В девятом рву копошились удушаемые собственными кишками Подстрекатели — религиозные фанатики Юга, клеветники и профессиональные провокаторы.

И снова мне на глаза попались рожи хмырей и хмырих со знаком вил на лбу. Только тут еще были и одетые в поповские одежды бородатые пиплы.

Теперь-то я точно была уверена — это расстриги из скандально известного клана «киевских патриархов».

Десятый ров баловал своих клиентов разнообразием сервиса.

Тут мучились Фальсификаторы — председатели избиркомов, устроители «каруселей», составители фальшивых избирательных бюллетеней, поддельщики протоколов и прочая братва, «помогающая» россиянам «осуществлять гарантированные Конституцией избирательные права».

Эти типчики страдали от кучи болячек — водянки, мигрени, чесотки и бешенства.

В самом низу Ада — на берегах Коцита (озера из жидкого азота) — находились четыре пояса Круга девятого.

В поясе Каина мучили Предавших родных — известных каждому из нас с детства коммунистов-интернационалистов и прочих безродных космополитов, расстрелявших, стерших в лагерную пыль и уморивших голодом миллионы своих земляков.

Все эти дзержинские, ежовы с бериями крутились на заиндевевшей от мороза металлической пентаграмме, крепко примороженные к ней.

Пояс Антенора населяли Разрушители отечества.

Здесь замерзали в снегах дремучего леса (наверное, Беловежской пущи) проткнутые ледяными трезубцами: Николай Второй, Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев и Ельцин.

А вот в поясе Толомея среди мучавшихся от разной хрени Предателей друзей я увидала себя.

«А меня-то за что? — ужаснулась я. — Нет, никак я там оказаться не могу. Наверняка, просто та девица на меня похожа, но мной не является никаким боком. И никого я не предавала! А с Толиком и братвой из «Кольчужника» обязательно помирюсь. И извинюсь перед пацанами. Честно-честно-честно!»

И тут же я увидела, как мое изображение блекнет и исчезает.

Чтобы сохранить приобретенных практически на халяву status quo, я быстро перенесла взгляд на следующий пояс — пояс Джудекка.

Там дракон Люцифер, не торопясь, довольно деликатно — по маленькому кусочку — грыз вмерзших по шею в лед Врагов человечества — манипуляторов общественным мнением, интернет-троллей, налоговиков, наркобаронов, хозяев информационных агентств, прокатчиков низкопробной киношняги и прославителей попсы.

Я пошла дальше. И тут же обнаружила, что у меня после созерцания всех этих ужасов подкашиваются от страха ноги.

Поймав себя на том, что трясусь от страха, я попрыгала на месте и заставила себя собраться в кулак, как делают это парашютисты, выпрыгивая из самолета в десятибалльный шторм.

— Неужели и тот Мачо в белом такой фигни испугался? — презрительно фыркнула я. — Какие-то нервные нынче мужики пошли. Не зря Нострадамус в своих катренах предрек: в будущем мужики превратятся в тлю, а мир будет принадлежать сильным и гордым женщинам вроде меня. Меня вот, допустим, нисколечко такой ботвой не запугаешь.

Вдруг мой непутевый взгляд наткнулся на большое полотно, где толпа выскочивших из склепа покойников, атаковала одетую в кринолин даму. И мне показалось, будто вместо дамы в когтях у зомби трепыхаюсь, словно рыба в сети, я.

От моего лица отхлынула кровь и его обдает холодом. Я уронила папку на пол, всерьез задумалась о том, чтобы грохнутся в обморок, и запричитала:

— Мой га-а-а-а-д! Только не зомби! Только не зомби! Только не зомби!

Вам, сестрицы, конечно, дико видеть, как бесстрашный страховой агент вроде меня готов бухнуться в обморок от страха. А ничего тут удивительного нет, ибо, как я уже рассказывала, с детства боюсь зомби.

А тут прямо, как в песне:

В смятенных мыслях и расстроенных чувствах я, подобрав папку и сопли, вошла в предбанник бюро пропусков.

Здесь мое внимание привлекли два стенда, висящие стенах. Сверху у каждого из них имелась надпись, под которой слегка проступали буквы других, ранее сделанных надписей.

У первого стенда из-под надписи «Смерть вырвала их из наших рядов» проступало «Никогда не забудем товарищей». А у второго стенда под «Передовики производства», присмотревшись, можно было увидеть «Победители социалистического соревнования».

«А ведь этой шараге, возможно, лет пятьдесят, а то и больше, — подумала я. — Уважаю. Не однодневка какая-нибудь. Еще при советской власти народ в могилу отправляли. Только на фасаде у них раньше, наверное, вместо горгулий болтались марксы с энгельсами и прочими бородатыми обезьянами».

Стенд «Смерть вырвала их из наших рядов» смотрелся весело и приятно: на меня глядели с обрамленных траурными рамками фоток сочащиеся радостью, умом и здоровьем лица.

Я невесело усмехнулась, увидев под этим стендом венок из искусственных цветов с траурной лентой с оптимистическим обращением к покойникам: «Мы все с вами встретимся ТАМ!». И подумала: «Главное, не встретиться с вами ТУТ».

А вот «передовики» со второго стенда произвели на меня гнетущее впечатление.

Они тоже улыбались. Но лучше б обошлось без этого, ибо на лицах «передовиков» имелись следы тяжелых психических заболеваний.

Мне это сразу бросилось в глаза, поскольку за годы отчаянной борьбы с зомбифобией я проштудировала не один справочник по психиатрии и клинике неврозов.

Две трети «передовиков» явно страдали от депрессивного психоза. Их лица выражали высшую степень тоски и душевной боли. Печать скорби настолько сильно въелась в эти физиономии, что они стали походить друг на друга.

У меня появилось ощущение, что передо мной — фотографии членов одной несчастной семьи дегенератов. И настроение мое поползло вниз, сопровождаемое мыслями о вырождении европейской расы и замещения ее азиатами, латиносами и неграми.

Но тут же мое настроение взлетело вверх, поскольку меня порадовало разнообразие диагнозов, которые можно было поставить остальным «передовикам».

Тут было все: слабоумие и шизофрения, истерия и паранойя, алкоголизм последней степени и даже полное помрачение сознания (а как иначе можно классифицировать состояние изображенного на фотке пипла, у которого один глаз смотрит на высунутый изо рта язык, а второй — куда-то вверх).

Кто бы другой на моем месте от души посмеялся бы над всеми этими бедолагами. А я вот взгрустнула и подумала: «Интересно, какой я сама стану, проработав на ОВО «ЛАДИК» лет эдак 30–40? Не превращусь ли в страшную, безумную старуху, при взгляде на которую будут ссаться от ужаса даже наши самые матерые агенты?»

Я миновала коридор со стендами. И очутилась в небольшом кабинете. Там сидела за компом немолодая дама с неприятным выражением лица, которую я тут же мысленно окрестила Мымрой.

На ее физии красовались такие же темные очки, как и у вахтера.

«Дикий офис и дикие люди в диких очках, — пронеслось у меня в голове. — Есть, о чем задуматься».

— С добрым утром! — бодро поприветствовала я Мымру.

Но та по-прежнему сосредоточенно пахала на компе, совершенно не обращая на мою скромную особу никакого внимания.

— Добренького всем у-у-у-у-тречка-а-а! — повторила я приветствие. — Скажите, у вашей конторы очки — это, типа, корпоративный стиль или кругом лампы с ультрафиолетом, вредящим глазам? Я тогда тоже буду сюда ходить в таких очках. Ибо нашенскую и вашенскую фирмы впереди ждет столетие совместной дружной работы по увеличению валового продукта России на одну целую и четыре десятых процента в год. Уверена Президент меня и Вас расцелует за это. И скажет: «Молодцы, подруги! Так держать!» Может, даже в Кремль пригласит. Вы когда в последний раз на приеме у Президента были?