Дорогая мама,
Я скучаю по тебе. Мечтаю, чтобы ты была рядом.
Сегодня я скучаю по тебе больше чем вчера,
но даже не на половину того, как буду завтра.
С любовью,
Эддисон
Глава 3
Упрямая любовь
— Почему тебе так не нравится ходить на собрания, Эддисон? — спросила доктор Томпсон, как только я уселась на диван. На столе рядом с ней я заметила чашку кофе из кафе «Панера». На секунду я закрыла глаза и представила, будто я говорю с мамой, а она пьет свой любимый кофе.
— Просто, я думаю, в них нет смысла. Будто я ничего не получаю от них.
Она качает головой и улыбается.
— И все же ты продолжаешь туда ходить. Ты приходишь в одно и то же место неделя за неделей, к одним и тем же людям. Я знаю, тебе тяжело возвращаться в клинику — туда, где ты провела много времени, пока болела мама. Но ты все равно туда ходишь. Как ты думаешь, почему?
Она сидит и терпеливо ждет моего ответа. Но у меня нет ответа. Я честно не знаю, почему я туда возвращаюсь.
— Хотя ты не хочешь этого признавать, эти встречи дают тебе чувство комфорта. Ты чувствуешь себя нормальной благодаря им. Не только ты борешься с человеком, имеющим зависимость. Ты не так одинока, как кажется, Эддисон. Возможности на каждом углу: возможность обрести надежду, возможность найти друга, поддержку. На этой неделе постарайся раскрыться. Назови им свое имя, откройся им, дай им что-нибудь. Покажи, кто ты есть, и не бойся. Никто не может тебе помочь, никто НЕ БУДЕТ тебе помогать, если ты не позволишь. Ради бога, позволь им помочь тебе, чтобы я перестала читать тебе эти скучные нотации.
Она подчеркивает свои предложения короткими громкими смешками, точно как моя мама. На мгновение, легко представить её, сидящей напротив меня вместо доктора Томпсон. Я бы сразу последовала ее совету, без промедления, будь это моя мама, скупо раздающая мудрые советы.
В пятнадцать минут девятого я припарковалась возле клиники. Еще десять минут пришлось ждать лифта. Помимо того, что я терпеть не могу эти собрания, больше всего меня бесит, что они проводятся именно здесь — в месте, где я провела больше всего времени за последние два года старшей школы. Ненавижу этот запах, эти вывески. Меня бесит, что я продолжаю приезжать сюда неделя за неделей и мучаю себя.
В 7:50 я была абсолютно уверена, что не пойду на следующее собрание. Бессмысленно ходить куда-то, где мне совсем не помогают.
В 8:00 я завела машину и громко материлась пока выезжала задом с подъездной дорожки.
Лифт, не торопясь, выполнял свою работу и останавливался почти на каждом этаже. Я издала выдох разочарования, когда он затормозил на седьмом этаже. Мои глаза полезли на лоб, когда я увидела, кто вошел.
Какого черта ОН тут делает?
Тот парень из кондитерской. Тот, кого я стараюсь никогда не замечать, но о ком постоянно думаю. Тот, кто всегда улыбается мне. Автор записки на салфетке. Той салфетки, которую я поклялась выбросить, а теперь храню дома возле ноутбука. Теперь я ее разгладила, хотя в порыве раздражения скомкала.
Как только наши глаза встретились, его шаги замерли. Но он быстро пришел в себя. Широко улыбаясь, зашел в лифт и встал рядом со мной.
— Десятый, пожалуйста, — радостно говорит он женщине, стоящей рядом с кнопками, и приподнимает свой рюкзак чуть выше плеча. Я не отвожу взгляд от закрывающихся дверей, надеясь, что смогу заставить ноги выбежать отсюда. Я отказываюсь смотреть на «Салфетного мальчика», хотя краем глаза вижу, что он смотрит на меня.
Лифт ползет на следующий этаж, и звонок оповещает о прибытии еще до открытия дверей. Я молча проклинаю вошедшего человека за то, что он встал прямо передо мной и перекрыл мне путь к спасению.
— Приятно видеть тебя здесь, Девочка из кондитерской, — наконец шепчет он мне сквозь толпу.
Девочка из кондитерской? Он назвал меня Девочкой из кондитерской?
Я стискиваю зубы и, в конце концов, поворачиваюсь к нему. У меня захватывает дыхание, когда я вижу, как близко его лицо. Он на голову выше меня, и ему приходится наклоняться, чтобы нас не слышали. В кондитерской даже с расстояния фута я замечала, какой он симпатичный. Но рядом с ним я сбита с толку.
— Ты преследуешь меня? — Злобно шепчу я первое, что пришло в мою запутанную голову. Его улыбка сразу расширяется, и он издает смешок, придвигаясь еще ближе. Он говорит мне прямо в ухо, его грудь вздымается возле моей руки.
— Если бы я преследовал тебя, это было бы самое скучное и угнетающее место для проявления моих безумных навыков преследователя. Это место отстой. Буквально.
Четкий мужской запах его одеколона рассеял мою концентрацию. Его близость и шутливые манеры заставили меня нервничать. Кроме Мег, больше никто не шутит со мной. В последнее время я не похожу на человека, с которым можно заигрывать или над которым можно подтрунивать.
Я отхожу от него на шаг и врезаюсь в медсестру в фиолетовой форме по другую сторону меня.
Я слышу, как он снова хихикает, когда я отворачиваюсь от него и делаю вид, будто я полностью поглощена тем, как загораются номера этажей.
— Ты кого-то навещаешь? — он снова шепчет рядом со мной.
Господи, он как ниндзя.
Я смотрю прямо перед собой и игнорирую его вопрос.
— Ты же не больна? Может мне не стоит стоять так близко? Может, ты заразна?
Его радостный тон порождает во мне желание заглянуть ему прямо в глаза и сказать, что я на самом деле больна, но к счастью для него, это не передается. Очевидно, он не остановится, пока я не отвечу. Может, если я буду груба, он отстанет.
— Встречи анонимных преследователей на втором этаже. Думаю, ты не туда едешь, Салфетный мальчик, — бормочу я злобно, не глядя на него.
— Ты что, назвала меня Салфетным мальчиком? — смеется он. — На самом деле меня зовут Зендер, а встречи анонимных преследователей находятся на четвертом этаже. И они встречаются, только когда их жертва занята или Соглашение маньяков отменено.
Я продолжала игнорировать его, пока люди заходили и выходили из самого медленного лифта на земле. Хотя мне было все больнее кусать губу, чтобы сдержать улыбку в ответ на его остроумные замечания. Когда двери долго не закрывались после того, как вышел последний пассажир, он приблизился ко мне и нажал кнопку закрытия дверей. Его рука задела меня, и мне пришлось сдержаться, чтобы унять дрожь.
Я взглянула на него уголком глаза, пока он пялился на меня и напевал «Stairway to heaven», подпевая фоновой музыке, которая доносилась из колонок лифта. На вид ему было чуть больше 20 лет. Его короткие черные волосы, казалось, недавно пострижены, судя по четким линиям волос возле шеи и на бакенбардах. Он облизал губы. С трудом оторвав взгляд от его губ, я заметила, что он не отрывает глаз от меня. Он застал меня за тем, как я наблюдала за ним. Я быстро отвела глаза и почувствовала, как щеки залила краска.
Я не знаю, что он тут делает. Я правда не шутила, когда назвала его преследователем. Хотя мне стоило бы нервничать, так как он, кажется, следит за мной, в его присутствии мне комфортно. Я так долго закрывалась от людей, что чувство учащенного сердцебиения вместо чувства ужаса было в новинку. Мне стоило радоваться, что что-то способно вызвать у меня такие чувства, но я не ощущала ничего кроме раздражения. Мне не нужен был какой-то странный парень, который старается залезть ко мне в трусы. Я была уверена, что только это ему и нужно. Или он просто дружелюбный человек, который заговорит с любым, независимо от обстоятельств, прямо как моя мама.
— Мне повезло, после химиотерапии у меня не было приступов тошноты. У моей сестры был рак груди десять лет назад. Она себя ужасно чувствовала. Ее выворачивало несколько дней после процедуры. Мой доктор до сих пор выписывает мне рецепт Зофрана на всякий случай.
Я зашла следом за мамой, которая была увлечена разговором с кассиром Macy's. Я вытащила из сумки мобильник и начала читать смски, чтобы не слушать разговоров про мамин рак. У нее было хорошее настроение, и я не хотела, чтобы что-то его испортило. Особенно мои переживания.