К Сиднею Рейли это не относится в полной мере, ибо он только наполовину англичанин, вернее ирландец. Сделай ему русские предложения раньше и повыгоднее, быть может, он стал бы шпионить на островном государстве в пользу России. Спорить об этом можно бесконечно, но отрицать за ним шпионские таланты не приходится.

Рейли имел обширные связи и свободно владел семью языками. Знание языков позволило ему успешно осуществлять тайный сбор сведений в Японии, куда он был отправлен как «доверенный представитель» Русско-азиатского банка. Излишне говорить, что Англия имела свои интересы и в этом регионе мира и, как всегда, Сидней Рейли поставлял важную промышленно-финансовую информацию. В любой части света деньги являются кровью войны и нервным узлом экономики. По интенсивности, направлениям движения и количеству их оборачиваемости всегда можно установить начинания того или иного правительства или министерства.

Японию он оставил для работы в США, где также продемонстрировал свои незаурядные способности, высокий профессионализм и результативность. В «Интеллидженс сервис» Рейли числился под кодовым обозначением «1 Эсти» и столь высоко котировался, что руководство отозвало его из Америки в 1916 г. и дало по сути дела фантастическое задание.

В том же году он перешел швейцарскую границу и внедрился в структуру германской военной машины. Трудно поверить, но ему удалось под видом офицера немецкого военно-морского флота проникнуть в германское адмиралтейство, похитить и переправить в Лондон тайный код германской военно-морской разведки. Без преувеличений это была самая блестящая и самая результативная операция в течение всей первой мировой войны.

В начале 1918 г. капитан Рейли был переведен в Россию, интересы которой уже не раз успешно продавал. Вначале казалось, что счастье шпиону улыбалось и в новой России. Связи, опыт, английские деньги и личные качества способствовали успеху. Он намеревался свергнуть революционное правительство, действовал уверенно, смело, но без больших успехов.

После убийства Урицкого в Петрограде отряд чекистов оцепил английское посольство. Началась перестрелка, в которой были убиты комиссар отряда и еще несколько сотрудников ВЧК, а также английский шпион Кроми, который и открыл пальбу. То, что Рейли чуть задержался, спасло его от пленения. В России он представлялся «товарищем», и у посольства, уже оцепленного ВЧК, его опознал чекист, но, к сожалению, «как товарища». Это и спасло шпиона. Ночь Рейли провел на квартире у эсера Дронского. Затем по заданию тогдашнего военного министра Черчилля Рейли помогал Деникину. Рейли мечтал освободить Москву от «красной скверны». Он не скрывал своих честолюбивых амбиций и на сомнения возражал, говоря: «Корсиканский лейтенант артиллерии загасил пламя Французской революции, почему бы агенту английской разведки, при стольких благоприятных данных, не стать хозяином Москвы». Но вместо вожделенного титула «хозяина Москвы» Сидней получил пулю в лоб и кончил жизнь как заурядный контрабандист. Даже Англия, кому так преданно он служил, не нашла ни одного теплого слова в адрес сотрудника «Интеллидженс сервис». Скромный некролог гласил: «Сидней Джордж Рейли убит 28 сентября войсками ГПУ у деревни Аллекюль в России». Ни соболезнований, ни комментария, что вышеозначенный Рейли делал у деревни с чухонским названием Аллекюль[3]. Так кончил свою жизнь этот незаурядный шпион, много преуспевший в сфере промышленно-финансового шпионажа на трех континентах и потерпевший полное фиаско в политических заговорах.

Перед первой мировой войной в Германии разразился скандал, связанный с охотой шпионов концерна Круппа за секретами военного ведомства страны. В книге «Купи себе министра» повествуется о том, как Германию «потрясло» дело Корнвальцера. Бывший кайзеровский офицер подкупал по заданию Круппа чиновников военного министерства. Те поставляли важную секретную информацию. Таким путем Крупп стал крупнейшим производителем оружия, поскольку он заранее знал все потребности и все, что предлагали конкуренты²¹. Разумеется, нельзя объяснить успехи концерна только тайной сделкой офицеров военного министерства и шпионов, но то, что Круппы умели, как ни одна другая династия в стране, собирать секретную информацию и пользоваться ею, не приходится отрицать.

…Восемнадцатилетний английский студент Генри Перкин, в то время как его сверстники предавались первым наслаждениям взрослой жизни» возился с колбами, пытаясь извлечь из вонючей смолы хинин. В пробирке не было и намека на лекарство от малярии, но содержимое окрасилось в ярко-фиолетовый цвет. Результатом случайного открытия и был первый анилиновый краситель. До конца прошлого века художники при написании картин использовали красители естественного происхождения. С изобретением Генри Перкина отпадала необходимость добывать из коры и насекомых различные красители. Это была революция. Перкин сознавал значение собственного изобретения.

Но английские промышленники не разделяли восторга Перкина. Воистину, нет пророка в своем отечестве. Он был вынужден взять патент и начать собственное дело. У него не было предпринимательских талантов, родители не оставили капитала, в результате чего он не попал в число выдающихся капитанов индустрии. Фабрика скорее разоряла, чем обогащала.

Зато изобретение Перкина было по достоинству оценено немцами, которые зачастили в Англию. И вовсе не для того, чтобы выражать свои восторги изобретателю, а затем, чтобы овладеть его секретами. Выведав секрет извлечения красок из каменноугольной смолы, немцы стали совершенствовать способы добывания красителей и основали по сути новую отрасль индустрии, благодаря которой Германия и стала родиной химии. К началу XX в. она стала основным и, пожалуй, единственным крупным продуцентом анилиновых красителей. Сумрачный германский гений, подталкиваемый как отсутствием стратегического сырья, так и милитаризацией экономики, начал производить синтетическую нефть, каучук, а также аспирин и новокаин, сульфамиды и ракетное топливо.

Пауль Эрлих, лауреат Нобелевской премии, был среди тех, кто создавал сальварсан, предназначенный для лечения сифилиса, а химический концерн «Хёхст» получил патент на монопольную торговлю этим дорогостоящим препаратом. Ученые из секретных лабораторий химических концернов получали больше Нобелевских премий, чем ученые мужи из именитых университетов. Карл Бош получил ее за синтезирование селитры и бензина, Герхард Домагк — за сульфамидные препараты, а Фриц Габер — за фиксацию азота. За этим наивным термином скрывалось создание отравляющих веществ и истоки химической войны. Не зря химиков, работавших на военные концерны, называли «алхимиками дьявола».

Правда, фиксацию азота, как и любое фундаментальное изобретение, можно было бы использовать и для мирных целей — для повышения урожайности полей. Но так было угодно судьбе и немецким милитаристам, которые использовали это величайшее изобретение не для того, чтобы накормить человечество, а для того, чтобы истребить его. Вслед за Германией возможности химии по достоинству оценивались и в других странах. Секреты росли в цене, как никогда раньше.

Германия защищала свои открытия путем запрета строительства заводов за рубежом. Патентные тяжбы, сбивание цен, переманивание ученых были обычным делом. Тайком вывозили не только идеи, чертежи, патенты, но и создателей патентов. Вот что писал, например, американский исследователь Джозеф Боркин о трудностях налаживания «сотрудничества» между крупнейшими химическими концернами США и Германии, которая, бесспорно, лидировала в химии красителей: «Производство красителей фирмой «Дюпон» получило дополнительный стимул благодаря технической помощи химиков «И. Г. Фарбениндустри», тайно вывезенных из Германии, а также активному содействию артиллерийско-технической службы армии»²².

В 1920 г. председателю совета директоров концерна «Дюпон» удалось за большие деньги завербовать четырех немецких химиков из фирмы «Байер». Глава американского концерна смог тайком вывезти сундук с чертежами, формулами из Германии, но голландская полиция, случайно обнаружив на своей территории содержимое «саркофага», наложила арест. По обе стороны океана поднялся шум. Немцы обвиняли американцев в сознательном демонтаже своей химической индустрии, заманивании специалистов, в экспансии и агрессивности, а американцы в свою очередь напирали на свободу интеллектуалов выбирать себе альма-матер.