— Но, — возразила Соня Фрейман, — я никак не могу представить себе существо, живущее без кислорода и при 273° холода.^{2}

— Тебя никто и не просит представлять, — запальчиво воскликнул Гриша, — если они есть, ты убедишься, что, может-быть, они нисколько не похожи на те организмы, с которыми мы встречались на Земле.

— А верно, — медленно и раздумчиво произнес Федя Ямпольский, облокотившись на спинку стула, — совершенно нельзя и представить себе, какие странные, уродливые с нашей точки зрения органы могли выработаться под влиянием совершенно не сходных с земными условий.

— Пожалуй, с их точки зрения мы — ужасные уроды, — улыбнулась Соня.

Костров бросил на нее долгий взгляд. Он был очень рассеян и только сейчас как следует рассмотрел свою будущую спутницу: сияющие синие глаза, полная, но удивительно пропорционально сложенная фигурка, волосы ржаного цвета, стройные крепкие ноги…

— Ну, уже тебя-то они не назвали бы уродом! — искренно вырвалось у него, и все весело расхохотались.

В этот момент раздался тоненький голос электрического звонка и стук открываемой двери.

— Профессор! — воскликнул кто то, и все невольно притихли.

— Нет, это не профессор, — произнес Костров, — у него ключ.

В комнату торопливой походкой вошла брюнетка лет двадцати пяти, несколько грузная, но с привлекательным спокойным лицом.

— Здорово, Лиза! — приветствовала ее с дивана Тамара, — чуть не опоздала.

Лиза не успела ответить. Оставшаяся полуоткрытой после ее входа дверь резко распахнулась, и вошли двое: высокий худощавый старик и смуглый черноглазый юноша.

— Друзья мои, — сказал профессор, поздоровавшись со своими гостями, — позвольте вам представить вашего нового товарища: это — Семен Иосифович Тер-Степанов, пилот нашей ракеты.

Юноша весело смотрел на собравшихся влажными черными миндалевидными глазами.

— Надеюсь, товарищи, вы не будете так торжественно называть меня, — произнес он звучным баритоном, сразу наполнившим маленькую квадратную комнату.

— Садись, Сенька! — крикнула Нюра, — на Луне, небось, сдружимся!

Предстоявший сегодня полет сразу стал как-то ощутительно близок, и молодежь присмирела. Тогда все услышали мощное гудение мотора под окном.

— Нас ждет автомобиль, — сказал профессор.

Все спустились вниз и разместились в большой открытой машине. Авто плавно и стремительно понесся по торцовым мостовым. Стройные линейные просторы прекрасного города пробегали мимо. Машина быстро свернула на улицу Красных Зорь и покатила по направлению к Каменному мосту. Все продолжали хранить молчание.

Лиза сидела напротив профессора и пристально смотрела на этого удивительного человека, о котором уже говорил весь мир.

Ему было, по всей вероятности, за шестьдесят лет, может быть, — близко к семидесяти. Он был высок, худощав и прям, повидимому — крепок. Волосы у него были не седые, а скорее серо-пепельного цвета. От его фигуры и холодных четких черт лица веяло суровой сдержанностью. Но голубые глаза и неглубокая ямочка, раздваивавшая подбородок, неожиданно смягчали выражение лица, которое без этих живых человеческих черточек было бы воплощением математической формулы.

Автомобиль стремительным махом пересек Каменный мост и врезался в Парк Культуры и Отдыха (бывший Елагинский), где на небольшой поляне, окруженной колючей проволокой и сильными нарядами милиции, стояло грандиозное сооружение высотой в четырехъэтажный дом.

Ограду охватывали огромные деревянные трибуны, подобные древнему цирку под открытым небом, наполненные плотно утрамбованной людской массой. Ее миллионноголосый гул только потому не казался оглушительно — громким, что был ровен и смутен, как слитный гул отдаленного водопада. Но когда автомобиль остановился, этот мощный гул разом оборвался, и внезапная тишина оглушила прибывших. И они как бы почувствовали давление миллионного упорного взгляда.

Приехавшие сошли с машины и гуськом, вслед за профессором, прошли сквозь узкий проход мимо охранявшего милиционера.

— Кроме меня — одиннадцать человек, — коротко уронил профессор.

— Слушаю! — ответил милиционер и, сосчитав про себя входивших, захлопнул за последним из них проволочную калитку.

Внутри ограды их встретили представители Академии Наук, горсовета, правительства и иностранные делегации. Здесь же были родные и близкие путешественников.

Слезы? Увещания? Но все слова уже были сказаны, все слезы пролиты. А торжественные речи членов правительства и иностранцев (сквозь плотную ткань корректности последних просвечивала несомненная зависть) настраивали совсем на иной лад.

После речей и прощанья путешественники подошли к своему межпланетному кораблю.

Лиза, записавшаяся последней, теперь впервые видела ракету. Ее поразили размеры этого сооружения, которое вблизи оказалось еще громаднее; это был огромный конус, мягко заострявшийся к вершине. Площадь его основания равнялась площади немаленького дома.

— Ну, — сказал профессор своим резким металлическим голосом, — осмотрим ваше летучее жилище внутри.

Высокая лестница была прислонена к верхней части конуса. Профессор первый стал взбираться по ней, и все гуськом поднялись вслед за ним. Они влезли в большое овальное отверстие в верхней части алюминиевой стены и опустились по внутренней лестнице на круглый пол.

Оправившаяся от своего первоначального смущения и возбужденная необычайностью обстановки, молодежь весело и шумно рассыпалась по каюте. Ею была огромная круглая комната, вернее — зал, с яйцевидно-заостренным потолком. Овальные окна в верхней части стен давали вполне достаточно света. Несмотря на свою величину, помещение казалось даже несколько тесным, благодаря множеству наполнявших его предметов. Посреди комнаты находился довольно большой круглый стол. У стен, — вернее, у стены, так как цилиндр ракеты образовывал внутри одну круглую стену, — стояли какие-то шкафы, сундуки, баллоны, электрические печи, и все эти предметы были прочно привинчены к полу или стенам. Под одним из окон висел небольшой телескоп, а недалеко от него — круглые часы. К стенам были прикреплены веревочные гамаки, которые, очевидно, должны были служить путешественникам кроватями. На стенах, потолке и даже на полу висели удобные ременные поручни, в роде трамвайных.

В одной стороне круглого зала, у стены была отгороженная камера, служившая уборной и умывальной. Против нее находилась камера пилота.

— Это не вся ракета! — воскликнула Лиза, обращаясь к профессору.

— Да, — ответил Вячеслав Иванович, — жилое помещение занимает малую часть корабля. В нижней части находится вместилище для горючего.

Путешественники, вероятно, еще долго осматривали бы внутренность ракеты, но профессор торопился.

— Друзья мои! — воскликнул он, и его металлический голос собрал их вокруг него в середине зала. — Момент полета приближается. Через час вы отправитесь в неизведанный славный путь; я же должен уже теперь вас покинуть, чтобы поехать в Пулковскую обсерваторию, откуда я буду наблюдать за вашим полетом. Не стану произносить торжественных речей, но хочу предупредить вас, как сделал один древний полководец перед решительным сражением: кто не чувствует в себе достаточной твердости, пусть откажется. Время еще есть…

Единодушный негодующий ропот прервал его слова. Желающих остаться на Земле не оказалось.

Тогда профессор тепло, но сдержанно простился со всеми и, поднявшись по лестнице, исчез в овальном входном отверстии. Через несколько минут зарокотал, удаляясь, автомобиль. В ракете же началась оживленная суета. Под руководством пилота Тер-Степанова, который заблаговременно был посвящен во все детали устройства ракеты, стали готовиться к полету. Время шло незаметно, и висевшие на стене большие часы показывали без четверти семь. За этот короткий промежуток было сделано многое: окна и дверь герметически закрыты, воздушная машина пущена в ход. Глухо загудела маленькая, но мощная динамо гениальной конструкции профессора Сергеева. Она освещала каюту, давала ток электрическим печам и воздушной машине. От нее же шли провода в помещение с горючим материалом. Тер-Степанов скомандовал товарищам лечь в гамаки и пристегнуться ремнями, чтобы легче перенести толчок в момент отправления ракеты. Затем он удалился в свою кабину. Здесь на стене, рядом с кнопкой от проводов и таблицей скоростей, висел небольшой хронометр с особо прочным механизмом.