— Давай не будем говорить о жизни.

— Хорошо, не будем...

Мазарин была совсем близко. Паскаль чувствовал жар, исходящий от ее тела. Он не стал противиться притяжению. Девушка позволила себя обнять и доверчиво уткнулась в его надежное плечо. Со стороны Мазарин и Паскаль напоминали давних, преданных любовников на неспешной ночной прогулке. Они тянулись друг к другу, стараясь освободиться от пут безнадежного одиночества.

К счастью, Паскаль не подозревал о том, что в душе Мазарин есть место только для Кадиса.

Сейчас он со своей законной супругой, должно быть, веселился на рождественской вечеринке, среди элегантных гостей и рек шампанского, в каком-нибудь роскошном месте, о котором она не могла даже мечтать. Думая о Кадисе, Мазарин все теснее прижималась к Паскалю.

На площади перед Нотр-Дам в окружении картонных коробок и пустых бутылок мирно спал пьяный клошар. Не дожидаясь, пока Паскаль проявит инициативу, Мазарин впилась в его губы долгим, страстным, и нежным поцелуем. В отличие от ее наставника он не стал отстраняться.

Мутноглазый пребывал в отчаянии. Слежка за Мазарин не приносила ничего, кроме нервотрепки. Девушка так и не совершила ни одного таинственного поступка, не встретилась ни с кем, хотя бы отдаленно похожим на Арс Амантис. Вся ее жизнь оказалась сплошной рутиной. Судя по всему, Мазарин была обыкновенной одинокой девчонкой, мятежницей по натуре, предпочитавшей сверстникам мужчин постарше. Ее выходки заставляли Мутноглазого, опрометчиво объявившего свою подопечную чуть ли не новой святой, краснеть от стыда. Взять хотя бы тот случай у Триумфальной арки. Женщина такого сорта не могла иметь никакого отношения к ордену. Одно дело вызывать восхищение и дарить любовь, и совсем другое — валяться голой в снегу.

Теперь не оставалось почти никаких сомнений, что медальон по ошибке попал к человеку недостойному. Мутноглазый не знал, что делать: открыться девушке и попытаться убедить ее отдать медальон по-хорошему или попросту выкрасть реликвию и постараться забыть об этой истории.

Первый вариант совершенно точно не годился: Мутноглазый отлично знал, что его внешность вызывает у женщин отвращение, в лучшем случае — жалость.

Несколько месяцев назад он тайком проник в зеленый дом, но не обнаружил в нем ничего подозрительного. Можно было бы с уверенностью сказать, что Мазарин никак не связана с орденом, если бы не явственно исходившая от нее таинственная сила. Если верить легендам, Святая обладала таким же даром.

Мазарин давно не виделась с Аркадиусом и наконец решила пригласить его позавтракать в "Ла-Фритери". Старик, как и обещал, принес с собой старинный окситанский манускрипт с крошечной иллюстрацией, на которой можно было разглядеть знак, выбитый на медальоне.

Мутноглазый, расположившийся за соседним столиком с чашкой кофе и свежим номером "Фигаро", внимательно прислушивался к их беседе.

— Послушай, дочка. — Антиквар был очень серьезен. — Ты должна представлять себе истинную ценность вещи, которую носишь на груди. Я тут покопался в книгах и кое-что нашел...

ОКСИТАНИЯ, 8 ЯНВАРЯ 1244 ГОДА

На склоне горы Пог

— Нет!.. Нееет!

Прелестная хрупкая девушка босиком бежала по присыпанной снегом колючей траве, пытаясь спастись от алчных рук и мерзкого дыхания похотливого монаха.

— Пощадите... сжальтесь... — молила несчастная.

Преследователь настиг ее, схватил, грубо швырнул в снег.

— Прошу вас... — рыдала девушка. — Прошу вас...

Но монах с болезненным сладострастием уже рвал на ней одежду, а его подоспевшие сообщники сгрудились вокруг, словно голодная стая, и ждали своей очереди.

Крики бедной жертвы сливались с протяжными стонами раненого ребенка, но на их зов никто не шел. Над долиной витал запах смерти.

Когда монах натешился, яростно вонзая свой посох между раскинутых ног девушки, пришел черед остальных.

— Ведьма!..

Они терзали ее...

— Демонов выродок!..

Оскверняли...

— Дщерь Люцифера!

Унижали...

Девушка билась в руках своих мучителей, залитая их спермой, слюной и едким потом. Насильники рвали ее плоть зубами, будто дикие звери.

Монах зажимал рот своей жертвы ладонью, заглушая ее стоны и не давая дышать. Вскоре девушка затихла, ее руки бессильно вытянулись, лицо побелело.

Душа бедняжки покинула тело, не выдержав боли и стыда. Широко раскрытые мертвые глаза смотрели в небо. Над горой висела багровая луна, единственная свидетельница смерти. По снегу бесшумно разливалось пятно крови.

— Ты убил ее! — крикнул один из негодяев.

— Проклятая еретичка! Сдохла, не дождавшись костра.

— Какая разница. Мы все равно ее поджарим, — предложил кто-то.

— Нет! — Предводитель поднял с земли камень и швырнул в лицо мертвой. Остальные последовали его примеру.

Град камней обрушился на оскверненное тело красавицы...

Она уже не чувствовала боли.

...и укрыл ее, словно курган.

Пока Аркадиус читал отстраненные, холодные строки хроники, Мазарин содрогалась от ужаса, живо представляя страх и отчаяние, охватившие несчастную девушку, растерзанную посреди ночного леса. Она почти не сомневалась, что это была Святая. На это указывало все. Глубокие отметины на нежном лице спящей, которые она в детстве пыталась отмыть, были следами камней. Это могла быть только Сиенна. Мазарин перебила старика:

— Вы знаете, как ее звали?

— Нет. Рукопись полностью не сохранилась. Я случайно обнаружил ее между страницами какой-то старой книги, которая уж и не помню, как ко мне попала. Наследник распродавал библиотеку своего отца, не имея понятия об ее истинной ценности.

— Но... В больнице вы начали говорить о каких-то Арс Амантис.

— Да, но я ни в чем не уверен. Все это только предположения, догадки, не более.

— А медальон?

— В нем-то все и дело. Я до сих пор так и не понял, какую роль тут играет этот знак, символ Арс Амантис. — Он указал на крошечный рисунок на полях рукописи. — Смотри. — Антиквар достал из портфеля луну. — По-моему, очень похоже на рисунок на твоем медальоне.

Мазарин поднесла медальон к странице и сравнила изображения.

— Они... одинаковые!

— Одно совершенно ясно, девочка моя: все это как-то связано с Арс Амантис. К сожалению, мы знаем слишком мало. У нас есть только отрывочные сведения.

— Что стало с телом?

— Согласно обычаям того времени, каратели могли забрать его с собой как трофей.

— И что же они с ним сделали?

— Скорее всего, выставили на площади, для устрашения. Не забывай, они считали, что покончили с ведьмой. Свирепые львы с головой газели в зубах.

— А если все было не так? — спросила Мазарин.

— Что ж, если эта девушка была дочерью знатного феодала, ее тело могли выкупить, чтобы похоронить как подобает.

— И все-таки, если ее не похоронили?

— Ох, дочка, тут мы ступаем на весьма зыбкую почву. В Европе на протяжении многих веков существовал целый рынок реликвий. Некоторые люди были готовы платить за них огромные деньги. Святые мощи считались настоящими сокровищами. Их почитали и берегли как зеницу ока. Сейчас трудно представить, какие чудовищные вещи творились в те времена вокруг мощей. Тела мучеников расчленяли и продавали по частям. А реликвия, которая сохранилась целиком, и вовсе не имела цены.

Мазарин содрогнулась, представив, что кто-то мог попытаться расчленить Сиенну. Для нее Святая были живой. Но как реликвия попала в ее дом? Почему ее окружает столько тайн?

Мать никогда не отвечала на вопросы о Святой, ограничиваясь лаконичным: "Не шуми, а то ее разбудишь!" или "Не прикасайся к ней!" — а потом неизменно добавляла: "И не вздумай никому проболтаться, что Сиенна живет с нами!" Все остальное было покрыто плотной завесой молчания.