Поиск
Эпилог
Петли, узлы – колеи исторической…
Пробил – второй или первый? – звонок.
Грозные годы борьбы титанической –
Вот наш победный лавровый венок!
Братья, не верьте баюканью льстивому:
«Вы победители! Падаем ниц».
Хныканью также не верьте трусливому:
«Нашим скитаньям не видно границ!»
Пусть нашу Улицу числят задворками
Рядом с Проспектом врага – Мировым.
Разве не держится он лишь подпорками
И обольщеньем, уже не живым?!
Мы, наступая на нашу, на Главную,
Разве потом не катилися вспять?
Но, отступая пред силой неравною,
Мы наступали. Опять и опять.
Красного фронта всемирная линия
Пусть перерывиста, пусть не ровна.
Мы ль разразимся словами уныния?
Разве не крепнет, не крепнет она?
Стойте ж на страже добытого муками,
Зорко следите за стрелкой часов.
Даль сотрясается бодрыми звуками,
Громом живых боевых голосов!
Братья, всмотритесь в огни отдаленные,
Вслушайтесь в дальний рокочущий шум:
Это резервы идут закаленные.
Трум-ту-ту-тум!
Трум-ту-ту-тум!
Движутся, движутся, движутся, движутся,
В цепи железными звеньями нижутся,
Поступью гулкою грозно идут,
Грозно идут,
Идут,
Идут
На последний всемирный редут!..
На боевой страже*
Угрюмый страж порядка,
Средь шумной мостовой,
Во времена былые
Стоял городовой.
Смотрел он, хмуря брови,
Туда, сюда, кругом,
Постукивая грозно
Тяжелым сапогом.
Гроза простого люда,
Подвального жильца,
Он весь тянулся в струнку
У барского крыльца.
На барской кухне в праздник
Топтался он с утра,
«Промачивая» складки
Пропойного нутра.
И рявкал – «рад стараться»,
Заполучив на чай:
«Свое я дело знаю:
Тащи и не пущай».
Тащил в участок, знамо,
Он только черный люд.
Был крут он на расправу
И на поживу лют.
Зато, когда стряхнули
Мы всех его господ,
Холуй господский тоже
Пожал не сладкий плод.
Средь завали и хламу,
От страху неживой,
Был в мусорную яму
Сметен городовой.
* * *
Простилась Русь навеки
С проклятой стариной.
Страж нового порядка
Имеет вид иной.
Геройски охраняя
Завод и Исполком,
Уж он не козыряет
Пред барским котелком.
Советской власти – око
И твердая рука,
Он – бдительный и строгий
Защитник бедняка.
С бандитом уголовным
В отчаянном бою
Не раз уже на карту
Он ставил жизнь свою.
Вокруг него соблазны,
И подкуп, и разврат,
Что шаг, то самогонный
Змеится аппарат.
И много нужно силы,
Чтоб вдруг не разомлеть,
Чтоб злые все соблазны
Презреть и одолеть.
Наш страж – его работа
Труднее с каждым днем.
Наш общий долг – забота
Любовная о нем,
Чтоб, ею укрепленный,
Свершая подвиг свой,
Стоял он, закаленный
На страже боевой.
Третьего не дано*
По заявлению Стиннеса, германские рабочие на восстановление «народного» (стиннского?) хозяйства должны в течение 15 лет отдавать ежедневно 2 часа добавочного и безвозмездного труда.
«Пятнадцать лет под каторжным ярмом!»
«Пятнадцать лет закабаленья!»
«Пятнадцать лет… с гарантией продленья!»
Речь Стиннеса составлена с умом
И смелостью, достойной удивленья!
Рабочим дан нагляднейший урок,
Который им пойдет, я верю, впрок:
Их не смутят холопские внушенья.
Судьба дала рабочим два решенья:
Вот выбор ваш – «борьба иль кабала»
А третьего решенья не дала.
Не с того начали*
Кадетская газета «Руль» заявила, что отныне кадеты «будут бороться с большевизмом – крестным знамением».
Советский строй стал утверждаться,
И на году его шестом –
Чего пришлося нам дождаться? –
Иосиф Гессен ограждаться
От большевизма стал… крестом!
К чему послания синода,
Коль есть кадетская печать?
Выходит: белая порода
Зря просражалася три года.
С креста б ей прямо и начать!
Дерунов 1001-й*
(Хроника в десяти баснях с двумя эпилогами)
Басня первая
Сон
«Мать-богородица!.. С чего бы вся причина?..
Аль торговал ты без почина?..
Гордеич!.. Батюшка!.. Очнись!.. Христос с тобой!» –
Купчиха плачется. Но в тяжком сне купчина
Ревет белугою: «Ограбили!.. Разбой!..
У… воры… у… злодеи!..
Вишь… грамотеи!..
Каки
Таки…
Идеи?»
Гордеич, почернев, сжимает кулаки.
«Федосьюшка! – купчиха с перепугу
Зовет прислугу. –
Воды!» Окаченный чуть не ведром воды,
Свалился наш купец с постели:
«Тьфу! Сны какие одолели!..
Впрямь, не дожить бы до беды!»
«Спаси нас, господи!» – заохала купчиха.
«Спасешься, мать, дождавших лиха.
Сон, чую, не к добру.
Что снилось-то, смекай: как будто поутру
Вхожу я это в лавку…
Иду к прилавку…
Приказчиков ни-ни…
Где, думаю, они?
Зову. Молчок. Я в кладовую.
Ну, так и есть: все сбились в круговую –
Вот угадай ты – для чего?
Картишки? Пьянство? Ох, все б это ничего.
А тут – взобравшись на бочонок,
Приказчичий журнал читает всем мальчонок
Микитка… чертов куль… сопляк,
Что из деревни нам зимой привез земляк.
„Товарищи, – орет подлец, – пора нам
Обресть лекарство нашим ранам!
Пора хозяйскую нам сбросить кабалу,
Губившую наш ум, калечившую тело!..
Объединяйтеся! Спасенья час приспел!..“
Ну, знамо дело,
Я дальше не стерпел.
Грудь сперло. Затряслись не то что жилы – кости!
Не разбуди меня ты во-время, от злости
Я б, верно, околел!»
О басне не суди, читатель, по заглавью.
Что было «сном», то стало «явью».
Вот только в басне нет конца:
Я после расскажу насчет судьбы купца.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: