1912 г.

Послесловие 1919 года

На днях, отдавши дань «очередным делам»,
Ушел я с головой в бумажный старый хлам:
Пред тем как сбыть его на кухню для растопки,
Попробовал я в нем произвести «раскопки».
   И до чего был рад,
Когда нашел пяток полузабытых басен,
Что мною писаны «сто лет» тому назад.
По скромности своей, конечно, я согласен,
Что басни – не ахти какой великий клад.
   И все ж, считаяся со сроком
И с тем, какой я «дом» тогда имел в виду,
Вы скажете, что я в двенадцатом году
   Был недурным пророком.
«Дом» – сами знаете: стряслась над ним беда, –
«Хозяин» и «жильцы» из благородной кости
   Махнули кто куда, –
   По большей части – к черту в гости;
А уцелевшие, осатанев от злости,
Досель еще чинят немало нам вреда.
Но, вырвав все клыки из их широкой пасти,
Мы барской сволочи вернуться снова к власти
   Уж не позволим никогда, –
   Ни им самим, ни их лакеям,
   Всей «демократии» гнилой, –
Мы знаем цену всей работе их былой
   И «учредительным» затеям:
В руке их – красный флаг, а белый – под полой.
Глупцами лестно ли нам быть в глазах потомков,
Быть осужденными суровым их судом?
Дом старый рушился. Но мы наш новый дом
   Не станем строить из обломков.
Мы, «черные жильцы», дадим врагам ответ:
Как их искусные строители ни бойки,
Но скоро убедить сумеем мы весь свет,
Что дома лучшего не может быть и нет,
   Чем дом советской стройки.

Лапоть и сапог*

Через года полтора

Все уйдут на хутора.

Худо ль, лучше ль будет жить,

А нет охоты выходить.

(«Псковская жизнь», 1911 г., № 557. «Деревенские частушки».)

Где в мире найдем мы пример, подобный русской аграрной реформе? Почему не могло бы совершиться нечто подобное и среди тружеников промышленного дела?

(«Россия», 17/VIII 1912 г.)
Над переулочком стал дождик частый крапать.
Народ – кто по дворам, кто – под навес бегом.
У заводских ворот столкнулся старый лапоть
      С ободранным рабочим сапогом.
«Ну, что, брат-лапоть, как делишки?» –
   С соседом речь завел сапог.
«Не говори… Казнит меня за что-то бог:
   Жена больна и голодны детишки…
      И сам, как видишь, тощ,
         Как хвощ…
   Последние проели животишки…»
«Что так? Аль мир тебе не захотел помочь?»
   «Не, мира не порочь.
Мир… он бы, чай, помог… Да мы-то не миряне!»
         «Что ж? Лапти перешли в дворяне?»
         «Ох, не шути…
         Мы – хуторяне».
         «Ахти!
На хутора пошел?! С ума ты, что ли, выжил?»
         «Почти!
От опчества себя сам сдуру отчекрыжил!
Тупая голова осилить не могла,
     Куда начальство клонит.
     Какая речь была: „Вас, братцы, из села
     Никто не гонит.
Да мир ведь – кабала! Давно понять пора;
     Кто не пойдет на хутора
     Сам счастье проворонит.
        Свое тягло
        Не тяжело
        И не надсадно,
Рукам – легко, душе – отрадно.
Рай – не житье: в мороз – тепло,
        В жару – прохладно!“
   Уж так-то выходило складно.
Спервоначалу нам беда и не в знатье.
      Проверили. Изведали житье.
         Ох, будь оно неладно!
Уж я те говорю… Уж я те говорю…
Такая жизнь пришла: заране гроб сколотишь!
Кажинный день себя, ослопину, корю.
   Да что?! Пропало – не воротишь!
Теперя по местам по разным, брат, пойду
      Похлопотать насчет способья».
      Взглянув на лапоть исподлобья,
Вздохнул сапог: «Эх-ма! Ты заслужил беду.
   Полна еще изрядно сору
      Твоя плетеная башка.
      Судьба твоя как ни тяжка, –
Тяжеле будет, знай, раз нет в тебе „душка“
         Насчет отпору,
      Ты пригляделся бы хоть к нам,
      К рабочим сапогам.
      Один у каши, брат, загинет.
А вот на нас на всех пусть петлю кто накинет!
Уж сколько раз враги пытались толковать:
„Ох, эти сапоги! Их надо подковать!“
Пускай их говорят. А мы-то не горюем.
Один за одного мы – в воду и в огонь!
      Попробуй-ка нас тронь.
      Мы повоюем!»

Предвыборное положение*

Г-н К. нашел, что человек – животное четвероногое. Самое естественное его положение – «коленно-локтевое».

(«Запросы жизни», № 33.)
Кусковой рек Коробка:
«Да! Выборы – сраженье.
Какое ж в нем, миледи,
Занять нам положенье?»
«Милорд, – так без смущенья
Воскликнула Кускова, –
Нет лучше положенья
Коленно-локтевого!»
То слыша, «Речь» приходит
В восторг и умиленье:
«Идите ж к нам! Наш лозунг –
Коленопреклоненье!»

Хоровод*

Ариша – с ворохом вестей! –
На все село разголосила:
   «Ахти, что у попа гостей!
   Невидимая сила!
Кого там нету: становой,
Исправник, земский, волостной,
Наш землемер, два аблаката,
Два дохтура, а третий тот,
   Что лечит скот
И нашего подлечивает брата!..
Лабазник, два аль три купца,
Помещики со всей округи…
   Не досмотрела до конца, –
   В глазах и так пошли уж круги.
И что попов! Да все – румянке с лица.
   Помимо нашего отца,
Всех столько, что хотя имела я охоту
Их сосчитать, да сбилася со счету!»
Впрямь, у попа в гостях уездная вся знать.
      Пир – море разливное!
      Охота мужичкам узнать,
      С чего б веселие такое?
Бежит, глядит, дивуется народ:
     «Никак, у бати хоровод».
«Добро: не сеют и не пашут,
      А все едят и сладко пьют!»
«Жаль, что тебе вот не дают!»
«Гляди-ко, пляшут!»
«Робя!.. Поют!»
«Да чтой-то мало в песне ладу!»
«А там вон спорят до упаду!»
«Про Думу, лешие, орут».
«И как орут:
Как будто кожу с них дерут!»
Дрожит поповская светлица.
Кончают гости шумно день,
Глядит народ через плетень.
На затуманенные лица
Угрюмая ложится тень.
«Тьфу, – не стерпел, ругнулся Фока, –
И не провалится над ними потолок!
На нашу голову их леший всех сволок!
      Н-ну, будет склока!»

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: