С тех пор, как нам они знакомы,
Вот этот вечный Млечный Путь —
Мы страстной жаждою влекомы
Достигнуть их когда-нибудь!

В начале чтения Петр немного смущался, вскидывал по временам глаза на товарищей, дергал шнурок пенсне. Но потом увлекся, голос его окреп и к концу зазвучал настоящим пафосом.

Все молчали. Стихотворение произвело впечатление. Грандиозная картина мироздания всплыла в их воображении. Было тихо. Тикали часы. Постукивала динамо. Потом Костров сказал медленно:

— Стихи хорошие!

— Очень хорошие! — подтвердила Нюра и неожиданно добавила:

— А мне не нравятся!

— Нюрка, головушка моя несуразная, — рассмеялась Тамара, — как же так: и хорошие — и не нравятся?

— Очень просто! — горячо заговорила Нюра, — стихи сильные, производят впечатление, рисуют грандиозную картину. Но я возражаю против темы. У человечества еще слишком много дела на Земле. Там насилие и гнет, кровь и слезы. Там еще идет героическая борьба труда против капитала. И все наши силы должны быть брошены на эту борьбу. Когда же она кончится, когда человечество, наконец, сбросит ко всем чертям эксплоататоров и объединится в одну трудовую семью — тогда, в самом деле, оно сможет приступить к разрешению той грандиозной задачи, о которой говорит Петя в своих стихах. Наладит оно свои дела на Земле и потом — я в этом уверена! — найдет способ выйти за пределы солнечной системы и установит связь с обитателями звездных миров, если там есть обитатели!

Горячая речь Нюры была прослушана сочувственно. Она подошла к Петру и нежно провела рукой по его черным, с пробором, волосам. Он спрятал блокнот и лукаво сказал:

— Однако ты бросила земные дела и полетела на Луну!

Нюра смутилась не больше, чем на секунду. Затем она задорно воскликнула:

— Так я ведь говорю о полетах за пределы солнечной системы. А Луна и планета Ким — это что ж! Это… Да это совсем дома!

Такой неожиданный Нюрин ответ несколько развеселил товарищей.

В этот момент в комнате раздался короткий жалобный стон, очень похожий на человеческий, но с металлическим оттенком. Все вздрогнули от испуга. Соня вскрикнула. Никто не мог понять, в чем дело. Наступило напряженное молчание — все как бы ждали, не повторится ли опять непонятный звук, вслушивались в тишину. Но она нарушалась только привычным ритмическим постукиванием динамо и больше ничем. Наоборот, она была глубже, чем обычно: в ней чего-то не хватало.

Семен первый сообразил, в чем дело. Он бросился к часам. Тут все заметили, что не хватало громкого тикания часов. Взволнованно окружили Семена. Он открыл футляр, быстро разобрал часы и издал грустное восклицание: лопнула пружина часов.

Что же теперь будет? — тихо спросила Тамара.

Ничего не поделаешь, — ответил Семен, — здесь предусмотрительность профессора сдала. Запасных пружин у нас нет, а сделать стальную пружину мы не сможем. В магазин за ней тоже не сходишь. Придется ограничиться хронометром. Ну, чорт побери, теперь его надо будет беречь еще больше.

Таким грустным происшествием завершилась невеселая годовщина Великой Пролетарской Революции. Но жизнь так устроена, что печальное и радостное в ней перемешаны и сменяют друг друга, как кино-кадры на экране. Не прошло и трех месяцев, — наша маленькая колония была взволнована исключительно важным, хотя и не совсем неожиданным событием.

II. Новый житель планеты Ким

Вот уже несколько месяцев, как Костров и Соня, — а особенно последняя, — ходили огорченные и озабоченные. Дело в том, что Соня готовилась стать матерью — Семен недаром так лукаво поглядывал на нее, когда говорил, что кимовцам придется использовать знания Нади по воспитанию и педагогике.

Соня уже давно убедилась, что в ее жизни предстоит столь важное событие, и тогда же рассказала об этом Грише. Оба растерялись. Для молоденькой женщины и в обычных условиях это было бы серьезно и важно, но, конечно, на Земле она быстро освоилась бы с тем, что природой предназначено всем женщинам. Здесь же это — совсем другое дело. Как родить без врачебной помощи? Пройдут ли роды нормально? Не будут ли они сопровождаться каким-нибудь осложнением, которое легко может оказаться роковым здесь, где нет не только врача, никаких необходимых инструментов и лекарств? Наконец, уход за ребенком в первое время после его рождения требует также известного руководства. А здесь посоветоваться не с кем, так как ни одна из женщин коммуны еще ни разу не рожала.

Когда Соня, со стыдливым румянцем на пылающих щеках, потупив голубые глаза, неясными полусловами сказала мужу о том, что ее ждет, оба в первый момент инстинктивно обрадовались. Они горячо любили друг друга, и мысль, что у них будет ребенок, на мгновение сделала их счастливыми. Но очень скоро все эти тревожные вопросы и недоумения отравили их радость.

Однако человеку свойственно не думать о неприятном, если оно ждет его не в ближайшие дни. В конце концов, это — благодетельный самообман. Ведь каждого человека, рано или поздно, ждет величайшая неприятность — смерть, и в какую ужасную пытку превратилась бы жизнь, если бы люди постоянно помнили о неизбежном конце!

В коммуне у всех было много обязанностей. Погруженные в повседневную работу, занятые «университетскими» собеседованиями, увлеченные своим чувством, которое, сменив бурную остроту новизны на тихую и нежную привязанность, ничего не потеряло в интенсивности, Соня и Костров не думали о том, что ждет их через несколько месяцев. Часто, лежа в постели, молодая женщина с инстинктивной, бессознательной радостью прислушивалась к легким вздрагивающим толчкам, которыми зародившаяся в ней новая жизнь давала знать о себе. Порой она делала невольное движение, чтобы разбудить Гришу: ей хотелось, чтобы он приложил руку к ее животу и ощутил движение этого скрытого существа, созданного их любовью. Но каждый раз она останавливала себя. Заговорить о ребенке — значит заговорить и о тех сложных обстоятельствах, какими грозят роды. А об этом ей не хотелось думать. Пусть дремлет мысль. Лучше вот так лежать и чувствовать себя завязью, в которой зреет сладкий плод, полубессознательно наслаждаясь этим чувством. И она замирала, со взором и слухом, ушедшими внутрь, слепая и глухая к окружающему миру в эти сонные тихие часы, прислушиваясь к биению плода, стараясь не двигаться, не говорить, не думать…

Но месяцы шли. Положение Сони давало себя чувствовать все определеннее и не только в ней и в Кострове, но и во всех товарищах будило треногу. Ее фигура постепенно теряла свою стройность, живот округлился. Иногда она чувствовала тошноту, головокружение, нервничала… Развязка с каждым днём приближалась.

За месяц до наступления нормального срока родов Семен собрал товарищей в клубе, чтобы выяснить положение. Не желая доставлять Соне лишнее волнение, он воспользовался временем, когда она спала, — на нее с некоторых пор напала сонливость.

Хотя врача не было, но, очевидно, роженицу нельзя было предоставить себе самой. Решили, что ребенка примет Лиза, а ассистировать ей будут Семен и Федя. В ракетной библиотеке не нашлось ни одной книги, которая могла бы им помочь. Ничего не только по акушерству, но и по медицине вообще. Только краткое руководство по анатомии. Но оно не могло оказать пользу в этом вопросе, так же как и ничем не мог быть полезен Петр Сергеев, бывший когда-то на медицинском факультете, но прошедший лишь первый курс.

Одно все знали твердо: что необходимо принять все меры к стерилизации помещения, где будут происходить роды, и вообще всего, что может войти в соприкосновение с роженицей в тот момент, когда целость внешних покровов ее тела будет нарушена и в него смогут проникнуть извне болезнетворные микроорганизмы: ведь они свободно могли быть занесены путешественниками с Земли.

На эту сторону и было обращено главное внимание членов коммуны, которых игра их капризной судьбы превратила на этот раз в акушеров. Больше они ничего не могли предпринять.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: