Леон накупил кучу полезных вещей, выбрал подарки для жены и дочери, нашел место для ночлега и решил немного погулять по городу. Завтра утром им предстояло отправиться в обратный путь, а сегодня можно было немного отдохнуть.

Они бродили по Тулону, гудящему от криков возниц, грохота повозок, щелканья бичей. Дино с любопытством глазел на высокие здания и толпы народа, изо всех сил пытаясь сохранить независимый, гордый вид.

Он не знал, каким образом они попали на эту улицу. Она напоминала извилистый коридор, а над дверями домов горели яркие фонари. Дино не сразу сообразил, что эти дома — лавки, набитые живым товаром, женщинами.

Он никогда не встречал такого множества женщин, юных, молодых и не очень и, что самое главное, полураздетых. Они не бежали от мужчин, они стремились к ним, пытаясь затянуть в невидимые сети. Дино видел груди, выпиравшие из бархатных лифов, ноги, выглядывавшие из-под слишком коротких юбок. Единственное, чего он ни разу не осмелился сделать, это посмотреть в глаза хотя бы одной из этих женщин, ибо ему чудилось, будто он увидит там нечто ужасное.

Скорее всего они очутились здесь случайно, потому что Леон тоже выглядел ошеломленным и смущенным. Отец что-то говорил о продажности и пороке, но юноша не слушал. Он внезапно почувствовал, что его томит любовный голод, и впервые испугался себя. Дино был взбудоражен и разгорячен близостью такого количества соблазнительной плоти и был готов бежать отсюда сломя голову.

Отец и сын поужинали в таверне и выпили вина, которое не шло ни в какое сравнение с вином из винограда, выращенного Леоном. Мясо было слишком сильно приправлено чесноком, а хлеб, напротив, казался чересчур пресным.

В гостинице витали чужие, подозрительные запахи и было слишком много посторонних звуков. Слышалась речь, которой Дино не понимал. Впрочем, он не мог заснуть не из-за этого.

Юноша думал о женщинах. До сего дня он не задумывался над тем, для чего они созданы. Для того, чтобы олицетворять прекрасное, внушать восхищение или чтобы быть спутницами жизни, помогать в работе, рожать детей. Или… для того, чтобы сбросить узы того запретного и постыдного, что властно рвалось на волю, стремилось обрести полноту жизненных сил.

Потом Дино приснился сон, который обернулся тайным и преступным побегом из реальности. В этом сне одна из тех женщин завлекла его в свой таинственный дом. Он ощущал теплоту и пряный аромат ее тела; его терзала неутоленная страсть, и он с испугом и восторгом ожидал того, что будет дальше, мечтал о том, как они превратятся в единое существо, сгорающее в огне плотских желаний. Больше всего на свете Дино боялся, что женщина откажет ему, потому что догадается, что он всего лишь неопытный, диковатый и невежественный островитянин.

Утром он прятал глаза от отца. Когда Леон спросил Дино, понравился ли ему Тулон, тот не знал, что ответить. Путешествие разбередило его душу, выбило почву из-под ног, перевернуло представление о привычных вещах.

Он мечтал поскорее вернуться на остров. Увидеть женщин, к которым привык с детства, которые были умными и доверчивыми, гордыми и застенчивыми, страстными и неподкупными. На Корсике никто не жил искусственной жизнью, не восторгался фальшивыми бриллиантами, не пресыщался тем, что видел день ото дня.

Дино сам не знал, как случилось, что, начав рассказывать братьям и друзьям про Тулон, где они никогда не были, он солгал, что отец дал ему денег и отпустил его гулять одного, а он, Дино, отыскал дом, в котором женщины торгуют своим телом, и купил одну из них.

Собственно, он всего лишь рассказал им свой сон. Мальчишки слушали, затаив дыхание и разинув рты, а потом дружно потребовали подробностей. Дино был уже не рад, что затеял все это. Он сумел выкрутиться, приняв неприступный вид и заявив, что они еще слишком малы для таких откровений.

Младшие братья, Джулио и Данте, были потрясены. Дино познал тайны взрослой жизни, лишился невинности, а самое невероятное — солгал отцу! В их глазах это было, все равно что ослушаться веления Господа Бога.

Позже Дино вспоминал об этом с неловкостью и стыдом. Что заставило его попытаться возвыситься над Джулио и Данте таким нечестным, дешевым способом?

Прошло время, и впечатления потускнели, а переживания утихли. Но любопытство осталось, как никуда не делись тайные волнения души и тела.

На Корсике и юношей, и девушек воспитывали в строгости, внебрачные и добрачные связи были достаточно редки. Случалось, что относительно зажиточные молодые люди соблазняли своих служанок или влюбленные бросались друг другу в объятия, не дождавшись свадьбы, но все это быстро открывалось и осуждалось.

В их доме жила красивая молодая служанка по имени Кармина. Однако сама мысль о том, чтобы обесчестить какую-либо девушку, казалась Дино кощунственной. Он знал, что отец подумывает о его женитьбе, и понимал, что подчинится решению Леона, даже если будущая жена не будет ему по сердцу.

В лучах яркого солнца утесы из красного порфира горели как расплавленный металл, а окаймленное белоснежным прибоем море сверкало, будто золотая чаша. Бухта поражала своим безлюдьем: в этот час на глади воды не было видно даже рыбацких лодок.

Деревня представляла собой массу серых домов, построенных прямо на скалах. Нижний этаж дома Гальяни был каменным, а верхний — деревянным, с широкой галереей, на которую вела наружная лестница. Вокруг дома располагалась масса хозяйственных построек: сушильня для каштанов, амбар для зерна, винный погреб, коптильня, где на массивных крюках были подвешены запасы провизии — колбасы, окорока, пузыри топленого свиного сала.

Леону Гальяни принадлежали не только два больших, по корсиканской традиции огороженных каменными стенами поля, но и виноградники, расположенные террасами на склонах гор и требующие большого ухода. Каждый год приходилось вскапывать землю заступом, разрыхлять почву между лозами, выкорчевывать старые растения и заменять их новыми, подрезать побеги.

Зато если другие жители деревни наслаждались вином только по праздникам, погреб Гальяни всегда был полон больших деревянных бочек с превосходным хмельным напитком. В сезон сбора урожая Леон нанимал работников, как мужчин, так и женщин. Только Беатрис Санто и ее дети — едва ли не самые бедные жители деревни — никогда не переступали границ владений Гальяни.

Пол в доме родителей Дино был каменным, в отличие от земляного — в жилищах бедняков. Окна, высеченные в толще стен, узкие снаружи и расширявшиеся внутрь, в не столь давние времена служили бойницами, через которые убивали врагов.

В комнате, где обычно собиралась семья, был камин, устроенный в большой нише. На протянутых вдоль стен полках хранилась кухонная утварь: вертела, решетка для жарения, медные блюда. Посредине помещения стоял деревянный стол, во главе которого красовалось массивное резное кресло хозяина дома. Остальные сидели на скамьях.

Дино успел домой вовремя: отец только что занял свое место, а мать, Бьянка и служанка принялись подавать обед. Еды было много: жареная свинина, печеные каштаны, сыр трех сортов, соленые оливки.

Мать, Сандра Гальяни, и служанка Кармина сохраняли серьезность, и только Бьянка лукаво подмигивала и улыбалась братьям.

Шестнадцатилетняя Бьянка Гальяни, бесспорно, была самой красивой девушкой в деревне. Если глаза Леона и его сыновей имели серый, почти стальной цвет, то у Бьянки они были ярко-голубыми, а волосы, светло-каштановые у отца и братьев, — почти белокурыми. Она обладала точеной фигурой, белоснежной, оттененной нежным румянцем кожей, и скорее походила на горожанку, чем на сельскую жительницу.

Девушка обожала хорошую одежду и красивые вещи. Покрой ее нарядов был таким же, как у других островитянок, но на них всегда шла более дорогая и яркая материя. Так, ее мецарро, традиционное головное покрывало, было сшито из разукрашенной диковинными цветами индийской ткани, которую Леон привез из Тулона, а кожаные башмачки расшиты бисером. Когда по деревне двигался свадебный кортеж, именно Бьянка, как первая красавица Лонтано, несла на покрытой ярко-красной материей голове кувшин, с которым невеста будет ходить за водой к источнику. Эта девушка была похожа на лучик света, оживлявший мрачный каменный мир.