Поиск
1942
Наше слово*
К ноте Народного Комиссара Иностранных Дел товарища В. М. Молотова о повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях.
Мир слова ждал в ответ на вой безумья злого.
На вопли извергов, грязнящие эфир.
Советская страна сказала это слово,
Сказала властно и сурово,
И, услыхав его, культурный вздрогнул мир.
Пред ним разбойная открылася картина:
Телами детскими покрытая земля,
Опустошенная пожарами равнина, –
Злодейств неслыханных обрушилась лавина
На села мирные, на мирные поля.
Дымится кровь, мороз каленый
Не может остудить ее, она – свежа.
Ни мудрой старости, годами убеленной,
Ни резвой юности, в жизнь, в красоту влюбленной,
Не пощадил разгул бандитского ножа.
Так вот оформилось в какое окаянство
Фашистских подлецов безграмотное чванство,
Рожденное в бреду лжемудрецом больным:
«Немецкой расе – власть над миром, все пространство!
Нет места – расам остальным».
«Сверхчеловек»! Его дыханьем ядовитым
Отравлен выродков немецких пьяный сброд.
Взрывать советские святыни динамитом,
В приюте гения всемирно-знаменитом
Сжигать рабочий стол и взламывать комод,
Все, все дозволено немецким сверхбандитам:
Они – «сверхлюди», «сверхнарод»!
Культ человечности свиным засыпан сором
Под злое хрюканье тупых расистских рыл.
Повальным грабежом, разнузданным разором
Путь отмечая свой, поистине позором
Сверхчеловеческим фашизм себя покрыл.
В коробке черепной фашизма пустозвонной
Такая мысль была – она пошла ко дну:
Напав на нас врасплох ордой многомильонной,
Топча копытами живую целину,
Дым едкий распластав над порослью зеленой,
В молниеносный срок пустынной сделать зоной
Необозримую Советскую страну.
Но просчиталися фашистские пророки,
Пришлось им удлинять назначенные сроки,
Покамест мстительный не встал пред ними Рок.
Их, напоровшихся на тяжкие уроки,
Ждет заключительный урок.
На исторический они пошли экзамен,
Они, матрикул чей так бескультурно гол!
Но, мейне геррен, мейне дамен,
Вам всем оценку даст – судебный протокол.
Рука истории под ним напишет «амен»!
И в ваш могильный холм вонзит железный кол.
Военный урожай*
(Весенняя повесть)
«Товарищи колхозники и колхозницы! На вас ляжет вся работа по проведению весеннего сева… Я твердо уверен, что колхозники и колхозницы, беззаветно любящие свою родину, нашу Красную Армию, приложат все силы и добьются такого урожая, какого еще не видели наши поля».
В большом приволжском городе,
На улице окраинной,
Рукой подать откудова
На тракторный завод,
В опрятной, теплой комнатке
Рабочего Кормилова
Терентия Парфеныча
Воскресным первомартовским
Погожим, ясным утречком
Поднабрался народ.
Тут был сержант Бурёнышев,
Боец, на фронте раненный
И в местный старый госпиталь
Направленный в «ремонт».
Теперь, отремонтирован,
Сержант усы покусывал,
Горя одним желанием –
Скорей, без промедления
Вернуться вновь на фронт.
Василия Ячменного,
Из эм-те-эс механика,
К приятелю прибывшего
Из ближнего села,
Хозяин обходительный
Устроил рядом с воином
У кончика стола.
У двери, – грузный, кряжистый, –
Опершися на трость,
Жевал мундштук прокуренный
Поэт, московский гость.
Хозяйская племянница,
Колхозница-ударница,
Сказать ей в похвалу,
Вихрастенька, глазастенька,
Комочком пестрым Настенька
Прижалася к углу.
Сидели молча, думою
Волнующей охвачены
О фронте, о войне,
И напряженно слушали
Волшебного оратора,
Трибуною избравшего
Прилаженную к проводу
Подставку на стене.
Чеканя слово каждое,
Он говорил им голосом
«Эфирным», проникающим
Во всем родном краю
В места любые – в город ли,
В колхоз ли отдаленнейший,
На все фронты военные,
Морские, сухопутные,
На все заводы, фабрики,
И в шумное собрание,
И в тихую семью.
Оратор вышеназванный
Передавал горячую,
Волнующе-призывную
Статью, Михал Иваныча
Калинина статью.
В ней просто, вразумительно
Народу разъяснялося,
С какою богатырскою
Зарядкой волевой,
С каким, еще не виданным,
Жестоким напряжением
Всей мощи тыловой
Немедленно – природою
Нам сроки предуказаны! –
Заняться мы обязаны
Сейчас первостепенною
– На уровне с военного! –
Совхозного, колхозного
Работой неотменною,
Весенне-полевой.
Боец, сержант Бурёнышев,
За смелость беззаветную
Награды удостоенный,
На фронте был танкист, –
Теперь – при общем слушанье
Статьи, насквозь пронизанной
Весенними мотивами
Страды сельскохозяйственной, –
Лицо его украсилось
Блаженною улыбкою:
Проснулся в красном воине
Искусный, тренированный
И дважды премированный
Колхозный тракторист.
В живых словах калининских
Так много было близкого,
Приятного, понятного
И сердцу и уму.
Сержант, глаза прижмуривши,
Их слушал, точно музыку,
И чудилось ему:
Все выше всходит солнышко,
Взяв направленье летнее,
Все ярче светит солнышко
И греет все приметнее;
Рыхлеет снег под настовой,
Под ломкою корой, –
Простившися с дорогою
Ухабистой, петлистою,
Размоченной, землистою,
Не санною порой,
Копытами истоптанной,
Полозьями источенной,
Зима пошла нетронутой,
Заснеженной обочиной.
Весна не за горой!
На оголенных выступах,
Буграх, на косогорочках
Уже дымками синими
Дымится в час полуденный
Оттаявшая прель.
Любуясь дружной озимью
Весенними просонками,
Дыша парами тонкими,
Под жаворонка трель
Ручьями скоро звонкими
Заговорит апрель.
А там!..
Воображение
Сержанта разыгралося.
«Весенняя страда…
А что в ней, право, страдного?..»
Сержанту ясно слышался
Знакомый гул колхозного,
Желанного, отрадного
Весеннего труда.
Вид поля неоглядного
Кружил сержанту голову,
Туманом обволакивал,
Нет сил глаза отвесть.
«Да, да, – словам калининским
Он мысленно поддакивал, –
Все это так и есть.
Весна решает многое,
Посев решает главное.
Не надо забывать
Суждения народного,
Что сытый бьет голодного,
Что сытому сподручнее
Победно воевать.
Весна решает многое,
Посев решает главное.
Уместно слово строгое,
Боеприказу равное,
Там, где слабей звено,
Где срывы и неровности
Где сельские работники
Не в боевой готовности.
Зерно – понять нам следует,
Понять не мудрено! –
Хотя на нем исконное
Все то же облачение
И та же все начиночка,
Мучная серединочка,
Но с боевым оружием
Сравнялося оно:
Военно-оборонное
Приобрели значение
И каждая крупиночка,
И каждое зерно!
Чтоб выявился полностью
Во всем своем величии,
Во всей своей безмерности,
Везде, на всех фронтах,
Как океан бушующий,
Победный, торжествующий,
Народных сил размах.
На этот раз поистине
Страдой самоотверженной,
Работой по-военному
Добиться мы обязаны,
Чтоб стены прогибалися
От урожая нового
В советских государственных
Больших зернохранилищах,
В колхозных закромах!
Горит душа желанием
На фронте снова встретиться
Лицом к лицу с врагом!
Но – если бы неволею
По явной непригодности
К почетной службе воинской
Я б не был красным воином,
А был сейчас колхозником –
Я б ни о чем другом,
Лишь о посеве думал бы,
Ему все силы отдал бы
Для укрепленья родины
И Красной нашей Армии,
Ведущей непрерывные
Бои с лихим врагом, –
Больной, не мог бы трактором
Я управлять попрежнему?»
– Руками землю рыл бы я! –
Вслух у сержанта вырвалось.
Очнувшися, конфузливо
Он посмотрел кругом.
Взглянул он на Ячменного,
Тот – сам не свой: расстроился,
Лицо покрылось краскою
Смущенья и стыда, –
Сейчас он с болью чувствовал,
Что у него на станции
Работа, ой, худа!
Не зря все председатели
Колхозов на директора
В последнем заседании
Насели так – беда!
Тут и ему досталося,
Механику Ячменному:
«Дела у вас одни.
К весне вы как готовитесь?
А до весны осталися
Ведь считанные дни!»
Срам! Трактористка бойкая,
Выносливая, стойкая,
Девчонка эта самая,
Что так теперь скромнехонько
Забилась в уголок,
Она все это видела,
Она все это слышала,
Она ему укорливо
Сказала: «Что, милок?
С ремонтом неуправочка?
А ведь зима кончается.
Неладно получается».
«Девчоночка права.
Неладно. С этим кончено!
Всех подтянуть немедленно!
Себя взять в руки первого!»
От мыслей у Ячменного
Ломилась голова.
Речь явственно кончалася
Оратора настенного:
С подъемом он дочитывал
Большой статьи калининской
Последние снова:
«В колхозной стройке женщины
Всегда, с начала самого,
Играли роль громадную, –
Звучало со стены, –
В колхозной жизни сделалась
Роль женщины решающей
В условиях войны,
В борьбе за исключительный,
У нас в полях невиданный,
Могучий урожай!»
Сержант, взглянув на Настеньку,
Сказал ей: «Слушай, девушка,
Слова такие попусту
На ветер не бросаются.
Слова тебя касаются,
Смотри, не подкачай!»
Тряхнув кудрями, Настенька
Решительно, уверенно,
С веселою задоринкой
Ему дала ответ,
Похожий на торжественный,
На клятвенный обет:
«Не подкачаю, нет!»
«Ну, вот, – хозяин с гордостью
Сказал гостям, – ну, вот!
Не я ль минувшей осенью
Шумел на весь завод:
Завесть заводу надобно
– И место есть свободное! –
Хозяйство огородное.
Так вот! Вы сами слышали
Теперь слова Калинина,
Как важно – и особенно
В тягчайший этот год –
Любому учреждению,
Любому предприятию
И каждому рабочему
В отдельности свой собственный
Возделать огород!
В любом бы учреждении,
В любом бы предприятии
На каждое бы здание
– Начальству в назидание! –
Такой плакат приладил я:
«Налаживай подсобное
Рабочее питание,
Поменьше иждивенчествуй,
Без толку в государственный
Карман не заезжай!»
Хозяин взбудораженный
Своей любимой темою,
Речь вел с такой горячностью,
Что позабыл про стынущий,
Гостям давно предложенный,
Осиротелый чай.
Писатель этим временем,
Вооружась тетрадкою,
Вносил в нее украдкою
Начало новой повести
Военный урожай:
«В большом приволжском городе,
На улице окраинной,
Рукой подать откудова
На тракторный завод,
В опрятной, теплой комнатке
Рабочего Кормилова
Терентия Парфеныча
Воскресным первомартовским
Погожим, ясным утречком
Поднабрался народ».
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: