Внезапно волна подняла одно из крыльев «Опуса», как буханку хлеба. Женщины упали, заскользив по мокрой палубе. Ленни почувствовал приближение волны и попытался освободиться от обвязанного вокруг него каната. Зачем он нообще обвязался? Мокрый узел не поддавался. Ленни рванулся. Но линь, похоже, за что-то зацепился. В темноте ему ничего не удавалось разглядеть. К своему ужасу, он увидел, как корпус любимой яхты поднялся монолитом над его головой. Он инстинктивно отвернулся. До него донесся вопль Кэмми. «Мехерио», — подумал он и в то же мгновение ощутил мощный бесшумный поток воздуха, обрушившийся на него за секунду до удара. Самого удара он не почувствовал совершенно.

Почти одновременно с этим все огни на «Опусе» на какой-то миг погасли. Даже с такого расстояния Мишель это увидел. Его голова гудела. Он попытался сесть, но опять упал. Он в первый раз по-настоящему испугался. Где Ленни? Он не мог оставить Ленни! Или Лен сам его оставил? Сквозь слепящий свет прожектора Мишель попытался увидеть на палубе «Опуса» Кэмми. Он не был уверен, что это она, но все же выбрал одну из фигур и сфокусировался на ней как на путеводной звезде. Он не умер так быстро, как Ленни. К тому же ночь была длинной, и в моменты просветления угасающее сознание дарило ему образ Кэмми. Когда он смотрел на неясный женский силуэт, ему казалось, что она вышла за него замуж и он испытывает к ней те же чувства, что Ленни испытывал к Мехерио. «Что мы понимаем в жизни, — думал Мишель. — Я по крайней мере познал это чувство». Наконец его взгляд потух, и все стало таким же беспросветным, как и окружающая его ночь.

Когда улеглось первое потрясение, вызванное исчезновением мужчин, Трейси заставила свой мозг работать. Это было необходимо. С лиц остальных шок смыл всякое выражение, как прилив смывает следы с прибрежного песка.

— Мы должны начать искать их прямо сейчас, — твердо заявила она. — Вполне возможно, что нам удастся их найти. У нас есть двигатель, а у них нет.

Она помчалась в кубрик и повернула ключ. Двигатель содрогнулся и заработал, но через пару секунд заглох.

— Что случилось? — спросила Кэмми тусклым, как старая монета, голосом.

— Я... не... знаю, — ответила Трейси. Она пыхтела, сражаясь с ключом, как будто это имело значение, хотя сама она уже поняла, что ее действия не дадут результата. Так всегда бывало, когда из множества мелочей какая-нибудь одна — крошечный проводок или капля масла не в том месте и не в то время — без всякой видимой причины выводила ее автомобиль из строя. Она вытащила и опять вставила ключ. На этот раз, когда она повернула его, реакции не последовало. — Ну что ж, — вслух рассуждала Трейси, — тогда я... поставлю парус. Экстренные ситуации требуют экстренных мер. В конце концов, парус есть парус. Конечно, он больше, чем тот, с которым мне приходилось иметь дело в детстве, но это парус... всего лишь парус. — Она решила, что начнет описывать круги, а остальные будут высматривать шлюпку. О двигателе можно будет позаботиться позже. Это наверняка из-за какого-нибудь оторвавшегося проводка, и тот факт, что это случилось именно сейчас, является вовсе не чудовищным предзнаменованием, а всего лишь совпадением, происшедшим в дьявольски неудачный момент.

— Кэмми, помоги! — закричала Трейси. — Надо поставить парус и искать их.

В течение следующего часа именно этим они и занимались. Кэмми и Оливия крутили ручки механизма, управляющего прожекторами, которые были установлены на поручнях. Пучки света безостановочно шарили по неумолимо суровой и не-проницаемой поверхности моря, но все было тщетно

Никто из женщин не заметил, что снова начал подниматься ветер. Сначала он был очень легкий — едва уловимая свежесть в воздухе, — и это не создавало особых проблем. Трейси по-прежнему удавалось разворачивать яхту, хотя теперь это требовало значительно больших усилий. С учащенно бьющимся сердцем она сражалась с парусами.

А потом налетел шквал. Это произошло так быстро, что Трейси не успела опустить паруса. Вряд ли это смог бы сделать и более опытный в морском деле человек. С трудом удерживая расстегнутую ветровку, чтобы ее не сорвало и не унесло в море, она начала пробираться к салону.

— Что теперь? — спросила Оливия, пытаясь перекричать ветер.

— Я думаю, эти паруса должны выдержать, — сказала Трейси. — Не беспокойся. Мы просто переждем. Будем надеяться, что нас не унесет слишком далеко.

Она знала, что их унесет очень далеко, но говорить об этом Оливии казалось ей такой же бессмысленной жестокостью, как пугать нервного ребенка маской вурдалака.

Порывы ветра швыряли «Опус» достаточно сильно, но все это происходило в течение удивительно короткого промежутка времени. Дождя не было, только ветер гонял яхту по океану из стороны в сторону. В какой-то момент мачта задрожала и несколько металлических скоб оторвались, жалобно зазвенев. Парус надуло ветром, но женщины этого не видели.

Они не знали, что им следовало сделать все возможное, чтобы с максимальной скоростью опустить паруса. В предыдущей жизни их никто этому не учил: не было необходимости. Вместо того чтобы действовать, спасая положение, они сидели, взявшись за руки, в салоне.

«Опус» более не походил на заботливую мать, нежно качавшую их в своей ладони и оберегавшую сон. Кэмми плакала, пока ее лицо не распухло от слез. Оливия взобралась наверх по ступеням и проползла на коленях через всю палубу, чтобы взять сумочку, в которой у нее хранился валиум. Не обращая внимания на протесты, она заставила девушку проглотить таблетку и запить ее водой из крана. Потом она сама сделала то же самое. Оливия заметила, что вода не бьет из крана, как раньше, а течет тоненькой струйкой. Связано ли это каким-то образом с качкой? А впрочем, не беда — в любом случае Трейси быстро все починит.

Ветер на мгновение затих, а затем и вовсе наступила тишина.

Пошатываясь, они выбрались на палубу. Равнодушное беззвездное небо низко нависло над океаном. Холли нашла фонарь и посветила вокруг. Повсюду валялись вещи. Казалось, что тут неистовствовала бешеная собака. На плите валялся лифчик от купальника. Футболка с длинными рукавами обвила одну из опор навеса, покосившуюся и более всего напоминавшую стариковскую трость. Спасательные жилеты, покачиваясь на волнах, плыли за яхтой, удерживаемые уцелевшими линями. На ступеньках лежали две буханки расплющенного, как маца, хлеба. Под ногами хрустели осколки разбитых бутылок и стаканов. Движимая чувством долга, Холли нашла совок и веник, которые остались на месте, поскольку были прикреплены к дверце шкафчика магнитом, и принялась подметать. Она постоянно морщилась, потому что туго забинтованная нога все еще отказывалась удерживать вес ее тела. Она упорно сражалась с царившим на палубе хаосом, когда вдруг до нее донесся голос Трейси: «О Матерь Божья!» Она проследила за взглядом подруги.

Парус, который вначале лопнул вдоль старательно наложенного Ленни шва, разлетелся на клочки, как воздушный шар, который чересчур сильно надули. Гигантские лохмотья хлопали, развеваясь над их головами.

— Как это могло случиться? — воскликнула Трейси.

— И так быстро, — добавила Холли. — Он ведь был совершенно целый.

— Как хорошо, что существуют двигатели. Такой чудесный парус...

— Они где-то там, Трейс, — сказала Холли. — Может, их и отнесло далеко от нас, но они наверняка уже завели двигатель. — Однако, увидев удрученный взгляд Трейси, она поняла, что подруга совершенно не верит в такую возможность. — В любом случае, они сильные люди — продолжала Холли. — Если кто и может выбраться из подобной переделки, так это они. Ленни, во всяком случае, знает здешние воды как свои пять пальцев. А мы должны подумать о себе.

— Да, — согласилась Трейси и добавила: — Это я виновата, слишком быстро развернула яхту.

— У тебя богатый опыт управления пятидесятифутовыми яхтами, — кивнув ей, улыбнулась Холли.

— Не смешно! — резко ответила Трейси, и Холли отшатнулась от нее. Она всегда любила пошутить. Всегда. Конечно, все очень скверно, но с другой стороны, она была благодарна судьбе за то, что ей посчастливилось остаться на яхте. Это значит, что скоро она почувствует под ногами твердую почву и обнимет Иана с Эваном. Холли представила себе, как Крис, ее муж, тут же потащит ее в больницу. Всю свою жизнь Холли провела в непрестанном движении. На размышления у нее не хватало терпения. Стоило ей засидеться, даже в кинотеатре, как она засыпала. Видимо, она все же похожа на свою мать больше, чем ей того хотелось бы. Любимые афоризмы Хайди: «Не швыряйся деньгами», «Не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней», — стали и ее собственными. В критической ситуации Холли обычно волновалась за сыновей, но они остались дома. Если бы Холли себе позволила, она бы принялась переживать из-за темной линии, медленно, миллиметр за миллиметром, ползущей от раны вверх по ее бедру. У Холли было заражение крови. Ей это было хорошо известно, но что изменится, если она расскажет о нем остальным? Чем они помогут ей? Несмотря на свою подготовку, Холли и сама себе не может помочь. Пригоршней амоксициллина сепсис не остановить. Если в ближайшем будущем ей не будет оказана помощь, произойдет септический шок. Ее уже время от времени начинало лихорадить.