Я отвесил ему хлесткую пощечину, и он отшатнулся. Его товарищ, еще не понимая, что произошло, и замер, а боец воскликнул:

— Конец тебе!

После этого дружинник подпрыгнул и нанес прямой удар ногой с разворота. Он целился в голову — хороший боец и тренировали его неплохо. Вот только он был зол, действовал импульсивно, и давала знать о себе выпитая брага, перегар которой я уловил. Поэтому дружинник не попал. Я отступил, а он, приземлившись, сжал кулаки и стал надвигаться на меня.

Нам пока не мешали и, хотя я знал, что драка является серьезным проступком, отказываться от нее нельзя. Это потеря чести — таков закон повольников, и я рассчитывал на победу.

Дружинник попытался ударить меня кулаком в челюсть, но я пригнулся, пропустил его руку и без замаха нанес удар правой в челюсть. Попал удачно, в подбородок. Только один раз приложился и моментально вырубил противника, который потерял сознание и свалился на спину.

— Тревога — а-а!!! — закричал второй дружинник, а затем выхватил из ножен кинжал и бросился на меня.

Взмах клинком! Еще один! И еще!

Я уклонялся, а потом изловчился и подставил дружиннику подножку. Он упал и едва не напоролся на свой клинок. Хотел подняться, но не успел.

— Стоять! — мы услышали характерный звук передергиваемого затвора и голос начальника караула.

Замерли. Я на ногах, а противники лежат.

— В чем дело? Что не поделили? — начальник караула, суровый вояка, встал между нами.

— Он первый напал, — отозвался дружинник с кинжалом.

— А ты что скажешь? — старый служака посмотрел на меня.

— Ребята выпили, их развезло, и они оскорбили ведунью. Я потребовал извинений. В ответ отказ. Вот и завязалась драка.

Начкар покосился на ближайший донжон, в котором проживал комендант крепости, и сказал:

— Короче, сейчас расходитесь и делаете вид, что ничего не произошло.

— Да он… — начал поднимающийся с земли дружинник.

— Заткнись! — ветеран зыркнул на него. — С вами я потом разберусь!

Молодой боец замолчал, а начальник караула кивнул мне:

— А ты, повольник, что скажешь?

— Пусть извинятся, и конфликт исчерпан.

— Подожди в стороне, — начкар склонился над потерявшим сознание бойцом и отвесил ему пару хлестких пощечин, а потом вылил на него воду из фляги: — Вставай!

Я отошел к стене. Старших офицеров гарнизона рядом не было. Вот начкар и решил замять конфликт. Елену старые дружинники уважали, в том числе и командир гарнизона сотник Плетко. Она единственный лекарь в крепости и хороший воин. Кто видел ведунью в деле или обращался к ней за помощью, тот это знал. А ребята глупые, наболтали лишнего, и если начнется разбирательство, для них все сложится плохо. Мне, конечно, тоже достанется. За то, что начал драку, плетей пропишут, минимум, десяток. Но дружинникам будет гораздо хуже. Во — первых, пьянство. Во — вторых, оскорбление свободной женщины. В — третьих, огульное обвинение в распутстве и роспуск слухов. В — четвертых, они проиграли драку, вдвоем не смогли справиться с новичком — повольником, а потом подняли тревогу. За это можно не только плетей получить и наряды вне очереди, но и лишиться жалованья за год вперед. А начкару происшествие во время его дежурства не нужно. Следовательно, проще уладить дело без вмешательства офицеров.

О чем ветеран — дружинник разговаривал с молодыми дружинниками, я не слышал. Однако по его виду, злобным гримасам и резким взмахам рук, понял, что речь бывалого воина перемежается угрозами и руганью. Он попытался донести до бойцов простую истину — они не правы, и у него это получилось. Через несколько минут дружинники подошли ко мне. Оба грязные и злые, но протрезвевшие, и я услышал от того, которого свалил первым:

— Повольник, мы приносим свои извинения.

— Да, — подтвердил второй. — Мой друг сболтнул лишнего.

Больше они ничего из себя не выдавили. Дружинники замолчали и, понимая, что теперь моя очередь, я сказал:

— Извинения принимаются.

Обменявшись кивками с начкаром, который находился неподалеку, я отвернулся и направился к палаткам повольников.

Что сказать? Я вел себя достойно. Правда, есть вариант, что побитые дружинники попытаются отомстить. Но это вряд ли, хотя присматривать за ними нужно.

Эх — ма! Жизнь моя жестянка. Всего два месяца назад я находился в цивилизованном мире, считал себя неудачником и был уверен, что ничего в моей судьбе не изменится. Однако, по воле случая, я оказался на Кромке, в этом странном и опасном мире. Теперь я повольник, рядовой боец в отряде Германа Кольцова, успел повоевать с живыми мертвецами и дикарями, на хорошем счету у командиров и многому научился.

Чему именно научился? Держать под контролем страх. Обращаться с различными видами стрелкового оружия, от пистолетов и автоматов, до снайперских винтовок и пулеметов. Ставить мины и растяжки. Убивать людей ножом, копьем и саперной лопаткой. Оказывать первую медицинскую помощь. Ходить в разведку и вести наблюдение. В крепости, несмотря на затишье и отступление противника на левый берег, свободного времени не было, и со мной постоянно кто‑то занимался. Самым главным наставником, конечно, был Миша Ковпак. Но и помимо него желающих «погонять молодого» хватало, а я не возражал и не спорил. Воспринимал все спокойно и впитывал знания, которыми со мной делились ветераны отряда. В самом деле, ведь люди хотели мне добра, и я это понимал.

За размышлениями добрался до наших палаток и возле них, под навесами, сидели бойцы отряда. Кто‑то отдыхал, пил взвар или обедал, а кто‑то чистил оружие, чинил одежду и подгонял амуницию.

— Олег! — меня позвал Кольцо.

— Да, командир? — я присел напротив него.

— Как с дружинниками, ситуация разрешилась?

— Все в порядке. А откуда…

— Я рядом находился и был готов придти на помощь. Ты достойно поступил. Но рассказывать об этом случае никому не надо. Если Елена узнает, может расстроиться, а нам ведунью огорчать нельзя. Понял?

— Так точно.

— Вот и хорошо, — Кольцо расстегнул клапан планшетки, которая висела у него на боку, достал запаянную в пластик карту и протянул мне. — Бери. Это подарок.

Несколько раз я обращался к повольникам, кто имел карты местности. Хотелось иметь свою. Но каждый раз получал отказ. А теперь Кольцо подарил одну из своих. И это не просто подарок, а нечто большее. Возможно, знак равенства между нами.

— Благодарю, командир, — я кивнул.

Кольцо тоже кивнул и добавил:

— Вечером выход, ты с нами. Переберемся на правобережье, посмотрим, что там.

— Значит, меня берешь с собой.

— Да. Ты готов. Еще не профессионал, но уже не обуза.

— Понял. Пойду собираться.

В палатке были только свои, и я присел на спальный мешок, а затем расправил карту.

В общем, ничего особенного. Стандартная карта, отпечатанная в типографии Каменца. Перуновы горы. Дороги и тропы. Поселки и города. Опорные пункты княжества: остроги, крепости и заставы. Река Тихая. Леса и болота. Примерные контуры владений, которые принадлежат нашим врагам. Дананское море. Острова и независимые людские анклавы. А на другом конце карты Алексеевская республика, где сейчас идут ожесточенные бои между людоловами и войском демона Стейкорфа.

Кстати, о событиях в Алексеевской республике. Время от времени радиостанция крепости Лика ловила сообщения наших соседей. И, судя по всему, дела у них плохи. Дружины людоловов не смогли сдержать натиск противника. Поэтому, понеся большие потери, они отступили к горам и оставили поселения фермеров на растерзание врагам.

За четыре недели было разграблено полтора десятка деревень, захвачена одна предгорная крепость и сожжен торговый городок Вересов. По самым скромным подсчетам, алексеевцы потеряли пять тысяч убитыми. Но самое плохое, что противник захватил в плен не менее семи тысяч человек. Старые повольники говорили, что давно враг не устраивал такого погрома. И если людоловы хорошо попросят каменецких купцов, а потом дадут княжеским воеводам серебро, весной будет большой поход на правый берег Тихой. Скорее всего, вглубь вражеской территории княжеские дружины не пойдут, но пару — тройку диких племен, которые демоны специально выдвинут нам навстречу, уничтожат. Результат скромный, но для успокоения совести его хватит. Особенно если власть решит раздуть успех и объявит карательный рейд великой победой…