— И что?

— И ничего. Помнишь тех, кого мы обогнали?

— Ну?

— Они по этой дороге уходят. Все. Раненые. Гражданские. Если мы сейчас двинемся, а на дорогу хоть броневики разведывательные выскочат, они там такого наделают…

— Что предлагаешь, командир?

— Стоим тут до вечера. Сунется кто — объясним, что с нами лучше не связываться. Стемнеет — двинем дальше. Немцы ночью воевать не особо любят.

Кажется, капитан просто плюнул на всё. Если батальоном (хотя что там от батальона осталось?) взялась командовать странная девка со своими то ли испанцами, то ли, вообще, басками да приблудными пехотинцами, то, как говорится, вперёд и с песней. Иногда проще всего перевалить ответственность на другого. Раз уж другой так уверен, что надо делать, и просто светится энергией и вовсе неуместным оптимизмом. Словно "Малой кровью, могучим ударом" в голову ударило. Хотя, с такими танками и немудрено. Пусть, один из них и немец отбитый. Но Звезду-то она где-то получила, и судя по тому, как угрюмые испанцы чуть ли не в рот ей смотрят и с полуслова выполняют приказания… Капитан кое-что в людях понимает — давно танкисты знают командира. Видели, за что она Звезду получила, да и у них хватает наград, пусть и испанских.

Марина стоит у танка. Курит. В уши словно ваты натолкали. Кажется, всё, сегодня больше не сунутся. Получили своё… Хотя, без пехоты вряд ли бы отбились. Ругать немцев можно сколько угодно — ругай, не ругай — с танками они бороться умеют. Непривычные габариты и монструозные размеры машин если и могли напугать, то кого-то другого. Да и танкисты с артиллеристами стреляли метко. Кто другой бы — уже погорел. Да и ей, по большому счёту, повезло — успела заметить, как разворачивают тяжелую зенитку. Зенитчики могли бы натворить дел. Вот только командир "единицы" не за красивые глаза высшую награду своего мира имеет. Сила столкнулась с силой. Пусть и немного чужой для этого мира.

Подходит капитан. Марине даже шевелиться лениво. А вот капитан каким-то другим стал. Заматерел словно. Неужели, бывает так быстро? Хотя, кто знает. Она-то второй год воюет, мехвод с "двойки" — так вообще, с первого дня, а вот для них — первые бои.

— Капитан, не спросил… У тебя Звезда не за Испанию?

Хотелось соврать, но передумала. Люди почти всегда слышат только то, что готовы услышать.

— Нет, там вместе всё набралось, но по сути, за прорыв укрепленного района. ДОТ заткнула, да несколько пушек уничтожила.

— Понятно. На этом? — он хлопает по броне.

— Нет, на другом. Штурмовом с… шестидюймовой, — Марина впервые в жизни употребляет это слово вживую, хотя, калибр орудия ею и сокращён почти на два дюйма, — гаубицей. Мне эти паразиты ствол прострелили в конце концов. Броню взять так и не смогли. Хотя, стреляли метко. Как эти…

— Видел такой со здоровенной башней весной. Так и подумал, что ты из Ленинграда… Подумал вот, — он кивнул в сторону машин, — похоже, твои интернационалисты домой всё-таки вернутся, — хлопнул по броне, — своим ходом.

— Ну, до Пиренеев ещё топать и топать. Хотя…

— Теперь почему-то думаю — дойдём!

— Ага. Много слышала про места, где не бывала ни разу — поглядеть охота.

— Тут их дальше задерживать не имеет смысла. Знаю одно — нас тут они рано или поздно накроют. Поэтому — "Пантеру" взрываем, у неё всё равно топлива почти не осталось, а сами продолжаем движение.

— Здесь же война…

— Там тоже… Тут-то и без нас справятся, а вот там.

— Вот тол и пригодился! Давай, сапёр, минируй так, что бы только железки искорюченные после взрыва остались.

Сапер свое дело знает крепко. От танка осталась просто груда искорёженного металла. Башню разорвало, крышу выбило, командирскую башенку и то сорвало, ствол пушки разошелся лепестками словно чудовищный цветок.

— Восстановлению не подлежит, — флегматично констатирует Марина, — теперь и самый грамотный инженер не разберётся, чем это раньше было.

— Металлолома сейчас по лесам много валяется.

Петров только вздохнул.

— Удачи тебе, капитан.