— Все тащите? Баллисты — вот этот вагон, химики — баллон за баллоном. Мне уже и в министерстве сказали — дескать, брать-то вы берете, а обратно от вас ничего не идет. Хоть бы по весу сдавали, что ли, сколько принесли, столько унесли. Почему деревянный пулеулавливатель еще в коридоре стоит? Расставаться жалко? Опять ведь растащите все по деталям. Честное слово, принесут как-нибудь еще одно приспособление, и все! Провалимся на этаж ниже — никакие перекрытия не выдержат…

— Все будет сделано! — Юрка Смолич, приплясывая от нетерпения, вытягивает из кармана «Беретту» — хрупкий итальянский пистолетик.

— Итак, уважаемые коллеги! — говорит Смолич, принимая картинную позу. — Благодаря данному прибору большого веса и габаритов мы можем производить отстрел любого огнестрельного оружия…

— Включая пушку, — подсказывает кто-то из толпы.

— Прошу не перебивать оратора легкомысленными репликами! Еще раз: итак, коллеги! Вот здесь мы можем укрепить оружие, закрыть его со всех сторон кожухом, дабы предохранить и так немногочисленных экспертов-баллистов, а главное, единственную в своем роде баллиста Светлану Ивановну, и произвести выстрел, не опасаясь производственных травм.

Вокруг смеются. Соседка Смолича по лаборатории баллистики Светлана Ивановна смеется тоже. Года два назад у нее перекосило затвор в самодельном пистолете; он выстрелил, и пуля пробила руку. Случай слепой, редчайший, но тем не менее попортивший немало нервов нашему начальству.

— Спусковой механизм приводится в действие дистанционно, но, поскольку электрики еще не разобрались до конца в схеме включения, первый выстрел будет произведен просто так, по старинке — из моей твердой руки. Прошу нервных зажмурить глаза.

Юрка просовывает руку в глубь кожуха. Раздается сухой щелчок. Смолич вытаскивает пистолет и передергивает затвор. Через секунду раздается еще один щелчок.

— Выступление было весьма содержательным, — спокойно говорит Семен Петрович, отбирая у смущенного Юрки пистолет. Привычным движением поднимает на лоб очки и внимательно рассматривает оружие.

— На исследовании? — спрашивает он.

— Вчера привезли, — говорит Юрка. — Еще не смотрел.

— А следовало бы, — усмехается Семен Петрович. — У него же боек погнут. Баллист-специалист…

— И тем не менее первый опыт считаю удавшимся, — не теряется Юрка. — Данное оружие к стрельбе непригодно, что и найдет впоследствии отражение в экспертизе. Благодарю, Семен Петрович.

— Не за что, Юрий Андреевич, — вежливо кланяется тот.

Через минуту в кожухе глухо бухает «ТТ». Семен Петрович отсчитывает листы резины. Десять, двенадцать, тринадцать… В пятнадцатом листе аккуратно сидит хромированная пулька.

— Чисто работает аппарат, — говорит Семен Петрович и пускает по рукам теплую пулю. — Никакой деформации…

Это очень важно, чтобы не было деформации. Нет абсолютно одинакового оружия, даже одной марки, даже одной серии, и поэтому стандартная пуля, пройдя через канал ствола, отразит все его мельчайшие особенности или изъяны. Тогда можно сравнивать.

Сравнение, идентификация — основа криминалистики, и при работе с оружием это очень наглядно и быстро понимаешь.

Имеется пуля. У подозреваемого изъято оружие. Теперь их надо связать воедино. Оружие отстреливается — для этого и существует пулеулавливатель. Не меньше двух пуль из исследуемого оружия должен принять он на свою резину.

Потом на специальном аппарате получают оптическую развертку следов на обеих пулях. Их сравнивают, находят типические особенности и только после этого берутся за пулю с места преступления.

Увлекательное это занятие — искать и находить тождество оружия! И ответственное, потому что, раз пришло на исследование оружие, значит, совершено, как у нас говорят, особо опасное преступление.

Баллисты чувствуют некоторую свою исключительность, обретаясь в отличие от других за оцинкованной дверью с удивительной для нас надписью «Посторонним не входить». По стенам у них развешаны щиты с коллекцией патронов — пулегильзотека и впечатляющий набор холодного оружия.

Рядом с этими грозными экспонатами мирно уживаются большие роскошные аквариумы — предмет острой зависти всех остальных лабораторий и секторов.

Впрочем, у нас каждый гордится своим. А славой уж как-нибудь сочтемся…

Семен Петрович, конечно, прав. А Юрка, конечно, сегодня кругом виноват. Поторопился, схватил и побежал отстреливать первый же попавшийся под руку пистолет — вот и результат…

Хорошо еще, что такие импульсивные действия Смолич позволяет себе только в своем кругу, за экспертизой он непривычно серьезен и даже суховато-официален.

Посему известно: если Смолич сидит, вглядываясь в пулевую развертку, лучше его не трогать и не приставать с пустяками — можно нарваться на откровенную грубость.

Вот как я вчера. Проходил по коридору, открыл оцинкованную дверь баллистов и, предварительно удостоверившись, что Смолич в комнате один, начал подначивать Юрку по поводу его хитрых взаимоотношений с новенькой картотетчицей угрозыска. Вдруг Смолич обернулся и взревел (глаза у него были совершенно белые):

— А не пошел бы ты! Делать тебе нечего, что ли?

Таким Смолича мне приходилось видеть редко, и поэтому я тотчас же ретировался и без стука закрыл металлическую дверь.

А к вечеру Юрка пришел в мою лабораторию. Я принял обиженный вид и стал усердно размешивать стеклянной палочкой дистиллированную воду в колбе. Юрка долго и уважительно следил за моими манипуляциями, вздыхал, мялся у двери, потом подошел поближе и положил руку мне на плечо.

— Ты, Пашка, не сердись! Я вот тебя шуганул сегодня, но и ты тоже хорош.

Я промолчал.

— Конечно, Смолич трепло, Смолич клоун — всеобщее мнение, — горько заговорил Юрка. — А то, что у меня просто характер такой, так это всем без интереса… Ей-богу, сколько раз себе слово давал — приходить по утрам на работу и, ни с кем не разговаривая, сразу за дело. Здравствуй, прощай, вот и весь разговор. Так ведь не получается. Общительность проклятая подводит!

Юрка взъерошил волосы и плюхнулся на диван.

— А ты-то, ты-то, друг еще называется. И перестань ты, черт бы тебя побрал, размешивать пустую воду! Что я, твоих колб не знаю, что ли…

Я оскорбленно смерил его глазами. На Юрку это не произвело ни малейшего впечатления.

— Слушай, я тебе сейчас эту колбу кокну, честное слово, — вдруг прошипел Юрка, и я понял, что со спектаклем надо кончать.

— Ну ладно, что там у тебя? — официально осведомился я.

— Да ничего особенного, просто спас двоих молокососов, — сказал Юрка.

— Изложишь?

— А как же! — к Смоличу быстро возвращались привычные вид и тон. — Как при отчете по обязательствам. Наконец-то и ты поймешь, что зря беспокоить занятого человека не следует, тем более если паузы не совпадают…

Я присел к Юрке на диван, а он уже вытащил из кармана смятый листок бумаги.

— Ты разберешься, а для экспертизы я потом вычерчу особо цветной тушью и прочее всякое…

Юрка любит оформление, и на его экспертизы можно смотреть как на изящный инженерный чертеж.

— Излагай фабулу, эксперт, — официально говорю я и расстилаю на коленях лист миллиметровки.

— Сколько угодно, — Смолич загорается и тут же начинает «излагать».

Двое одиннадцатилетних ребят раздобыли мелкашку — малокалиберную винтовочку. А также и патроны к ней. При своем изящном воспитании я всегда недоумевал (особенно когда еще учился в школе), откуда можно доставать такие «волшебные штуки». А ведь в школе то и дело ходили по рукам тоненькие патроны от малокалиберки, пузатые охотничьи заряды, а однажды я видел даже вороненый магазин, вплотную набитый новенькими патронами от «вальтера» с никелированными головками пуль.

Ясно одно — оружие и заряды просто магически притягивают к себе мальчишек. Так вот и в этом случае, которым сейчас занимался Юрка Смолич.

Итак, двое одиннадцатилетних ребят раздобыли мелкашку, патроны к ней и побежали на пустырь, чтобы посмотреть, какова отдача у оружия (среди подростков об этом ходят легенды), проверить свою меткость (в тире парка культуры они были не из последних), а также просто утвердиться в своей взрослости, что почему-то почти всегда связывается с нарушением всяческих основополагающих правил и предписаний.