В рамках своей мимикрии, или «легенды», Маус чаще всего играл значительное лицо. Причем делал это, по собственным словам, только в целях маскировки, поскольку «у шпика никогда не может быть так много денег».

Деньги, как и ловкость их делать, у него были. Он получал от Объединения страхователей недвижимого имущества ставку в размере 750 тыс. марок в год, гонорар от БНД в размере 842 тыс. марок за 15 месяцев своей охоты на террористов. Большие суммы не были для него необычными. Правда, были и расходы — сделанные на заказ костюмы, арендованные время от времени «роллс-ройсы», шикарные яхты, рестораны и первоклассные отели. Ему удавалось добиться большего, чем некоторым гигантским полицейским отрядам.

К помощи Мауса БНД прибегала не раз. В 1970 г. он способствовал поимке в Испании бежавших из заключения и разыскивавшихся в связи с ограблением банка и убийством полицейского Альфреда Лекки и Гельмута Деркса. Он обнаружил украденные в 1975 г. сокровища Кёльнского собора, которые большей частью удалось вернуть; нашел баллоны с отравляющими веществами на Саведо, похищенные весной 1983 г. «Как никто другой, детектив Маус умел втереться в доверие к подозреваемым лицам, друзьям, женам их окружения и любовницам. Этот человек, который в полном смысле слова блестяще умел сочетать различные интересы, первый раз был женат на сотруднице БНД», — писал «Шпигель»³¹.

Хотя в поисках преступников на частные пожертвования Маус объехал полмира, однако успехи были мизерны. Когда в бундестаге разразился скандал по поводу привлечения частных шпионов для выполнения «государственных функций», Маус скрылся. Благо ни денег, ни ловкости матерого шпиона ему не занимать. Под новой фамилией и в новом образе многоликий Маус будет тайно практиковать древнейшее ремесло, пока новые разоблачения, арест или смерть не поставят точку. Практика знает случаи, когда и лучшие детективы бессильны.

«Деньги разводят людей — писал В. Федоров, который наблюдал жизнь западногерманских миллионеров, — но, бывает, и соединяют несоединимое». «Деньги тут ни при чем, главное — чувство!» — возражал восемнадцатилетний жених на сомнения лиц, облеченных властью делать молодых людей молодоженами. Учитывая романтический возраст жениха, можно было бы поверить, если бы невеста не преодолела 80-летний рубеж. Зная, что «любви все возрасты покорны», можно было бы поверить даже в пламенную страсть Ромео XX в. к новоявленной Джульетте, если бы она не была миллионершей. Любви, как известно, и миллионы не помеха.

Именно миллионы и превратили фарс в драму шекспировских масштабов. Он убил ее, чтобы она с деньгами не досталась другому, и сел, как положено, проклиная тот день, когда золотые стрелы Купидона ранили его в самое сердце. Если убивают любимые, то что говорить об охранниках, нанятых за деньги и к тому же поднаторевших в стрельбе, кулачных ударах, каратэ, кун-фу. Может, потому Грегг Шервуд, как и Пэтти Херст, и вышла замуж за охранника, освободив его от комплексов Раскольникова. Все это рутина в мире богатых.

Бриллианты нуждаются в охранниках, а охранники — в деньгах, как бы много ни платили. В сущности это извечная проблема. Проблемы мультимиллионеров, как и проблемы нищих, везде и во все времена одни и те же. С нищими все ясно. С богатыми все сложнее, ибо нет никаких гарантий, что охранник, которому доверено самое дорогое, не вообразит себя Раскольниковым и не «порешит старуху», чтобы скрыться с бриллиантами.

Это извечный парадокс. Судьбы Вселенной находились в руках Суллы, Чингисхана и Гитлера, а сами правители — во власти рабов, поваров и охранников, которые могли их зарезать сонными, как агнцев.

Проблемы безопасности не сегодня возникли и не завтра кончатся. Ритуалы диктуют образ жизни и облагораживают отношения между людьми. Эти стандартизированные приемы, ставшие штампом, как правило, продиктованы безопасностью. Протягивать руку при встрече — значит показывать, что в руке нет оружия. Считается хорошим тоном, если хозяин, откупорив бутылку, плеснет сначала чуточку себе, а потом наполнит бокал гостю. По сути эта галантность означает, что вино не отравлено и хозяин не является последышем Борджиа.

Безопасностью продиктован и такой далекий восточный ритуал, как падение ниц перед владыками. Лежащему или ползущему человеку трудно нанести удар припрятанным кинжалом. С изобретением огнестрельного оружия эта мера безопасности потеряла эффективность, а потому президентов и правителей охраняют телохранители, представляющие собой «самодвижущиеся биобронеплиты». Согласно преданиям, славянки добровольно восходили на жертвенный костер, где сжигались трупы их мужей, убитых в бесконечных боевых сшибках. Живая вдова считалась позором фамилии. Засомневавшись в добровольности самосожжения, Карамзин, как истый историк, не может не объяснить такой «высокий порыв преданности жен» сугубо утилитарными целями. «Думают, — пишет он, — что сие варварское обыкновение… введено было славянами (равно как и в Индии) для отвращения тайных мужеубийств; осторожность ужасная не менее самого злодеяния, которое предупреждалось ею».

Еще фараоны хранили свои сокровища глубоко под землей, в хитроумно построенных лабиринтах, в несколько ярусов. Порой строителей лабиринтов уничтожали по завершении работ, убивали и тех, кто мог знать или догадываться о схеме проникновения в сокровищницу. Специальные жрецы и только по отдельным участкам знали пути проникновения «в тайны государственных тайн».

Трагедия тех, кто, презрев законы, страх, проклятья жрецов, дерзали проникнуть в лабиринт, была в том, что они не могли ни достичь цели, ни отступиться. Обреченные на голодную смерть, они, как призраки, неделями бродили по пустынным узким, до жути мрачным однообразным галереям с разбросанными там и тут черепами и скелетами тех, кто прежде покушался на подземные богатства земных владык. И редко кто не сходил с ума, полагая, что это боги наказали его за святотатство, ибо фараоны почитались богами, а награбленные богатства — священными.

И пирамиды — эти загадки, над которыми ломают головы и сейчас, по сути были хитроумными тайниками, где хранились сокровища, выделенные для загробной жизни фараонов. И то, что каменная гробница тысячи и тысячи лет хранила сокровища Тутанхамона, говорит о том, что фараоны умели прятать свои ценности. Конечно, пирамиды — порождение силы и тщеславия земных владык с их претензиями на бессмертие, сложных религиозно-мистических идей, архитектурного гения зодчих, упорного труда миллионов египетских династий с их богатствами и величием. Все это так, но наряду с этим нельзя отрицать и то, что пирамиды были надежными кладовыми для сокровищ, и не исключено, что ими остаются и по сей день.

Хотя крайности преданы исторической анафеме, современные хранилища ценностей должны отвечать тем же требованиям, что и пирамиды. Они должны быть надежно защищены от внешних врагов и внутренних шпионов. Система безопасности должна предусмотреть все возможные инциденты и катастрофы, начиная от психологических эксцессов лиц внутренней охраны до сговора главного хранителя со злоумышленниками, от нашествия врагов до землетрясения.

Охрана богатств возлагается на банки и ломбарды, которые так же время от времени грабят, на страховые фирмы и частные детективные бюро. Надежным гарантом можно считать только страховой полис, который хоть и не обеспечивает сохранности уникального шедевра или бриллианта из подвесок королевы, но позволяет залатать брешь в состоянии магната.

Как свидетельствуют факты, грани между респектабельным бизнесом и преступным миром становятся зыбкими, неопределенными, относительными. Бизнес то и дело вторгается в область запретного. Мораль и этика — скорее декларации, чем правила ведения дел на конкурентной основе. Если у большого бизнеса и есть мораль, то она гласит: «Черт с тобой, если мне хорошо», или, выражаясь по-христиански: «Каждый за себя, один бог за всех». С особой силой эту доктрину проповедует организованная преступность, которая стремится стать респектабельной.

И гигантская корпорация, и дельцы с фондовой биржи, и мелкий предприниматель, и торговцы краденым, и мафиози одинаково преданы бизнесу и одинаково шпионят, чтобы бизнес процветал и приносил барыши. Бизнесмены и мафиози равно могли бы провозгласить своим девизом: законно то, что выгодно.