— Ну, приятель, устроил ты мне пять минут переживаний. Вот-вот поезд подойдет, а тебя нет. Куда бы я делся с твоим кораблем?

— Спасибо, — проговорил запыхавшийся Алешка. — Понимаете, было очень важное дело.

Подошел поезд. Алешка забрался в вагон и устроился в мягком кресле у окна. Замелькали кусты, последний раз показалось за домами море.

«Вот и сказке конец, — подумал Алешка. — Странная сказка: ни опасностей, ни препятствий. Все как по маслу. Разве так бывает?» Эта мысль даже встревожила его. Но плавный ход поезда стал убаюкивать Алешку, и он уснул.

Когда Алешка проснулся, за окнами мелькали знакомые места: привокзальные улицы, водокачка, мост. И через три минуты поезд встал у перрона.

Вокзальные часы показывали без двадцати три.

«К Маше успею, — подумал Алешка. — А домой забежать — ни за что».

Над улицей недавно прокатился короткий дождик. Небо уже прояснилось, и солнце жарило, но лужи на асфальте еще не высохли. В одну лужу Алешка погляделся, как в зеркало.

Тетя Даша сказала бы: «Боже, что за вид! Ты похож на беспризорника». Рубашка была мятая, пуговица у ворота оторвалась, брюки — будто крокодил жевал, и внизу на них — белые разводы морской соли.

Алешка весело подумал: «Ну и пусть!»

Зато в руках у него блестящий стремительный клипер с празднично-белыми парусами — лучший подарок для девочки Маши, которая наверняка мечтает стать капитаном. И везет он этот подарок из далекого и чудесного путешествия. А путешественники, когда возвращаются, не похожи на юных скрипачей в белых рубашках с бантиками.

Алешка шлепал по солнечным лужам, спешил к Машиному дому, и было ему хорошо. По лестнице Алешка взбежал к Машиной двери.

За дверью слышались голоса и пиликала скрипка.

«Опоздал? Ну, не беда, чуть-чуть…»

Ему не хотелось так сразу, при всех, отдавать Маше клипер. Хотел Алешка, чтобы они стояли вдвоем и он протянул бы ей кораблик, а она медленно взяла бы его и тихо сказала: «Ой, Алешка… Ой, какое чудо! Спасибо».

Алешка оглянулся. В стене был шкафчик для пожарного крана. Алешка потянул дверцу — она открылась. Он осторожно поставил в шкафчик модель (места едва хватило) и прикрыл дверцу. Потом позвонил.

Маша открыла сразу. Веселая, в каком-то блестящем платье, с красными бусами, будто из ягод костяники. Она обрадовалась:

— Ой, Алешка! — И удивилась: — Ой, какой ты… взъерошенный…

— Здравствуй, — сказал он. — Если бы ты знала, где я был! Я привез тебе такой подарок!

— Спасибо… Ну, заходи же скорей.

— Подожди.

Он хотел вернуться за корабликом, но тут через Машино плечо увидел в комнате гостей. Двух девчонок с большими бантами, толстого мальчика в клетчатом костюме (мальчик держал скрипку) и — кого бы вы думали? — длинноногого принца!

И Маша поняла, что он его увидел. И решила, что поэтому он и сказал «подожди».

— Ну, Алешка, — заговорила она. — Ты не обижайся. Я решила его пригласить, потому что все-таки мы в одном коллективе.

— Конечно… — шепотом сказал Алешка.

— Ты, по-моему, зря на него злишься. Он совсем неплохой. Я думаю, вы должны помириться.

— Я нисколечко на него не злюсь. Вот ни капельки, — равнодушно сказал Алешка. И он не обманывал: все эти дни он просто не вспоминал про принца.

— Ну, тогда пойдем. Что же ты?

Алешка усмехнулся:

— Куда же я такой? Вы вон какие… красивые. А я весь помятый.

— Ну и что… — Маша нерешительно оглянулась на горстей. — А ты, значит, только что приехал? А знаешь что? Ты ведь можешь сбегать домой. Приведешь себя в порядок. Мы подождем. Ладно?

«Даже не спросила, где я был», — подумал Алешка. И стало ему не то чтобы грустно, а как-то скучно.

— Ладно, — сказал он. — Я пойду.

— Постой…

«Может быть, спросит?» — обрадовался он.

— А что за подарок ты принес? Ты не думай, что я жадная. Ты ведь сам сказал. А мне интересно.

Не мог Алешка сейчас отдать ей клипер. Ну просто руки не поднимались. И он вынул из кармана раковину.

— Вот. Я нашел ее на дальнем берегу. В ней всегда гудит прибой.

— Ой какая замечательная! У папы есть такая, только поменьше. На письменном столе. Он в нее окурки толкает.

Алешка тихо сказал:

— Но ты, я думаю, не будешь толкать в нее окурки?

— Что ты! Неужели ты думаешь, что я курю? Я никогда в жизни даже не пробовала. И когда вырасту, не буду, хотя и считается, что девушкам курить — это модно.

«Ну что же это такое? — подумал Алешка. — Ведь пять минут назад все было так хорошо…»

— Маша…

— Что?

— Послушай. Там такой берег… Такие плиты громадные. У самых волн. По ним ползают крабы. И раковины лежат в траве. И башни стоят. У самого моря…

— Это где? В Сочи? Мы с мамой и папой в этом году обязательно поедем.

— Нет, это не в Сочи… А ты слушала когда-нибудь, как шумит море в раковине? Ну, в той, что у отца?

— Я хотела. Папа не дал. Он говорит, что в ней просто всякий посторонний шум отражается, а насчет моря — это все сказки.

«Что твой папа понимает в сказках!» — подумал Алешка. И сказал:

— Я пошел.

— А ты придешь?

— Я постараюсь.

— Нет, ты дай слово, что придешь.

— Ну… честное слово. Если ничего не случится.

Он спустился до нижней площадки, подождал, когда Маша закроет дверь, на цыпочках взбежал опять и достал из шкафчика клипер.

Потом Алешка пошел домой.

— Боже! Что за вид! — сказала тетя Даша, когда встретила его на пороге. — На кого ты похож! Чем ты занимался на даче у своего приятеля?

— Мы играли. Лазали по деревьям. Гоняли в футбол. Спали на сеновале.

— С ума сойти! И неужели нельзя при этом выглядеть прилично?

— Сейчас буду выглядеть, — пообещал Алешка и пошел переодеваться.

— А я обед разогрею, — сказала тетя Даша вслед.

— Не надо. Я сейчас пойду на день рождения. Там будут кормить пирогами и тортом.

Алешка поставил на подоконник модель и достал матросский костюм. Сейчас Алешку не заботило, годится ли эта одежда, чтобы идти в гости. Якоря и синий воротник напоминали ему о ветрах над башнями, о блеске моря — и это было самое главное.

Костюм был помят (ведь Алешка лазил в нем на тополь за Кузей). Пришлось включить утюг и гладить, потом Алешка взял у тети Даши желтые нитки и накрепко пришил к рукаву полуоторванный якорь. Он все делал не торопясь и почти машинально. А думал о другом: «Все равно она красивая. И хорошая».

А потом еще: «Она же не виновата. Она не видела стадиона с говорящими лошадьми, шелестящих трав, парохода с серебряными звездами на трубе. Она не была в Ветрогорске и не смотрела на облака над башнями. Она не слышала о Летчике и его Антарктиде… Она не знает, что такое Дорога».

Так он впервые подумал о своем путешествии: «Дорога».

…И с этой секунды начал тихонько звучать Голос Дороги.

С чем его сравнить?

Может быть, это похоже на еле слышный звон гитарной струны. Кто-то щиплет ее неторопливо, вспоминает песню. Песня грустная, ведь Дорога кончилась. Но песня еще и тревожная. А почему? Ведь Дорога уже кончилась.

Но пока струна звучит очень тихо — и тревога маленькая. И тот, кто услышал Голос Дороги впервые, не знает еще, что звук струны может оборваться, а у горизонта заиграют трубы…

Алешка натянул штаны и матроску. Костюм был теплый от утюга и чуть-чуть пах жженым: Алешка, задумавшись, подпалил рукав.

Все, что было в карманах старых брюк, Алешка перегрузил в карманы костюма — чтобы больше нигде и никогда не попасть впросак, как тогда, перед кассой. Он переложил деньги, ножик, мятый платок. И взял в руки Зеленый билет.

Билет был уже потерт, уголки помялись и разлохматились. Но он еще годился для путешествий. Он был годен еще (Алешка взглянул на будильник) целых одиннадцать минут! До четырех часов.