно было в одно из окон, оно казалось в семь или восемь раз меньше, чем с Земли, и несколько тусклым.

Но еще поразительнее был видимый из окон горизонт. Несмотря на ровную поверхность планеты, он был так близок, что до него можно было почти буквально «рукой подать».{14}

Когда прошло первое возбуждение, вызванное неожиданным падением ракеты, путешественники обратили внимание на то, что сила тяжести, которой они не чувствовали, пока корабль летел в пространстве, снова вступила в свои права. Однако, насколько они могли заметить (они ведь успели отвыкнуть от нее), эта сила была значительно слабее, чем на Земле, и только потому, что они привыкли уже к полной невесомости, притяжение не показалось им ничтожно малым.

— Все-таки, где же это мы? — спросил Петров.

— Это можно сообразить, — ответил Сергеев.

— Что же ты думаешь по этому поводу? — обратился к нему Степанов.

— Очень просто. Солнце здесь кажется в семь или восемь раз меньше, чем с Земли: стало-быть, мы находимся немного менее, чем втрое, дальше от него. На таком расстоянии от Солнца не находится ни одна из больших планет, а только некоторые из астероидов.{15}

— Это еще что за штука? — воскликнула Нюра.

— Это, — неторопливо ответил Сергеев, — малые планеты солнечной системы, большая часть которых расположена между Марсом и Юпитером.

— И много их? — удивилась Нюра.

— Да, побольше тысячи.

Нюра обиделась.

— Нашел время шутить! Тебя серьезно спрашивают, а ты дурака валяешь.

— Напрасно ты взъелась, Нюрка, — вступился Тер-Степанов. — Петя говорит сущую правду.

— И что ж, они очень малы, эти аст… астр… тьфу, чорт, и не выговоришь! Астроноиды, что ли?

— Астероиды. Привыкай, Нюрка, как звать новое отечество.

— Ладно. Много они меньше Земли?

— Сообрази-ка: общая масса всех астероидов, взятых вместе, меньше, чем масса Луны. А ведь ее диаметр почти вчетверо меньше земного. Ну-ка, Сергеев, а каковы диаметры астероидов?

— Разные: от пяти километров до семисот-восьмисот, приблизительно. Тогда как диаметр Земли — около тринадцати тысяч километров.

— Ловко! — восхитилась Нюра, поверившая, наконец, в существование астероидов. — Настоящий разновес. А планета с поперечником в пять километров — да ее в игрушечный магазин отправить!

— Ну, вы, ученые, — вмешался теперь пилот, — нашли время лекции читать! Давайте-ка лучше выясним, на какой именно из ваших многочисленных астероидов мы попали. Можно это узнать?

— Думаю, что можно, — задумчиво проговорил Сергеев. — Во всяком случае, можно хоть выделить из общей массы некоторые с большой степенью вероятия.

— Как?

— Да вот: Солнце от этой планеты приблизительно втрое дальше, чем от Земли. Сюда, например, довольно точно подходят крупнейшие из астероидов — Церера и Паллада. Их среднее расстояние от Солнца в 2,8 раза больше, чем расстояние Земли. Но у нас есть способ еще точнее выяснить, на какую планету мы попали.

— Какой способ? — спросил Тер-Степанов, внимательно слушавший Сергеева.

— Среди наших книг по астрономии есть одна, в которой приведена полная таблица диаметров астероидов, — ответил Петр.

— И, значит, если мы узнаем величину диаметра нашей планеты, то сможем узнать и ее название.

— Сказал! — крикнула Нюра, — как же ты измеришь диаметр?

Петр улыбнулся.

— Его не надо измерять, его можно вычислить. В космографии есть очень несложная формула, благодаря ей легко вычисляется длина земного диаметра. Эту формулу мы применим для вычисления диаметра нашей планеты.

— Что же это за чудесная формула? — удивилась Нюра.

— Ничего чудесного, одна ловкость рук, — пошутил Сергеев. — Но для этого нам надо узнать вышину нашего ракетного корабля. Как бы ее измерить?

— Незачем трудиться, — возразил Тер-Степанов. — Я тебе точно скажу: она равна двадцати метрам.

— Отлично! — обрадовался Петр, — теперь у нас есть все данные.

И, развернув блокнот, он набросал на чистой страничке чертеж, приведенный на стр. 71.

вернуться

11

Тридцать шесть суток — для современный ракет — слишком малый срок. Путешествие на Марс (а Марс ближе Цереры) заняло бы, по сделанным за последнее время подсчетам, около 259 суток (Перельман, стр. 72). Но автор описывает ведь гораздо более совершенную ракету, нежели современные.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: