Лиса заколотила кулаком по воротам, стукнула пару раз ногой и величественно оскорбила явившегося на стук стража. Бедняга даже не сообразил, что можно ответить на подобное приветствие. Таешь пообещал хранить меч. Лиса погладила по щеке. Ленок пообещал набить морду. Ежен и Тарен удивительно дружно пожелали удачи. Потом были недолгие переговоры, передача Тошиминэ в руки стражам Белой башни и целая куча ступенек, ведущих вверх.

Когда дверь крохотной комнаты, наконец, закрылась, подвески были уже просто крохотными кружочками, звездочками и лепестками, без всяких проблесков силы.

Белая птица моргнула, аккуратно расправила паутину рядом с кошкой, нашла устойчивый участок и осторожно туда перелетела.

— Три дня, — сказала она. — Потерпи три дня. Дольше я спать не буду. Я не ленивая кошка.

Тошиминэ кивнул и сел на пол, ткнувшись подбородком в колени. А потом пришла боль, горячей волной вымывая все мысли и сожаления. Выть захотелось как никогда до этого. Он, наверное, выл, или скулил, точно он не помнил. Ему это, наверное, даже нравилось. Пока не пришла гордость и все не испортила. Гордость велела заткнуться и сохранять человеческий вид. Гордость не хотела, чтобы ее жалели, как избитую собаку. Гордости было плевать на боль. Гордость не знала жалости и хотела принять все заслуженное сполна.

Разве ты не заслужил? Разве ты сделал все что мог? Почему ты не поспешил? Если бы ты не позволил страху занять все твои помыслы, два хороших человека были бы живы. Так что не скули и не жалей себя. Ты виновен. Ты трус. Ты жалкое существо с большим самомнением. Так хотя бы прими с достоинством наказание за свою трусость и глупость. Разве ж ты не мог обойтись без чужой помощи? Мог. Просто испугался принять на себя всю ответственность, захотел ее с кем-то разделить. Вот теперь плати за помощь молча и не смей жаловаться. Больше ты подобной глупости не совершишь. Не станешь звать на помощь просто из страха что-то сделать не так.

Гордость была права.

Больше он никогда не позволит страху принимать решения. Страх всегда все преувеличивает.

Вот теперь Ленок понял, почему Арай заподозрил худшее, когда его щенок стал просить помощи у своего бога. Расплата. Такое врагу не пожелаешь.

Мальчишка сидел под стеной, сжавшись в комок, и трясся. Волосы обвисли мокрыми сосульками. Лицо белое, с синевой. Мертвое. В глазах ни проблеска разума, одна боль.

— Все в порядке?! — прорычал Ленок.

— Он второй день такой, ничего же не случилось. Только сначала немножко подвывал. Теперь вообще молчит и на вопросы не отвечает, — заюлил страж башни.

— А почему он такой? — ласково спросил Ленок.

— Не знаю, — честно признался страж.

— Ему больно, идиот! Немедленно зови медиков, безмозглый придурок! Быстро!

Стража как ветром сдуло.

Ленок подошел мальчишке, дотронулся до плеча.

Тот медленно поднял голову и пристально уставился в лицо, кажется, даже не узнал.

— Это пройдет, — сказал совсем тихо. — Нужно потерпеть. Это скоро пройдет. Еще немножко.

— Идиот, — припечатал Ленок.

Вот что с этим мальчишкой делать? Он сам себя наказал, дальше некуда.

— Три дня, всего три дня. Потом она проснется. Я знаю.

— Ты все знаешь. Точно как Арай. И тоже ничего никому не говоришь. Какой же идиот. Откуда такие берутся?

— Что с ним? — девица с повязкой медика появилась на удивление быстро.

Стражник маялся у нее за спиной и пытался не пропустить ничего интересного. Нужно же ему что-то по вечерам рассказывать приятелям за кружкой пива. А тут такое событие, в башне в кои-то веки появился преступник, с которым совет не знает что делать. И наказывать неохота и не наказать нельзя.

— Ему больно, — сказал Ленок. — Если верить человеку, тоже умудрившемуся опустошить себя, ему сейчас настолько больно, что хочется умереть.

— Я не умру, — безжизненным голосом отозвался пациент. — Не дождетесь. Я не настолько слаб.

— А еще он идиот, но это, скорее всего, неизлечимо, — добавил Ленок.

Девица вздохнула, тряхнула коротко стрижеными волосами и решительно опустилась на колени рядом с Тошиминэ. Смелая девочка. Не всякая рискнет приблизиться к мужчине с таким выражением лица.

— Бедный мальчик, — проворковала медик, хватая пациента за подбородок.

— Я не бедный, — не согласился Тошиминэ, тряхнув головой.

— Ладно, богатый, — не стала спорить девица, схватив мальчика за ухо. — Только глупый.

— Я не глупый, — проворчал пациент.

Интересно, он хоть понимает, что происходит, или думает, что к нему пришла галлюцинация?

Медик зафиксировала голову пациента в нужном ей положении, убрала с лица волосы и прижала большой палец второй руки к основанию переносицы.

— Какая симпатичная мордашка, — ворковала она. — Какие красивые глаза. Никогда не видела глаз такого цвета. Вот только с носом беда, перекосило нос немножко. Но это не страшно, дышится же хорошо, ничего не мешает, значит и исправлять ничего не нужно. Кривой нос такую мордашку не испортит, сломанный нос ей мужественности придает. Тебе должно быть это нравится. Мальчишкам всегда такое нравится.

— Я не мальчишка, — вяло возразил Тошиминэ.

— Конечно не мальчишка, — согласилась медик. — Ты молодой мужчина. Вот только, когда тебе сломали нос, ты был мальчишкой и почему-то не пришел выровнять его, пока не сросся в таком положении. Значит, тебе понравилось.

— Мне было все равно, — сказал Тошиминэ.

— Да? Тебя интересовали другие вещи, правда? Меня тоже всегда интересовали другие вещи.

— Ты красивая, — сказал пациент.

— Такая уродилась. А ты спи. Тебе нужно поспать. Станет легче, обещаю. Тебе очень нужно спать. Воду же ты пьешь, значит, и спать можешь.

Ленок откровенно не видел взаимосвязи между водой и сном, но на Тошиминэ подействовало. Девица еще немножко поворковала, рассказала пациенту, какой он умница и тот послушно уснул. Осталось только поаплодировать.

— Положите его на кровать и позовите меня через три часа. Дольше, боюсь, мое лечение не продержится. Давать обезболивающие бесполезно. Усыплять с помощью химии опасно. Придется постоянно снимать боль и уговаривать его спать. Храбрый парень. Я видела, как люди в таком состоянии себе головы об стены расшибают, потому, что терпеть больше не могут.

— Понятно, — сказал Ленок, убедившись, что слова медика до стража дошли в полном объеме.

— Надеюсь, это закончится раньше, чем мое лечение перестанет на него воздействовать. Тогда уже никто ничего не сможет сделать.

— Когда оно перестанет воздействовать?

— Где-то после седьмого-десятого сеанса.

— Мало, — сказал Ленок. — Тошиминэ сказал три дня. Второй только начался.

Девица задумалась.

— Ладно, я за ним присмотрю, — решительно заявила она. — Я в свой выходной могу делать все что захочу.

— Даже сидеть с преступниками в одной камере, — сказал Ленок.

— Даже так. Он моего отца спас.

И Ленок понял, кого ему эта решительная девушка с повязкой медика так напоминает. Матэн. Несостоявшаяся жертва, чудом вытащенная с того света. Папаша, значит, выгнал, не позволив наблюдать за его попытками окончательно вернуться в мир живых, так она нашла замену. Тошиминэ решила отблагодарить. Храбрая девочка.

Спящий Тошиминэ Леноку понравился. Спокойный такой, умиротворенный, ни на кого не кидается.

Арай, кажется, говорил, что у его щенка много свободного времени. Из-за этого и мысли дурные в голову лезут, и ловчие сети выплетаются от безделья. Нужно придумать что-то такое, чтобы этого времени было как можно меньше. Впрочем, зачем долго думать, командир фиолетовых ведь пообещал, что щенок пожалеет о своем желании самостоятельно принимать важные решения. Нехорошо нарушать данное слово, даже если слова были сказаны большей частью со злости. Сказано, что пожалеет, значит пожалеет. Осталось только дождаться того момента, когда совет смирится с тем, что не может придумать для Тошиминэ адекватного наказания и передаст его судьбу в руки собрания командиров. В крайнем случае, можно и не ждать, можно вынести вердикт и поставить совет перед свершенным фактом. Пусть только мальчишка придет в себя.