В ближайшее воскресенье после диверсии на железной дороге «Юзек» получил задание отправиться в Бычину на встречу с секретарем подокруга «Олеком». Он должен был передать ему несколько экземпляров последнего выпуска «За Вольносць», получить приготовленную для нас литературу и обсудить некоторые организационные вопросы. «Юзек» уже неоднократно выполнял такие задания. В отряде он был с ноября 1942 года и среди товарищей приобрел репутацию опытного партизана.
В воскресенье около полудня «Юзек» появился у «Олека». Будучи непосредственным участником всех июньских диверсий, он доложил секретарю о том, как они протекали. А от секретаря узнал, сколько радости и надежд вселили эти диверсии в сердца польского населения. В глазах местного населения каждая наша диверсия приобретала сказочные размеры. Мы, партизаны, еще не понимали тогда, какое огромное облегчение приносила людям любая весть о наших, хотя бы и мелких успехах в борьбе с оккупантами.
Объясняя положение на фронтах военных действий, «Олек» горячо и живо рассказал «Юзеку» о переломе на восточном фронте. Он перечислял названия населенных пунктов и районов, которые еще так недавно геббельсовские сводки фюрера называли в победных отчетах. Десятки эти населенных пунктов снова оказались в руках Красной Армии. Много хороших и утешительных вестей нес «Юзек» своим товарищам по отряду. Часть этих известий содержалась в подпольных газетах, которые секретарь передал «Юзеку». Тот сунул их под рубашку и, распрощавшись с «Олеком», тронулся в обратный путь. До леса оставалось чуть более двух километров, а там уже можно было чувствовать себя в безопасности. Прекрасная июльская погода как бы приглашала отдохнуть, оторваться хоть на миг от повседневной солдатской службы. Тем более что для этого предоставился подходящий случай. По пути к лесу, на лужайке возле мельницы, он заметил группу местной молодежи, которая устроила танцы под гармошку на траве. Следует заметить, что подобные развлечения были полякам строго запрещены. Запреты эти молодежь не соблюдала и тайно собиралась поразвлечься.
«Юзек» поддался общему настроению. Он свернул с полевой тропинки и смешался с группой молодежи.
Позднее мы узнали, что в то самое время, когда «Юзек» отправился в обратный путь, на другом конце деревни, в бывшем домике ксендза, где теперь размещался пост немецкой жандармерии, обервахмайстер Рихтер заканчивал обед со своими подчиненными. У них тоже был повод для хорошего настроения. Что там ни говори, а пока удавалось избегать отправки на восточный фронт. Страх перед посылкой на советский фронт, перед Красной Армией, уже тогда был повсеместно распространен среди немцев. Поэтому обервахмайстер Рихтер всеми силами пытался доказать вышестоящему начальству необходимость его пребывания в Бычине. Завершая трапезу, обильно приправленную водкой, немцы решили отправиться на осмотр подвластной им территории. Уже издалека услышали они звуки гармошки. Танцующие тоже заметили жандармов. Произошло всеобщее замешательство.
«Легальные» гвардейцы, которых здесь случайно встретил «Юзек», советовали ему бежать вместе с жителями в деревню. Он не послушался, полагая, что в поднявшейся суматохе ему удастся добраться до леса. Однако он просчитался. Жандармы, вмешавшись в толпу, раздавали направо и налево удары прикладами, как вдруг заметили человека, удаляющегося в одиночестве в сторону леса. «Юзеку» предстояло преодолеть около 800 метров. Они бросились в погоню и, стреляя на ходу, догнали его у самого леса. У «Юзека» имелись выданные лесничим Абсторским документы на чужое имя, в которых значилось, что он является рабочим на лесоповале. Не рассматривая документов, его повели обратно. Обервахмайстер приказал отвести «Юзека» на пост. Выбрав удобный момент, «Юзек» сумел вытащить из-за пояса конспиративные газетки и воткнуть их в штанину брюк. Пачка бумаги с каждым шагом спускалась все ниже и наконец упала на землю. Жандарм, сопровождавший «Юзека», ничего не заметил. Только участницы трапезы, следовавшие за ними на некотором расстоянии, заметили лежащие на земле бумаги. Они тут же сообщили об этом немцам, и Рихтер моментально сообразил, что к чему. Он подскочил к «Юзеку» и, обзывая его бандитом и польской свиньей, принялся бить. Теперь уже «Юзека» повели на пост двое конвоиров. Там и начали его впервые допрашивать. Страшное избиение не дало никаких результатов. Он упрямо повторял: «Ничего не знаю, никого не знаю, газетки не мои, я нашел их на дороге» и т. д. По истечении нескольких часов Рихтер, поняв, что так он ничего не добьется, прервал допрос. «Юзек» без помощи уже не мог держаться на ногах.
В ту же ночь гестапо переправило его в тюрьму в Мысловице как особо важного и опасного преступника. Его немного подлечили, а потом пошли допросы профессионалов из катовицкого гестапо, которые специально ради таких случаев приезжали в мысловицкую тюрьму. Несмотря на пытки, гестаповцам не удалось ничего вытянуть из «Юзека». А ведь знал он много: расположение бункера, его состав, вооружение, семьи партизан. С самого начала существования отряда он был с нами. Он не предал, хотя, по всей вероятности, такой ценой мог спасти себе жизнь.
О его героическом поведении на допросах и в тюрьме нам потом рассказали товарищи, которым удалось выйти из гестаповских застенков. Гестаповцы, видя, что ничего от него не добьются, отправили его в освенцимский лагерь и там 29 ноября 1943 года убили.
Так погиб первый наш товарищ-гвардеец — партизан отряда имени Ярослава Домбровского, «Юзек» — Юлиан Рембеха, сын рабочего класса Хжанова.
Через несколько дней после ареста «Юзека», ближе к вечеру, я отправился к «Адаму». Здесь я должен был встретиться с «Болеком». Мне хотелось обсудить с ним положение в районе и наши задачи.
Неподалеку от дома лесника я остановился. «Нелегальная» жизнь приучила меня к осторожности, которая успела войти в привычку. Однако ничто не нарушало лесной тишины. Я защелкал по-птичьи, условным сигналом давая знать «Адаму», что прибыл. Выждал минуту, но «Адам» не выходил. Внезапно откуда-то со стороны до моего слуха донесся странный шелест. Я пригляделся. Мгновение спустя шелест повторился. Мне показалось, что кто-то крадется ко мне. Я чувствовал, что мне грозит опасность. Рывком поставил пистолет на боевой взвод. Вдруг со стороны дома лесника до меня донесся крик:
— Хальт! Хэнде хох!
Два жандарма выскочили из дома, паля из автоматов. Я бросился бежать под защиту деревьев. Пули щелкали вслед за мной, отрывая куски коры, срезая ветви деревьев. К счастью, ни одна из них меня не задела. Проскочив через небольшой пригорок, низинкой помчался в сторону Хелмека. Выстрелы раздавались все реже и дальше.
Я приостановился. Погони не было.
Я решил вернуться к дому лесника. Спрятавшись неподалеку от хозяйственных пристроек, следил за домом. Было уже темно. Из окон падал слабый свет керосиновой лампы. Подле дома поблескивали огоньки карманных фонарей. Из дома доносились выкрики, детский плач, женские вопли, смешанные с немецкими окриками и ругательствами. Мне было достаточно того, что я увидел и услышал. «Адаму» и его семье грозила опасность. Меня охватил страх за их судьбу. «Адама» нужно спасать. Приняв такое решение, я прикидывал наспех, что можно предпринять. Одному мне не справиться со столькими немцами. Придется бежать за подмогой. А что, если немцы успеют убраться из дома лесника до нашего прибытия? Пока я раздумывал, полицейские вывели «Адама» из дома. Руки его были закованы в кандалы.
По отрывочным фразам немцев я понял, что намереваются вести «Адама» на пост в Либёнже. Следовательно, имелся шанс спасти товарища. С этой мыслью я и мчался со всех ног к бункеру, расположенному в километре от дома «Адама». В бункер ворвался как вихрь.
— Ребята! Берите оружие и за мной!
Никто ни о чем не спрашивал. Да и не было времени на объяснения. В одно мгновение четверо партизан выскочили вслед за мной. По дороге — на бегу — я объяснил им, куда и зачем мы бежим.
Засаду мы устроим в Либёнже, там, где дорогу пересекает железнодорожная ветка шахты «Янина». Только бы успеть! Увидев «Адама» и полицейских, стреляем вверх, «Адам» должен бежать. Поблизости имеются дома, а в них наши «легальные» товарищи, они ему помогут. Как только «Адам» скроется, отступаем и мы. А если они появятся без «Адама», то бьем прямо по немцам.