Олег Филипенко
ПОВЕСТЬ О ДЕМОНЕ
Поэма
Посвящено Ирине Николаевне Л.,
с любовью
«Печальный Демон, дух изгнанья…»
М. Ю. Лермонтов
1
Печальный Демон жил в квартире
под номером сорок четыре,
на Щербаковской, что в Москве.
В его могучей голове,
давно не чёсаной, не мытой,
от жизни низкой и несытой
мозги размякли. Он давно
рукой махнул на жизнь, вино
пить пристрастился, зла не делал,
когда было тепло, сидел он
то на припёке, то в тени,
и молнией летели дни…
2
Когда-то, в юности, у Бога
он жил в раю и недотрога
был превеликий. Всякий раз
его гневливый, звонкий глас
на ангелов не без причины
обрушивался. Корчил мины
ему один, другой крыло
хотел ему порвать назло,
а третий говорил: «Ты к Богу
уж слишком ревностен, ей-богу!»
Четвёртый на дурной манер
кричал: «Ты сволочь, Люцифер!»
Однако Люцифер у Бога
любимый ангел был, хоть много
иных роилося кругом.
И вот однажды в Божий дом
все ангелы слетелись кучей.
К тому был подходящий случай:
убийца Авеля пока
без наказанья был и как
его Господь накажет было
всем интересно. Божья сила
и гнев не раз вводили в кайф
всех ангелов, и Божий драйв
предметом сплетен и насмешек
являлся долго. Лишь орешек
наш крепкий, Люцифер, грустил
от этих сплетен и лупил
особо дерзких и ехидных
то так, то сяк, но очевидных
он результатов получить
никак не мог и начал пить
уже тогда (но потихоньку).
И вот такую шелупоньку
Господь вокруг себя собрал.
Был ясный день. Господь сказал:
«Что, милые мои, вы мните
о Каине? Мне вслух скажите».
И первый ангел так сказал:
«Я б его смертью наказал».
Второй вслух выразил сомненье:
«Не слишком лёгкое ль решенье?»
Тут третий ангел начал речь:
«Убийца Каин. Надо сечь
его четыре дня и ночи,
затем клещами вырвать очи,
а после только лишь убить».
Но Люцифер сказал: «Женить
его бы надо. Есть надежда,
что он озлобленный невежда,
и лишь жену сумев познать,
готов он будет благодать
принять от Господа. Всевышний,
прости меня, но я здесь лишний
средь ангелов паршивых сих».
Раздался ропот, вскоре стих,
все устремили свои взгляды
на Господа и были рады
тому, как он побагровел
от гнева и, кряхтя, сопел.
Вот наконец, вздохнув глубоко,
Господь сказал, и его око
вдруг отуманилось слезой:
«Не то беда, что ты стезёй
идешь погибельной в гордыне,
а то беда, - я понял ныне, -
что искушён ты свыше сил,
я за тобой не уследил.
А потому заведуй тьмою,
хоть расставаться жаль с тобою,
к тебе ведь я любовь питал…»
И Люцифера Бог прогнал…
Что ж, кстати, Каин? Что же, Каин
женился вскоре. Не случаен
такой исход, наш Люцифер
совет дал дельный, не в пример
всем остальным. Но Бог, конечно,
чтоб Каин не забыл беспечно
своё убийство, дал урок
ему: к скитаниям обрёк…
3
Лет сто (по нашему коль мерить)
наш Люцифер не мог поверить,
что горний, всеблагой Господь
с ним так, как будто был он плоть
дрожащей твари, обошёлся.
Нет, видно, Бог тогда завёлся
и вскоре, гневом поостыв,
вернёт его, переменив
своё решенье. Но проходит
ещё сто лет, а не приходит
никто от Господа. Беда!
И вот отчаянье тогда
и злоба сердцем овладели
героя нашего и цели
благие в жизни потеряв
и не имея больше прав
смотреть в глаза себе подобным,
он долго голосом утробным
смеялся над своей мечтой…
Но надо жить. И наш герой,
имея пред собою вечность
и тьмы дурную бесконечность,
стал от звезды к звезде летать
и между делом так роптать:
«Зачем заведую я тьмою,
когда она сама собою,
без нужды в ком-нибудь, стоит?
Зачем я, сумасшедший гид,
облёт свершаю по владеньям
и истязаю себя бденьем,
когда за миллионы лет
здесь побывал один поэт;
учёный, сумасшедший старец;
философ, кажется китаец;
да из новейших вот времён
философ… только не Платон,
а как его?.. забыл… не важно!
Зачем пытался я отважно
наладить с ними дружбу? Нет,
не нужен им был мой совет;
они глядели так надменно,
как будто это я был тленный,
а не они. О да, из сфер
Господних выгнан Люцифер!
Но за познанье, за познанье!..
А ведь они своё вниманье
как раз и направляли в центр.
И дело ведь не в том, что мэтр
такой, как я, был тем унижен,
что побужденьем братским движим,
готовился их всех обнять,
а получал в ответ печать
холодного презренья. Это
куда ни шло. Я знал эстета,
который презирал и мать,
но с ним зато я мог болтать
о философии, о книгах,
о Канте или прощелыгах
эпохи Просвещенья, о
китайском термине Дао,
о музыке, о древних греках,
о математике, о реках
метафизических, о снах…
Да мало ли о чём! В летах
моих так хочется познаньем
делиться с кем-нибудь, вниманьем
драгого гостя дорожа!..
Но нет! Они, как от ножа,
от моих знаний отвращались,
как будто бы лоб в лоб встречались
с убийцею. Прав был Шекспир,
когда сказал, что глупый мир
готов на смех поднять и гений,
когда в нём есть хоть доля тени
несовершенства иль изъян
пускай в лице. А я ж в капкан
попал покруче: самим Богом
отвергнут я и по дорогам
безжизненных и мрачных сфер
мотаюсь, бедный Люцифер…»
Так Демон наш роптал опальный.
И вот однажды он печальный
над Подмосковьем пролетал.
Внизу тяжёлый шум стоял
дневной. Работали заводы,
дымили трубы, пешеходы,
как муравьи, туда-сюда
носились. Блёстками вода
Москвы-реки была покрыта
от солнца яркого, зенита
достигшего; вниз по реке
две баржи плыли; на песке,
в карьере, экскаватор новый
работал; мост почти готовый
простёрся поперёк реки.
Огромные грузовики
к шоссе стремились по дороге
просёлочной; старик убогий
на постаменте, в пиджаке,
с бородкой, с кепкою в руке,
другую руку в даль воздевший,
стоял в кустах обронзовевший.
(Его наш Люцифер знавал
ещё живым и наблюдал
за искушённым Просвещеньем
с улыбкою и отрешеньем
китайца древнего, хотя
случалось, что он не шутя
им восхищался…)
Так же были
ему видны сквозь клубы пыли
многоэтажные дома,
напоминавшие тома
старинных фолиантов; нити
электропередач; скопитель
всех нечистот, крутой овраг
и много прочего, что так
или иначе нам знакомо…
Уже давно себя как дома
герой наш чувствовал в местах
таких. И главное, он страх
как был доволен той бурлящей,
кипучей жизнью ради вящей
грядущей жизни. Он летал
и с наслажденьем наблюдал