Офицер отвел Труса в комнату и вскоре принес миску с вкусной, жирной похлебкой. Он придвинул миску к самому носу Труса, но тот не стал есть. Офицер сел на корточки и долго что-то говорил собаке. Очевидно, он уговаривал Труса, но Трус не притронулся к пище и только дальше забился в угол. Тогда офицер ушел, заперев за собою дверь на ключ.

Трус просидел в углу, не двигаясь с места, до поздней ночи. Кровь перестала идти из раны, но голова, видно, все еще болела: изредка Трус опускал голову и тихо скулил.

Поздно ночью офицер вошел в комнату и зажег свет. Он насвистывал веселую песенку. Проходя мимо Труса, он сказал ему что-то, засмеялся и щелкнул по носу. Но Трус не пошевельнулся. Офицер удивленно посмотрел на собаку и пожал плечами. Потом он подошел к кровати, разделся, залез в постель и потушил свет. Заснул он сразу.

Прошел час, а может быть, и больше. Из-за облаков вышла луна, и комната наполнилась зеленым светом. Тогда Трус встал, осторожно подошел к постели и долго смотрел на спящего офицера. Потом, крадучись, подошел к миске и съел небольшой кусок мяса.

Проснувшись рано утром, офицер застал Труса в той же позе. Офицер оделся, вышел и запер дверь. Целый день в комнату никто не заходил. Трус лег и задремал. Сон его был неспокойный. Он часто ворчал и дергал лапами. К еде он больше не притрагивался.

Вечером опять пришел офицер, и вместе с ним какой- то человек в штатском. Левая рука человека в штатском была забинтована.

Когда они вошли в комнату, Трус еще дальше забился в свой угол. Но потом он вскочил, выпрямился и, выйдя на середину комнаты, стал напряженно нюхать воздух. Офицер и второй человек сидели за столом. Они разговаривали, не обращая внимания на собаку.

Вдруг Трус зарычал и кинулся на человека в штатском. Собака узнала в нем врага, ранившего Григория Маркова. У нее сразу же пропал страх и дикая злоба снова овладела ею. Трус вцепился бы врагу в горло, если бы не офицер. Ударом камышовой трости, которая была у него в руках, он остановил прыжок зверя. Трус, визжа, отлетел в сторону. Человек в штатском вытащил револьвер и хотел пристрелить собаку, но офицер остановил его, и тот, недовольно ворча, опустил руку и спрятал оружие.

Офицер подошел к дрожавшему в углу Трусу и крикнул на него. Трус задрожал еще больше, скорчился и зажмурил глаза.

Тогда офицер стал безжалостно бить Труса тростью и топтать ногами.

Человек в штатском посмотрел на часы и по-русски сказал: «Пора, нужно идти». Офицер отбросил трость, оттряхнул руки и надел фуражку. Он вышел вместе с человеком в штатском. Выходя, офицер потушил свет и запер дверь, но окно осталось открытым.

Трус поднялся пошатываясь. Сильно болела голова. Палка офицера содрала засохшую корочку, и кровь снова пошла из раны.

Трус подошел к окну. Холодный ночной ветер шевелил шерсть на его спине. Трус немного постоял неподвижно, тяжело дыша широко раскрытой пастью, потом вскочил на подоконник и бесшумно спрыгнул в сад.

Ночь была бурная, темная, и Труса не заметил никто. Он побежал.

Инстинкт ли подсказал ему направление или помог случай, но минут через пять он увидел впереди двоих людей, быстро идущих по дороге. Трус узнал офицера и своего врага.

Не подходя близко, но и не теряя людей из виду, он тихо крался за ними по обочине дороги. Так голодные волки крадутся за лошадью, не нападая на нее вблизи жилья и не отставая ни на шаг.

Люди свернули с дороги и пошли лесом. Трус крался в пяти шагах от них. Если какая-нибудь ветка и хрустела под его мягкой лапой, то люди ничего не слыхали из-за ветра, шумевшего в листве деревьев.

Так дошли они до лужайки, по которой шла граница. На другой стороне лужайки был ранен Григорий Марков.

Люди остановились. Пожав друг другу руки, они шепотом обменялись короткими фразами. В трех шагах от них, в чаще кустарника, неподвижным желтым огнем блестели два глаза.

Офицер повернулся и пошел обратно, а второй человек, низко пригнувшись, пробежал по лужайке на советскую сторону.

Тогда Трус понесся за ним. Длинными прыжками, вытягиваясь и сокращаясь как тугая пружина, он догнал своего врага, без единого звука сделал последний огромный прыжок и вцепился человеку в затылок.

Ветер стонал в верхушках деревьев, скрипели, качаясь, стволы, и лес заглушал все звуки. Крик человека не был слышен.

Трус грыз шею врага. Вероятно, в первый раз в жизни он по-настоящему забыл страх. Он стал яростным и бесстрашным.

А человеку казалось, что сердце его разорвется от ужаса. Он не знал, кто вцепился ему в спину, не видел, чьи зубы рвут его затылок.

Собравшись с силами, врагу удалось сбросить с себя Труса. Но собака сразу же, не давая опомниться, снова кинулась на него. Теперь страшные зубы достали горло врага. Падая, человек вытащил револьвер. Он сунул дуло Трусу в живот. Глухо ударил выстрел, и пуля навылет пробила собаку.

Но Трус не разжал зубов. Последнее, что увидел умирающий человек, были два круглых глаза собаки, горящие человеческой ненавистью.

Трус долго лежал на трупе врага, не выпуская его горла.

Начало светать, когда пес попробовал подняться на ноги. Кровь лилась из его разорванного живота.

Идти он не мог.

Тогда он пополз. До пограничной заставы было не больше километра, но Трус полз это расстояние четыре часа.

Наконец часовой заметил полуживую собаку, ползком двигавшуюся к заставе, Он узнал Труса, поднял его и принес на заставу. Забинтованный Григорий Марков заплакал, увидев Труса, а Трус лизал ему руки и скулил.

Все пограничники собрались в комнате, где он лежал. Он умирал. Кто-то хлопнул дверью, и Трус вздрогнул.

Так он и умер на руках Григория, дрожа от маленьких своих страхов.

1936 г.