Что-то просвистело совсем рядом, исчезнув среди ветвей кустарника, я дернулся вперед, действуя на инстинктах и закрывая собой собиравшего какие-то травы старца. И в этот момент стрела вонзилась в левое плечо, причиняя боль, через мгновение слившуюся еще с двумя такими же вспышками в груди. Голова невольно опустилась, и я увидел три стрелы, торчащие из меня, мгновение непонимания, и уже шесть стрел торчит из меня, и кровь принялась течь и раз.

Ненависть, злоба, ярость перемешались воедино, как только разум осознал происходящее, кровь забурлила в жилах, напитываясь нарастающим негодованием, перемешанным с болью. Те, кто дерзнул на меня пойти войной, должны умереть, и пусть я погибну сам, но они познают, что прежде, чем пустить стрелу, надо десяток раз подумать.

Тело повело влево, и тут же просвистело справа от уха, тело вновь повело, но уже вправо, и два шелестящих древка с наконечниками воткнулись в ствол позади меня. Шаг, второй, третий, уход в сторону, и прикрывшее дерево отозвалось тройным стуком. Шаг, второй, третий, пригнулся, и стрелы вновь не нашли нужной цели, отскочив от доспеха Емельяна, прикрывшего собой Хранителя.

Легкие охотничьи стрелы не смогли пробить тяжелую кирасу, хотя, кажется, в играх это не имеет значения, хотя, может быть, здесь все иначе. Не важно, главное сейчас добраться до стрелков, прячущихся среди кустарника, усыпанного ягодами.

Шаг влево, шаг вправо, прогиб и прыжок подобно зверю вперед, отскок от ствола дерева, от другого, когти оставляют следы на коре, древесина разлетается щепками, издавая характерный треск. Стрелы бьют все чаще и чаще, иногда попадая в меня, но это не важно, кровь уже кипит, и боль тонет в бушующем внутри меня пожарище. Окружающий мир как будто бы расплывается, утрачивая свои очертания, лишь три алых пятна выделяются на сером фоне, пульсируя и источая ауру жизни, перемешанную с эмоциями, выражающими непонимание происходящего и разочарование в утрате возможности получить легкую добычу. Я уже ощущаю их запахи, смердящие настолько, как будто бы их обладатели вымазывались в городской грязи, перемешанной с барным пойлом.

Меч незаметно для меня оказался в руках, набирая инерцию полета от очередного прыжка в сторону и подпружинивания от качнувшегося ствола. Лезвие придало кустарнику идеально ровный скос с одной стороны, отсекая лишние ветви, полетевшие в разные стороны. Опешивший стрелок глядел на меня огромными глазами, как будто бы мышка увидела медведя в самый неожиданный момент. Стрела застыла, не успев вдеться в тетиву, не натянувшуюся вовремя, и теперь лук был бесполезен, а короткий меч и пара ножей на поясе уже не помогут, как и легкие кожаные доспехи охотника, действительно испачканные чем-то обильно смердящим. Лезвие двуручного меча, набравшее скорость, подобно гильотине, поэтому палачи в средние века и предпочитали это оружие в качестве инструмента для казни.

Я не знаю, что именно сыграло в первую очередь, но ошеломленные глаза охотника явно не первого десятка уровней, наполнились испугом и удивлением, когда мой меч с легкостью рассек его тело от левого плеча наискось до брюшины, выйдя с права бока. Кровь ударила фонтанами из разделенного тела, окрашивая округу в красные цвета. Тело не успело распасться, а я уже бросился к следующему стрелку, раскручивая меч вокруг себя, ибо так, как мне показалось, будет гораздо эффективнее проходить через переплетающиеся кусты. Ветви согласились с моей догадкой, а кустарник в миг стал походить на придомовую живую изгородь строгой высоты.

Два стрелка успели встать вместе и одновременно пускали в меня стрелы, на этот раз не простые охотничьи, а что-то посерьезнее. Стрелы одного охотника подмораживали, как мне показалось, от чего мои движения замедлялись. Другие стрелы, кажется, парализовали, по крайней мере, часть моего тела уже онемела и перестала слушаться, когда я все же добрался до обидчиков, работая всего лишь одной рукой. Но этого хватило.

Нет, этих с первого удара победить не получилось, хотя несколько глубоких ран я все же нанес, но охотники продолжали сопротивляться. Точнее, это я пытался уцелеть, потому как не стоит гнаться за двумя охотниками, будучи зайцем, хоть и с зубами и когтями. Эффект от стрел продолжал действовать, а меня спасало лишь то, что двуручный меч гораздо длиннее, чем короткий, а вот ножи могут летать, причем очень даже. В этом я уверен, так как четыре таких ножа уже торчат из меня, угодив под лопатку и трижды в грудь, хотя нет, один ушел ниже ребер, попав, кажется, в печень. Но боль пока не приходит, продолжая уступать место переполняющей меня кипящей ярости зверя.

Остатки бесцветного мира окончательно истаивают, оставляя наедине лишь меня и два алых пятна. Мысли в миг перестали существовать, что-либо стало несущественно, нет более преград, способных встать меж нами, лишь мечи составляют между нами расстояние. Тело само собралось в единый пучок силы, концентрирующейся в ногах и единым импульсом ушедшей в землю, отправляя меня туда, где должны быть кроны. Мгновение, и достигнута высшая точка прыжка, тяжесть тела, устремившегося вниз, начинает расти, лезвие меча засвистело в ликовании, ребром рассекая воздух и готовясь покарать всей свой смертоносностью бросившего вызов врага.

Мышцы не выдерживают, судорожно гудя, боль начинает прорываться сквозь завесу ярости, пытаясь довершить начатое.

«Отступать уже поздно, ни шагу назад, ибо сдаться означает умереть, а умирать мне никак нельзя, ведь я – князь, ведь я…я…я!!!»

Земля содрогнулась, ударная волна разметала в стороны вырванные ветви и хворост, пригибая молодую поросль. Один из стрелков, замер на месте, держа наготове свой меч для удара, лезвие двуручного меча застыла перед самым мхом, принявшимся впитывать липкие капли крови, закапавшей сверху все чаще и чаще.

Перед ним, войдя по колена в землю, все еще возвышался двухметровый монстр, истыканный стрелами и ножами, при этом не обращавший на раны никакого внимания, хотя те обильно кровоточили. Да и левая его рука была неестественно вывернута, но пылающие яростью глаза и злобный оскал намекали, что этот зверь не отступится, не попытается убежать.

Странный зверь, хоть и убивали они сотни ему подобных с такими же нелепыми именами. Но не этого и не в этот раз, и именно это бы подумал стоявший перед ним охотник, приготовившись довершить начатое несколькими ударами зачарованным на убийство таких тварей мечом, но тело вдруг распалось на две идеальных части, тут же обронивших всю начинку и добавив красного к окружающим краскам.

Испачканный кровью зверь обернулся к застывшему в испуге за его спиной охотнику, тот смотрел так, как будто бы увидел лицо смерти, его руки обронили меч и лихорадочно дрожали, штаны, кажется, намокли, нет, не кажется. Зверь вылез из ямы под собой, волоча свой меч, ноги хрустят при каждом шаге, пальцы неестественно вывернуты. Его глаза не отпускают ошеломленный взгляд оцепеневшего охотника, последний шаг, и меч зверя падает на землю, а тот в одном лишь рывке вгрызается в шею врага своего. Кровь ударила горячей струей в пасть, жадные глотки раздались по округе, давно уже утратившей любые звуки, а зверь уже разрывал, глотая куски плоти, и кости его выправлялись, а раны затягивались, выталкивая острые стрелы и ножи. Минута, и от былых травм не осталось и следа, и роговые наросты превратились в мощные рога, когти на руках и ногах стали мощнее, и лишь взгляд зверя исчез с морды, возвращая прежнее выражение, обильно окрашенное кровью.

Мир постепенно возвращал свои очертания, обретая прежние краски, боль куда-то ушла, раны исчезли, в теле бурлила сила, несколько превышающая прежнюю, а вокруг лежали свидетельства резни, и какой-то липкий привкус во рту.

- Князь, - осторожный оклик Емельяна привлек мое внимание: - Ты как?