- Уес, я собираюсь сказать это вслух, - сказала она, глядя на их ноуты, расположенные крышками друг к другу.

- Не говори этого, Нора, - сказал Уесли, продолжая печатать.

- Я должна это сказать.

- Не. Надо. Говорить. Это, - приказал Уэсли, стараясь звучать устрашающе, хоть это ему и не особо удавалось.

От его сексуального кентуккско-джорджианского акцента поджимались пальцы на ногах, но сам его голос не вызывал никакого страха.

- Если скажешь это, я уйду.

- Уесли…

- Нора...

Нора сделала глубокий вдох, притворяясь, что печатает что-то, и прошептала: - Уес?

- Что?

- Ты потопил мой корабль!

Уесли тут же встал и покинул кухню. Нора все еще хихикала, когда Уесли накинув пальто, схватил ключи от машины и вышел из дома. Она все еще смеялась полчаса спустя, когда парень вернулся, держа в руках только что купленную игру Морской Бой. Нора закрыла их ноутбуки, и вдвоем они разложили игру на кухонном столе. Она выиграла вчистую, два к одному. После этого каждый раз, когда кому-то из них нужно было отдохнуть от работы, они подкрадывались сзади друг к другу и громко кричали: - Ты потопил мой корабль, - и начиналась игра.

- Элеонор?

Голос Сорена выдернул ее из воспоминаний, возвращая в настоящее. Нора дотронулась до лица и вытянула руку. В свете камина, на кончиках пальцев мерцали слезы.

- Вот почему я не рассказываю о Уесе, - сказала она, и Сорен притянул ее в свои объятия.

Он наклонил голову и поцеловал ее, в то время как его рука скользнула под рубашку, которую носила Сатерлин - его рубашку - и вошел в нее двумя пальцами. Нора хотела, чтобы он снова занялся с ней любовью, но момент был упущен. Будучи настоящим садистом, Сорен получал удовольствие только от причинения боли и унижения. Поэтому вместо его плоти сейчас в ней были его пальцы. Сорен развел пальцы шире внутри ее лона, добавив третий, и с силой толкнулся, задевая лобковую кость. Бедра Норы поднялись вверх, а мышцы внутри плотно обхватили его пальцы. От одного его прикосновения она стала влажной, хотя порез на половых губах все еще горел огнем и болел.

- Кончи для меня, - приказал Сорен, - а затем мы ляжем спать.

- Я могу сдерживать оргазм в течение длительного времени, - поддразнила она. - Все, чтобы не дать тебе заснуть.

Сатерлин знала, что Сорен воспримет это как вызов. Он большим пальцем нашел ее клитор, начиная описывать вокруг него маленькие круги и заставляя Нору тяжело дышать.

Свободной рукой Сорен расстегнул на ней рубашку и обнажил грудь. Он целовал ее соски, и под его теплым ртом они затвердели. В то время как его губы и язык описывали медленные круги на ее груди, его пальцы продолжали нежный натиск внутри нее. Нора вздрогнула и схватилась за ковер под собой, пытаясь сдерживаться и не дать мужчине довести себя до оргазма.

Сорен схватил ее за шею, заставляя встретиться с ним глазами.

- В день, когда мы встретились, на тебе была черная плиссированная юбка и военные ботинки, - сказал он, и Нора знала, не важно, как бы сильно она ни боролась с ним, он все равно победит. - На твоих коленях были царапины, а на глазах слишком много макияжа. И будь у меня хоть на каплю меньше самоконтроля, я бы положил тебя на алтарь, избил, и забрал твою девственность перед Богом, Иисусом, всеми его святыми и ангелами, и перед всей церковью в тот самый день. Я бы слизал кровь с твоих бедер, перевернул на живот и взял тебя снова, трахая, пока ты не начала бы умолять меня остановиться. И знаешь, что бы я сделал, если бы ты попросила меня остановиться?

- Нет, Сэр, - выдохнула она, ее сердце билось так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

- Я бы не остановился, - сказал он и с силой толкнулся в нее, упираясь ладонью.

Нора вскрикнула; от оргазма свело бедра и живот, а ее внутренние мышцы конвульсивно сжались вокруг пальцев Сорена. Она лежала под ним, задыхаясь от экстаза, который был настолько сильным, что у нее дрожали ноги. Через несколько минут бешеное сердцебиение замедлилось, а глаза смогли снова сфокусироваться на мужчине.

- Ты действовал нечестно.

- Понятия не имею, о чем это ты, - сказал Сорен, осторожно вытягивая пальцы из ее саднящего лона.

- Ты вспомнил день, когда мы встретились. Это нечестно.

Сорен перевернулся на спину, и Нора подползла к нему, рухнув на грудь.

- Этим летом ты собираешься спать с двумя молодыми мужчинами, а не со мной, и еще обвиняешь меня в том, что я действовал нечестно?

Нора улыбнулась ему.

- Ревнуешь?

- Ни капельки, - сказал он, и она знала, что это правда.

Уверенность Сорена в ее любви к нему исключала даже малейший намек на ревность. С тех пор, как он владел ею, его совершенно не волновало, с кем она занимается сексом. Более того, Сорена возбуждали мысли о ней с другими мужчинами. Он даже не возражал, если она занималась чем-то извращенным с другими, до тех пор, пока ей не причиняли боль - это было только его право.

- Говоря о ревности, Симона и Робин сказали, что с удовольствием займут мое место на все лето, когда я уйду.

- Милые девушки, обе, - сказал Сорен, улыбаясь.

Если Нора собиралась провести лето в постели с двумя другими парнями, по крайней мере, она могла организовать для Сорена парочку самых красивых, прекрасно обученных нижних во всей Преисподней. Она знала, что он не станет заниматься с ними сексом. Садизм был его сексом. Поэтому сама мысль о Сорене, оставшемся на пару месяцев без возможности избить кого-то, была сродни той, как если бы она осталась на пару месяцев без секса – ужасающая мысль.

- Так, боюсь, этому не будет конца. У меня назначено несколько исповедей через…, - Сорен сделал паузу и посмотрел на часы на каминной полке, - четыре часа.

Нора поморщилась.

- Черт, так я и знала, что нужно будет сделать это до ухода. У тебя будет время для меня завтра утром, прежде чем я уеду? - спросила она.

Нора собиралась сходить на исповедь на прошлой неделе, но совершенно забыла. И не по ее вине. Виноват был ее редактор Зак – еще один садист в ее жизни – за отсылку обратно 50 страниц на переработку в течение двух дней.

- Я могу выслушать тебя прямо сейчас, если хочешь.

Усаживаясь, Нора застегнула рубашку Сорена на груди. Принимая серьезное выражение лица, Ссорен повернулся к ней. И хотя на нем были только черные брюки и ничего больше, Сатерлин знала, что любовник исчез, и теперь она сидела перед своим священником.

Нора сделала глубокий вдох и начала.

- Боже, смилуйся надо мной, грешницей.

- Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? И ни одна из них не забыта у Бога. А у вас и волосы на голове все сочтены. Итак, не бойтесь: вы дороже многих малых птиц.

Нора улыбнулась. Послание от Луки двенадцать, стихи шесть и семь – были одними из ее любимых отрывков.

- Благослови меня, отче, ибо я согрешила. Я не исповедовалась...

- Восемь дней, - вставил Сорен.

- Восемь дней с прошлой исповеди. Итак... с чего же начать?

- Не спеши, Элеонор. Если забудешь что-то, я напомню.

- О, большое спасибо, Отец. Ваша доброта не знает границ. Я так согрешила на этой неделе.

- Как обычно.

- Я солгала, давая интервью по телефону. Не в первый раз, кстати. Они хотели знать мои планы на лето, и я сказала, что вероятно буду за границей, работая над новой книгой. Так... что еще? О, мне заплатили здоровенный жирный куш, а я ни капельки не пожертвовала на благотворительность.

- Кому много дано, с того много и спросится, - Сорен напомнил ей. Господи, и чья бы корова мычала.

- Я знаю, - ответила Нора и вздохнула.

Она знала, просто кому-то нужно было напомнить об этом.

- Нужно сделать какое-нибудь пожертвование для церкви?

- Родители Оуэна финансово пострадали в этом году. Не сильно, но скорее всего придется отдать мальчика в государственную школу.

- Государственную школу? Этот маленький мальчик будет съеден заживо в такой школе. Он любит школу Св. Ксавье.