Он ушел, а я все стоял и не мог пошевелиться. Не обманул. Ребенок. Жена…

На х*й все! Я купил шампанского в магазине и отправился домой.

- Бл*дь, Слава, ну как же так?! Ну почему?! Что б она сдохла, еб*нная тварь!!!

Вот ведь сука… Ненавижу!!! Пусть она и ее ребенок сдохнут! Сдо-х-нут!

Пустая бутылка разбилась о стену. В осколках отражался покореженный мир…

Гл. 13

***

«Ягуар» заканчивается быстро. Слишком отчетливо я помню ту безвыходность, то отчаяние и непреодолимое желание умереть. Оно так и осталось где-то в глубине, притихшее, съежившееся, готовое в любую минуту выскочить чертиком. И выскакивает… но уже не так остро, как тогда.

***

В шкафчике нашлась начатая бутылка коньяка- отмечали что-то. Обжигает.

Не обманул. Господи, неужели весь этот год я надеялся, что он просто таким образом решил от меня избавиться? Нет, почему «надеялся»? Или я верил, что все еще можно вернуть? Или… У него есть всё- любимая работа, классные друзья, долгожданный ребенок, жена… Он счастлив.

Перед глазами мелькали картинки – вот он дурачится, вот мы гуляем вместе, сидим на траве, и он читает вслух Ошо, играет с Джимиком, рассказывает, как устроил день рождения на крыше своему другу… Он необыкновенный. И кто я? Ничтожество… Никто. У меня нет друзей, нет парня (да, я как последний идиот отшил того, кто любил меня, и кого возможно…), нет работы, я живу за счет родителей, которых в душе презираю… А он любил своих родителей, он всех любил кроме меня. Он счастлив. Счастлив без меня…

По-кругу, бесконечно пел одно и то же Наутилус:

«Я пытался уйти от любви

Я брал острую бритву и правил себя

Я укрылся в подвале, я резал

Кожаные ремни, стянувшие слабую грудь

Я хочу быть с тобой я хочу быть с тобой

Я так хочу быть с тобой

Я хочу быть с тобой, и я буду с тобой…»

С упорством барана я выкрутил гвоздь из шкафа. У меня было только одно желание. И если бы другие выполняли свою работу с такой же целеустремленностью, с какой я воплощал свое желание, они бы разбогатели.

Откуда-то вспомнилось - если хочешь умереть, надо резать вдоль. Раз дырочка, я проталкивал гвоздь все дальше - два, теперь соединить.

Звонок в дверь. Стук. Ключ повернулся, еще раз. Пашка.

- Привет, ты че это… Женек! Ты… Ты чего делаешь, придурок?!

Подскочил, разжал ладонь. Огромные глазищи. Звякнул пакет. Ага, бутылки.

- И что это такое?

-Ни-и-чего.

- Че, бл*дь, случилось?

- Он…всё… у него всё… счаслив, а я…

- А ты - придурок! Бл*дь! Я не ожидал!

Открыл водку, которую принес с собой, и протер ранки. Чувства притупились. С опозданием почувствовал, что защипало. Пашок перевязал руку и закурил.

- А ты че? Пришел зачем?

- С Риткой поругались.

- Из-за чего?

- Замуж хочет.

- Ммм… А я сдохнуть хочу.

- Да я уже понял. Спать иди.

***

На следующий день возникла досада, что все это видел Пашок. Иногда я ловил его осторожный взгляд на себе, и тогда он поспешно отводил глаза. Вязкая как кисель тишина давила.

- Хочу покурить.

- У меня как раз есть.

Достал, развернул, вбил в пипетку.

Кухня наполнилась белым дымом. Рюмки – ледяной водкой.

- Только ты это, пообещай, что больше не… ну, ты понял.

- Понял. Я не знаю, что на меня нашло… мне уже легче.

- А я, бл*дь, не знаю, что мне с Риткой делать. Во всем устраивает, но, бл*дь, жениться не хочу. Хватит с меня.

- Ну, так и скажи, что пока от предыдущего брака не отдохнул или, что ей нужен только штамп. Все они такие, девки.

- Ага. Я на прошлой неделе с такой девочкой познакомился… завтра встречаемся.

- Что-то я тебя не пойму…

- А я – тебя – заржал.

- За нас.

Пашок поднял рюмку и, закусив ветчиной, выпил.

- Будешь еще?

Я забил последнюю порцию.

- Нее.

Пашок откинулся на диване и засопел.

Мне спать не хотелось. В квартире стало темно. Я включил свет. Озарение светом блеснуло на ноже. Неожиданно для себя я улыбнулся.

***

Я не знаю, сколько просидел на лавочке. Мне казалось, что прошли сутки.

Их было много – собачников, но нужного не было. В квартире горел свет. Пеленок на балконе не было. Я ждал. Очертания парка подергивались, люди ходили слишком медленно. Луны все не было.

Свет погас. Ненависть раздирала меня изнутри. Кончик ножа, в джинсах, упирался мне в ногу. Пульсацией разносилось по всему телу – или… или… Парк подрагивал. Ни одного собачника. Где-то в другой стороне разносился смех.

Что б вы сдохли.

Ну же.

Рука тянулась к правому карману.

Женщина с коляской и собакой. Она поравнялась со мной. Высокая, одетая в длинное пальто, она даже не посмотрела в мою сторону. Белая собачка, чуть отставая, бежала за ней.

Волна дикой злобы вырвалась наружу. Я с размаху ударил сзади. Она, вскрикнув, взмахнула руками и упала, не удержавшись на высоких каблуках. Собака зарычала и бросилась на меня.

- Джимик, ты чего?

Собака подняла мордашку и уставилась на меня карими глазами. Карими.

Вмиг отрезвило. У Джимика-то глаза разные…

Я никогда раньше так быстро не бегал. В ушах звенел женский голос, зовущий на помощь…

Что. Я. Наделал. Что я наделал?! Господи, что я сделал?! Как у меня поднялась рука!

Нож был чист. Не ранил. Облегченно вздохнул. Пот скатывался по лицу, меня трясло.

Зачем! Нет, такому идиоту лучше вообще не жить!

Я ножом разрезал бинт. Две запекшихся точки…

Я – ничтожество.

Гл. 14

Пашка ничего не смог у меня выпытать. Мне было стыдно, противно, мерзко. Вся та ненависть, что сидела во мне, обратилась против меня. Я тупо лежал и грезил о смерти.

- Женек, ты трубку не брал, когда звонили твои родители… В общем, я взял, и сказал, что тебе плохо.

- Что ты им сказал??

- Что тебе плохо. Что ты не встаешь с постели. Что ты не ешь и не разговариваешь.

- И зачем ты это сделал?

- Затем, что тебе нужна помощь. Я не знаю, чем тебе помочь…

- Отдай нож – поможешь.

- Прекрати, я устал от твоего нытья! Я понимаю, тебе плохо, ты охереть как любил этого соседа, но, Жень, прошел год! Как-то поздновато…

- Может, я не из-за него…

- Ну да, просто так, от скуки.

- Ага.

- Куда ты ходил с ножом?

- Не твое дело.

- Да, не мое! Мне этот геморрой нахер не нужен! Я тебе не мать, меня это не еб*т. Тогда, какого х*я я тут с тобой сижу?

- Откуда я знаю. А, ты ж с Риткой поссорился.

- Слышь, умник…

Приехали родители.

- Женя! Что случилось?

Тревожные мамины глаза, озадаченные – папины.

- Ничего.

- Что, с девочкой поругался? Ничего, это пройдет, поми…

- Я не люблю девочек.

- Что?

Смешно. Вытянувшиеся лица, недоумение. Пока не понимают о чем это я. На лице Пашки написано – надо сматываться, пока не поздно.

- Я мальчиков люблю.

Дернулась мышца, между носом и правым глазом на лице отца. Мама поджала губы и свела брови.

- Что ты сказал?

Голос с угрозой. Пашка втянул голову.

- Мальчиков люблю. Голубой я.

- Пидорас ты – скривившись, произнес отец и вышел.

- Да, пидорас, гей, придурок, ничтожество.

- Жень, ты это точно знаешь? – вкрадчивый голос мамы.

- Да. Соседа вот никак не могу забыть.

- Какого?

Мама перевела взгляд на Пашку. Он усиленно замотал головой.

- Да-а, когда я комнату снимал, ты, наверное, не помнишь…

- Вот что, едем домой.

- Мне и здесь не плохо.

- Вставай, надо поговорить.

- Да вроде, все выяснили.

- Жень…

- Мам.

- Жень, я все равно тебя люблю.

Неожиданно для себя я рассмеялся. Губы, отвыкшие от улыбки, потрескались.

Все равно. Все равно… Будто я урод. Хотя…

- Уезжай. Я не хочу тебя видеть.