В.Сапарин

Поющие пески

ПЕРВЫЕ ОТКРЫТИЯ

Картина хаотического нагромождения песка простиралась во все стороны. Словно кто–то нагнал сюда со всего света эти бесконечные гряды, поросшие редкой травой. Песок, песок без конца…

При охвате взглядом большого пространства улавливались как бы волны, надвигающиеся вал за валом параллельно друг другу; местами они загибались, словно обтекая препятствия. Кое–где возникали своего рода песчаные всплески, здесь виднелись высокие барханы, глубокие ямы, — казалось, попади сюда — и тебя закачает. В других местах скопления песка напоминали застывшую, мертвую зыбь.

Здесь, в малоисследованной еще части пустыни, все было как и тысячи лет назад.

Третьего дня колонна автомашин комплексной экспедиции, покинув железнодорожную станцию, двинулась в глубь итого царства песков.

Павлик и Галя, студенты–практиканты, похожие на брата и сестру, оба белокурые и худощавые, подпрыгивали на заднем сиденье маленькой подвижной машины и вертели головами, боясь пропустить что–нибудь значительное.

Автомобиль вел бывший колхозный механик и изобретатель Прохор Иванович Евстигнеев, прибывший в эти края с Тамбовщины, впервые, как и студенты–практиканты, очутившийся в пустыне. Он сел за руль как человек, привыкший обращаться с машинами. В экспедициях ценят людей, умеющих «по совместительству» выполнять разные дела; поэтому Прохора Ивановича как бывалого человека и включили в состав экспедиции в качестве технического работника.

В пути их машина вместе с несколькими другими отделилась от основной колонны. Экспедиция рассредотачивалась, так как предстояло охватить исследованиями большой район.

Они ехали без дороги, прямо по пескам.

В одном месте им попались такие сыпучие пески, что даже легкий, проворный автомобиль, прозванный шутливо «козлом», забуксовал. Песок летел из–под всех четырех его колес, а машина все глубже погружалась в расползающуюся сухую хлябь, натекшую у подножья бархана.

В том, что они отстали от остальных машин, не было еще большой беды. Но через полчаса «козел» вдруг затих. Отказал мотор.

Поющие пески pp00.jpg

А вслед за тем на дальних песчаных буграх появились дымки, скоро закурилась вся равнина, накаленная солнцем, задул ветер и начал сечь лицо жесткими песчинками.

Пришлось спасаться в палатке, разбитой в относительно безопасном месте. Песок несся уже не поземкой, а крутился в воздухе вихрями, засыпая уши и глаза; и когда Прохор Иванович хотел бросить последний взгляд на окружающее, прежде чем нырнуть под парусину, он ничего не увидел: была тьма.

Когда буря кончилась, путники стали совещаться, что делать.

Прохор Иванович почувствовал, что ему как старшему нужно сказать несколько слов для поднятия духа их маленького отряда. Но Прохор Иванович не был большим оратором. Поэтому официальная часть его речи была предельно краткой.

— Стало быть, пустыня, — сказал он, — явление природы. Отсталое несколько. Вот и все. А пугаться нечего. Падать духом тоже не след.

Но студенты, к его удивлению, вовсе и не казались озабоченными. Более того: им, по крайней мере Павлику, все это происшествие как будто даже нравилось.

— Ты не беспокойся, дядя Прохор, — сказал студент, натягивавший палатку, поваленную бурей; он встал на ноги и сдвинул кепку на затылок, — ничего не случится. Ты первый раз в экспедиции, ну тебе и кажется с непривычки, что дело плохо.

— Ты много бывал в экспедициях? — рассердился Прохор Иванович.

Он уже знал, что Павлик до университета учился в школе, никуда почти из родного города не выезжал и о жизни судил главным образом по книгам, которых, правда, прочел большое количество.

— У нас третий курс этой зимой на Кольский полуостров ездил, — сообщил Павлик. — На лыжах двести километров прошли. В пургу попали. На весь район шуму наделали: две группы лыжников искать наших вышли, самолет на разведку послали. Ну и все обошлось: только двое поморозили себе щеки. Для географа — самое рядовое дело…

Прохор Иванович и сам прекрасно понимал, что их отбившуюся машину с ее экипажем будут разыскивать и меры наверняка уже принимаются. Но сидеть и ждать, когда тебя «спасут», — это одно дело, а другие дело действовать самим. Не очень–то ловко, вместо того чтобы помогать экспедиции, отнимать у людей, делающих важное дело, время и силы из–за своей растерянности. Самим надо было выходить из положения. Кроме того, здесь, в этой дикой еще пустыне, могут произойти всякие случайности: могут и не сразу найти горстку людей в этих песках. Ответственность за Павлика и Галю лежала на нем.

— Конечно, пропасть не дадут, — сказал он. — Но, как говорится: на дядю надейся, а сам не плошай.

Это была любимая поговорка Прохора Ивановича. Но что могли они предпринять?

После долгих споров решили произвести разведку местности. Галя осталась в лагере, а мужчины с лопатой и брезентовым ведром на веревке отправились к подозрительной, как показалось студенту, впадине километрах в трех от их вынужденной стоянки.

Вначале шли сыпучие пески, ступать по которым было и утомительно и горячо. Казалось, что это неостывшая зола, и верилось, что в ней можно испечь или сварить яйцо. Ногам было жарко, несмотря на обувь. Сверху палило небесным жаром, сухим и словно сверкающим. В мозгу возникали навязчивые видения: холодная ключевая вода — то текущая прозрачными струями по камням, то налитая в стакан. Павлик то и дело облизывал запекшиеся губы. Он уже несколько раз тянулся за фляжкой, но каждый раз его останавливал суровый взор дяди Прохора. На своих коротких ногах, обутых в мягкие сапоги, дядя Прохор шагал по горячим пескам упорно и терпеливо, с таким видом, словно рюкзак и лопата, которую он держал на плече, не отягощали его.

Так несет бывалый солдат свою полную выкладку в снег и в дождь, в жару и в холод, сохраняя то спокойное выражение, которое в трудную минуту только и прочтешь на лице у русского человека.

Сыпучие пески скоро сменились бугристой поверхностью с чахлыми кустиками и высохшей серой травой.

Они прошли уже не три, а добрых пять километров, но ничего примечательного не обнаружили.

Но вот в понижении, между песчаными буграми, они увидели большую, ровную глинистую поверхность, растрескавшуюся на многоугольники.

— Такыр, — сказал Павлик.

Прохор Иванович ударил лопатой по поверхности такыра. Лопата зазвенела как о камень.

Не очень широкая впадина тянулась вдаль, делая плавные изгибы среди песчаных бугров. За каждым поворотом открывались все новые ее участки.

— Словно река течет, — заметил Прохор Иванович.

У себя на родной Тамбовщине Прохор Иванович славился, между прочим, умением находить самые подходящие места для рытья колодцев. Были у него чутье и основанная на тонкой наблюдательности способность как бы зримо представлять себе расположение подземных пластов глины и красного песка, подсматривая их выходы где–нибудь на обрывчике, поросшем поверху лопухом. Но здесь, в этом царстве барханов, всюду был один песок, и притом не такой песок, к которому привык колхозный умелец, а совсем другой — желтоватый, тонкий и сухой, как пыль. Ничего похожего на сырые, тяжелые, рыжие пески родного края. Что там скрывается, под этим толстым сыпучим желтоватым покровом, определить не было никакой возможности. Прохор Иванович подошел к границе такыра, воткнул лопату в песок, и ему показалось, что рыхлая, рассыпчатая порода тянется на километры вниз.

Поющие пески pp01.jpg

Впереди поверхность такыра рассекала извилистая трещина шириной сантиметров тридцать. Это было уже необычное явление. Подойдя к расщелине, Павлик заглянул в нее. Стенки изгибались так, что дна видно не было. Студент отломил несколько комков глины от края расщелины и швырнул вниз. Они покатились вглубь с постепенно замирающим шорохом.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: