Ведь что говорит нам, сестрицы, наука? А наука нам говорит, что простые зомби — это тупые и медленные существа со слабым зрением, испорченным хронической глаукомой и обострением катаракты. Поэтому в основном пользуются слухом и обонянием. Чтобы кусаться, используют старые, еще не выпавшие зубы. Боли не чувствуют, хотя прежняя нервная система еще работает.

Таких зомби можно было и не бояться. Хороший удар туфлей по лбу угомонит любого из них.

Более опасны те зомби, что успели вдоволь нажраться живой плоти в первые же часы после смерти.

Такие твари быстро бегают, и реакция у них о-го-го какая. Но есть и серьезный недостаток — тупость и выпавшие зубы. Зато отрастают когти, которыми они и рвут жертв на мелкие кусочки, которые во время своих кровавых банкетов запихивают в глотку, не жуя.

Из-за того, что нервная система таких чудовищ перерождается, они не чувствуют, как у них при сверхнапряжений рвутся мышцы и ломаются кости.

Те из зомби, кто таким образом сильно покалечился, уже не могут носиться по городу за орущими от ужаса блондинками. Такие твари (зомби-калеки, конечно, а вовсе не блондинки) терпеливо поджидают в засаде своих жертв, прячась в темных местах — под лестницами и в подвалах.

Это очень опасные создания — хитрые и предусмотрительные. Советую вам, сестрицы, остерегаться их. Коли услышите, что кто-то закопошился в темном подвале, сразу стреляйте из всех стволов, а лучше киньте туда гранату.

И наконец — самые крутые зомби. Они сожрали много-много живых пиплов. И стали большими, сильными и быстрыми.

У них отрастают большие клыки и прорезаются игольчатые, как у акулы, зубы. Форма черепа становится похожей на голову слона, уши растут вверх и становятся похожими на ослиные.

Такие зомби уже больше новый биологический вид, нежели просто мутировавшие от Т-вируса пиплы. Сей вид обладает интеллектом на уровне пятилетнего ребенка и некоторыми магическими качествами — в частности, умеют отнимать жизненную энергию у людей.

Однако ничего похожего на такие типы я в офисе «ИNФЕRNО» не встретила. Тут тянули лямку какие-то неправильные зомби. Я про таких даже в Большой антисоветской энциклопедии нежити не читала.

«Может, все-таки смыться отсюда, пока не сожрали?» — спросила я у себя.

В такой мысли был резон. Но только не для меня — заложницы чести и жертвы подлых интриг Пал-Никодимыча, покусай его вурдалак.

«Нет! — ответила себя я. — Прочь пораженческие мысли! Мила Йовович никогда бы не стала в панике драпать от зомби. Она бы обдала их такой мощной волной презрения, что они сами удавились бы от отчаянья. И я не стану драпать. Выполню миссию даже ценой жизни. Да, именно так: выполнить миссию и умереть! Нет, лучше так: выполнить миссию или умереть. А еще лучше: выполнить миссию и не умереть. Пусть лучше Пал-Никодимыч сдохнет от зависти, видя, какая я великолепная страховщица».

Я посмотрела на свое отражение строгим, требовательным взглядом. Расправила плечи. Выпятила вперед нижнюю челюсть, как Шварценеггер в «Терминаторе». И произнесла:

— Я не тварь дрожащая, а, типа, право имею! Вперед, Ника! Испепели нежить пламенем священной ярости! За веру! За добро! За Русь святую! За достойную пенсию!

— «Сим победиши!» — проговорила я, рисуя губной помадой на своей белой папке православный крест, и добавила: — Трепещи, нечистая сила!

Я воздела к потолку сживающие папку руки и, грозно потрясая ею, направилась к выходу из сортира со словами:

— Страшись, мертвец, животворящего знака! Страшись меня — бича в длани Божьей! Я буду лупить твоей башкой по стенам! Я буду выкалывать твои черные глазищи ручкой с логотипом ОВО «ЛАДИК»! Я буду петросянить тебя тупыми шутками из «Кривого зеркала» до тех пор, пока твои залитые трупным ядом мозговые извилины не заплетутся в клубок! Я тебя расстреляю из…

Тут я сбилась с пафосного стиля, поскольку попытка открыть пинком дверь уборной, провалилась. Дверь не поддалась моей ноге.

Повторялась история с моим входом в офис «ИNФЕRNО». Только у клозетной двери не имелось второй створки.

«Чего-то не везет мне сегодня с входами-выходами, — отметила я. — А вдруг меня тут нарочно закрыли? Зачем? Типа, испугались. А чего им меня бояться? Так ведь я могу раскрыть все их тайны и продать материал газетчикам или слить его в интернет. Но не легче ли меня сразу пришить, чем на всю жизнь законопатить в сортире? Да никто не будет конопатить: дождутся вечера, когда лишних глаз в офисе не будет, вытащат меня отсюда и замочат. Потом кровь выпьют, а мясо сожрут. Я, хоть и не собачатина, но, думаю, зомби придусь по вкусу».

— Ну уж нет, не видать вам моей кровушки! Выпустите меня отсюда, злыдни! — рассердилась я и пригрозила незримому противнику: — А то ща как тут все повышибаю, на фиг, что весь офис рухнет.

Зло ругаясь, я стала долбить ногами ни в чем не повинную дверь.

Та не поддалась.

Последние остатки страха покинули меня. На его место пришла злость на проклятых зомби.

— Я выкину ваши вонючие тела из окон, — пригрозила я коварным тварям. — А потом отрыву вам ноги и руки, победно хохоча над вашими беспомощными телами у моих ног. Вашенские же челюсти, в бессильной злобе клацающие зубами, я вырву и отнесу Пал-Никодимычу. Пусть старик знает: Лодзеева — это никакая-то там гламурная мадамочка и недаром ест свой хлеб, она, ежели придется, и упыря на скаку остановит, и избу с чертями сожжет.

Вдруг мне пришло в голову, что дверь может открываться совсем в другую сторону. Я проверила догадку и, проклиная свою тупость, легко вышла из нужника, пропитанного запахом моего страха.

Чтобы вернуть себе боевой дух, я грозно помахала папкой в сторону кабинета Хорькоффа, и от души обматерила всех зомби мира, а заодно с ними и Пал-Никодимыча. Досталось от меня и П.П. Прушкину. Хотя, если подумать, он тут был совсем ни при делах. Уверена, всем объектам моей ругани очень долго икалось.

Страх клочьями, словно тающий на мартовской солнце снег с крыши ржавого «жигуля», простоявшего без чехла всю зиму во дворе, сползал с меня, капая на пол остатками паники и самоедства.

И я поняла, что всю жизнь делала дела не так, как надо. Я ведь как себе говорила все время? Я говорила себе: «Ника, сваргань эту дребедень и будет тебе счастье». Но после честно выполненной работы никой радости не наступало. И так по жизни у меня и пошло: рассчитываю, что сделаю домашнее задание, и будет пряник, а вместо него пролет; бегаю на работе, как бешеная лисица, а праздника все нет и нет.

А ведь надо вести себя по-иному, сестрицы. Надо не ждать бонусов по окончанию какой-либо дерьмовой работы, это ослабляет мускулатуру и тормозит мозги.

Следует порадовать себя перед началом — улыбнуться, откушать пастилы, погладить мурлыкающего кошака, — а потом уже приниматься за мытье полов и стирку-глажку.

И еще. Знайте, сестрицы, даже из самой гнилой ситуации выход всегда есть и не обязательно в окно пятнадцатого этажа. Просто мы о нем не догадываемся, и тут надобно хорошенько пораскинуть мозгами.

Да-да, знаю-знаю, каждой из вас кажется, что уж ее-то ситуация точно безнадежна.

Сестрицы! За последние 40 000 лет в человеческом обществе все эти ситуации повторялись миллионы миллионов раз — в вигвамах и лачугах, в вонючих пещерах и отделанных позолотой и мрамором дворцах. И раз человечество уцелело, значит, выход есть.

О, секите момент, сестрицы, я тут вспомнила про так называемые Правило мусорного ведра и Метод одного полувдоха.

Если колбасит не по-детски, то делай самые простые и легко осуществимые дела. Например, вынеси на помойку мусорное ведро с тухлятиной.

А если нет желания чего-то делать, но сделать непременно надо, то следует сказать себе: на полвдоха меня хватит даже на самую мутотеневую мутотень. После этого надо вдохнуть, а потом выпустить половину воздуха назад и использовать те 10–20 секунд, пока организм не затребует нового вдоха, чтобы быстренько выполнить или начать выполнять то, чему противится ваша утонченная графская натура.