Очевидно, мастер и ученик, оба безголовые, хорошо понимали друг друга. Они бы хорошо поняли и совет мусульманина Джалаладдина Руми, знаменитого мистического поэта Персии (1207–1273): «Обезглавь себя! Раствори свое тело целиком в Видении, стань видением, видением, видением!»

«Я научился у Него, — сказал другой великий поэт-мистик Индии Кабир (р. 1440), — видеть без глаз, слышать без ушей, пить без рта».

Как Кабир мог видеть, если у него не было глаз? Как мы уже заметили, современная наука согласна, что мы на самом деле видим не глазами. Это просто связки в длинной цепи, протянувшейся от солнца, через солнечный луч, атмосферу и освещенные предметы, через глазные хрусталики, сетчатку и оптические нервы прямо к наводненному частицами и волнами месту в одной из областей мозга, где, наконец (как говорят), и происходит видение. В действительности, чем глубже физик рассматривает объект, тем ближе он подходит к Пустоте, которая есть прямое переживание Субъектом самого себя, — Пустоте, которая является единственным Видящим и Слушающим, единственным Переживающим. (Но какими бы развитыми ни были его инструменты и техники, он, конечно, не сможет найти Субъект через исследование объекта. Чтобы добиться этого, ему просто надо повернуть свое внимание на 180 градусов.) И это отлично согласовывается с тем, что говорят дзэнские мастера древности. «Тело, — говорит Риндзай (ум. 867), — не знает, как обсуждать или слушать обсуждение… То, что может быть безошибочно воспринято прямо здесь, абсолютно узнаваемо, но лишено формы — вот что слушает обсуждение». Здесь китайский мастер, как Кабир и остальные, вторит Сурангама Сутре (до-дзэнскому индийскому писанию), которая учит, что абсурдно предполагать, будто мы видим глазами или слышим ушами, потому что они сливаются воедино и исчезают в абсолютной Пустоте нашего «яркого и чарующего изначального Лица», абсурдно считать, что вообще возможно какое-то переживание.

Еще ранее даосский мудрец Чжуан-цзы (III в. н. э.) рисует прекрасную картину такого лишенного черт Лица, или моей пустой головы. Он называет ее «Хаос, Властелин Центра» и противопоставляет ее полную чистоту здесь знакомым семидырчатым головам там: «Суета, владычица Южного океана, и Волнение, бог Северного океана, однажды встретились в царстве Хаоса, бога Центра. Хаос принял их очень хорошо, и они задумались, как отплатить ему за его доброту. Они заметили, что если у всех было по семь отверстий — чтобы видеть, слышать, есть и дышать, у Хаоса не было ни одного. И они решили просверлить в нем дыры. Каждый день они сверлили по дыре, и на седьмой день Хаос умер».

Не важно, сколько я суечусь и волнуюсь и возобновляю попытки убить Правителя Центра, привнося в него свои человеческие семи-дырчатые черты, — я никогда не добьюсь успеха. Маска в зеркале никогда не коснется моего Изначального Лица, и уж тем более не исказит Его. Никакая тень не может упасть на Хаос — бестелесного и вечного Владыку.

Но зачем так подчеркивать исчезновение лица и головы, а не всего тела целиком? Для людей ответ прост (крокодилы и крабы могли бы рассказать совсем другую историю!). Для меня здесь лицо с его органами чувств отличается тем, что оно всегда отсутствует, всегда поглощено этой необъятной Пустотой, которая есть я, а мое тело, руки и ноги иногда также отсутствуют, а иногда присутствуют. Сколько в данный момент находится внутри Пустоты, а сколько снаружи — совершенно не важно, поскольку я вижу, что она остается бесконечно пустой и бесконечно огромной, независимо от количества или важности конечных объектов, поглощенных ею. Нет никакой разницы, растворяется ли в ней моя голова (как когда я смотрю вниз), или мое человеческое тело (как когда я смотрю в сторону), или мое тело Земли (как когда я на улице смотрю вверх), или моя Вселенная (как когда я закрываю глаза). Все там, каким бы оно ни было крошечным или огромным, одинаково растворяется здесь, одинаково может прийти и показать мне, что здесь я ничто.

В литературе есть множество выразительных описаний растворения всего тела. Вот несколько примеров.

Яньу (1566–1642) пишет о дзэн: «Он преподносится прямо к твоему лицу, и в этот миг все это передается тебе… Взгляни внутрь своего бытия… Пусть твое тело и ум обратятся в неподвижный объект природы, подобный камню или куску дерева. Когда достигнуто состояние совершенной неподвижности и неосознанности, все признаки жизни уходят и исчезают все следы ограничений. Ни одна мысль не потревожит твое сознание, и, подумать только, ты вдруг обретаешь легкое наполнение высшей радостью. Ты будто наткнулся на свет в непроглядной тьме, обрел богатство в нищете. Четыре элемента и пять агрегатов (скандх), из которых состоит все твое тело, больше не ощущаются как бремя. Ты так легок, так прост, так свободен. Само твое существование избавлено от всех ограничений. Ты стал открытым, легким и прозрачным. Ты обрел всеосвещающее прозрение в саму суть вещей, которые стали для тебя подобными волшебным цветам, лишенным плотной реальности. Проявилось безыскусное „Я“, Изначальное Лицо твоего бытия, обнажился прекрасный пейзаж места твоего рождения. Остался открытым и свободным лишь один проход — насквозь. Здесь ты оставляешь все — свое тело, свою жизнь и все, что принадлежит твоему сокровенному „Я“. Здесь ты обретаешь покой, легкость, недеяние и невыразимую радость».

Эту характерную легкость, о которой говорит Яньу, даос Ле-цзы (IV в. н. э.) пережил в такой степени, что, казалось, он летит верхом на ветре. Вот как он описывал это чувство: «Внутреннее и внешнее смешались воедино. После этого невозможно было отличить глаз от уха, ухо от носа, нос от рта — все было одним. Ум замер, тело растворилось, плоть и кости растаяли. Я совершенно не осознавал, на чем покоится мое тело или что у меня под ногами. Меня несло ветром, подобно сухой траве или листьям, упавшим с дерева. Я даже не знал, еду ли я на ветре — или ветер на мне».

Дзэнский мастер XVI в. Ханшань говорит о просветленном, что его тело и сердце совершенно не существуют: они неотличимы от абсолютной Пустоты. О своем собственном опыте он пишет: «Я прогуливался, и вдруг неожиданно остановился, переполненный осознанием, что у меня нет ни тела, ни ума. Все, что я мог видеть, было одним великим сияющим Целым — вездесущим, совершенным, ясным и безмятежным. Оно было подобно всеотражающему зеркалу, из которого проецировались горы и реки земли… Я чувствовал себя чистым и прозрачным». «Ум и тело пропали! — восклицает Догэн (1200–1253) в экстазе освобождения. — Пропали! Пропали! Это состояние должны испытать все вы. Оно подобно собиранию фруктов в корзине без дна, наливанию воды в дырявую чашу». «Вдруг ты обнаруживаешь, что твои ум и тело стерты из существования, — говорит Хакуин (1685–1768). — Это то, что известно как отпускание. Когда дыхание возвращается, оно как глоток прохладной воды. Это невыразимая радость».

В наше время Д. Т. Судзуки подводит итог: «В дзэн воплощение есть развоплощение, плоть — не плоть, здесь-сейчас равно пустоте (шуньята) и бесконечности». Вне дзэн не так легко найти утверждения, такие же ясные и лишенные религиозности, как эти. Однако можно найти много параллелей в других традициях, если знать, что искать. И ничего удивительного, истинное видение не зависит от случайностей истории и географии.

Конечно же, ближайшую параллель можно найти в Индии — месте рождения буддизма. Шанкара (предположительно 820 г.), великий мудрец и интерпретатор адвайты (абсолютной недвойственности), учил, что у человека нет надежды на освобождение, пока не исчезнет его отождествление с телом — не более чем иллюзией, порожденной неведением. Его истинное Я как пространство — свободно, чисто, бесконечно. Путать иллюзорное тело с истинным Я — значит обрекать себя на связанность и несчастье. Это учение существует в Индии и по сей день. Один из его самых ярких представителей нашего времени, Рамана Махарши (1879–1950), говорил ищущим: «Вы серьезно полагаете, что вы тело, что у вас есть форма. Это основное заблуждение, из которого возникает все страдание».