— Мистер Маккиннон заказал для вас завтрак, — говорит парень, закатывая белую тележку с кофейником и блюдом с фруктами и хворостом.

— Когда он сделал этот заказ? — спрашиваю я.

— Около часа назад, миссис Вандервол, — отвечает он. — Налить Вам чашечку кофе?

— Нет, спасибо.

— Хотели бы Вы что-нибудь еще?

— Кажется, мистер Маккиннон все предусмотрел. В любом случае спасибо, — говорю я ему, прежде чем он поворачивается и уходит. Яма в моем желудке сжимается, и эта демонстрация должна понравиться мне, но вместо этого, меня все это только раздражает. Я не должна была соприкасаться с его утешением прошлой ночью. Это было так глупо с моей стороны, и теперь я злюсь сама на себя.

Я оставляю еду и кофе и направляюсь в душ, чтобы освежиться. Поскольку у меня нет никакой одежды, кроме вчерашней и этой пижамы, то я надеваю свое платье и припудриваю лицо с помощью маленькой пудреницы, которую ношу в сумочке, а затем сушу волосы.

Беннетт звонит мне чуть позже утром, беспокоится, не застряла ли я вчера во время снегопада, но я уверяю его, что все в порядке, и чуть позже буду дома, как только очистят улицы. Мы какое-то время просто болтаем, и когда я слышу стук в дверь, то прощаюсь с ним и кладу трубку. Когда я открываю дверь, Деклан заходит внутрь, выглядя более собранным, чем я, в своем сшитом на заказ костюме; одна пуговичка на воротничке рубашки расстегнута и он без галстука.

— Что, сегодня не мог просто вломиться? — говорю я, и мои слова пропитаны остатками раздражения.

— Я забыл ключ на твоем столике прошлой ночью, — отвечает он, подходя к тележке с едой. — Ты даже ни к чему не притронулась.

— Мне не нужно, чтобы ты заказывал мне еду, будто ты знаешь, что мне нравится есть, или что у тебя есть право, делать какие-то предположения обо мне, — выплевываю я и иду на кухню, чтобы поставить чайник.

— Итак, мы вернулись к суровой сучке Нине?

Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и говорю:

— Я выпью чашечку чая, и затем я бы хотела, чтобы мою машину подогнали, и я могла бы отправиться домой.

— Там по-прежнему снегопад.

— Снегоуборщики уже прочистили дороги.

Он идет на кухню и останавливается у бара.

— Что случилось с тобой этим утром? Я проснулся, а ты уже исчезла.

— Твое самолюбие задето? — говорю я со снисходительной усмешкой, которая дико бесит его.

Обойдя барную стойку, он прижимает меня к столешнице и шипит:

— А теперь, пришло время тебе взять себя в руки, — чайник свистит, и прежде чем я могу повернуться, чтобы снять его, он дотягивается до него и с громким стуком ставит его на другую конфорку, пугая меня, и выключает плитку. Удерживая меня в клетке своих рук, он говорит серьезным голосом: — Твои игры начинают бесить меня, и мне не нравится, что мной играют.

— А что на счет твоих игр, Деклан? А именно насчет той игры, которую ты затеял с первой нашей встречи?

— Разве я не извинился за это? — спрашивает он. — Или ты забыла, что пришла ко мне прошлой ночью?

— Момент слабости. Этого больше не повторится. Так что, если ты надеешься...

— Боже, ты чертовски невыносима.

— Как и ты, — говорю я, пытаясь оттолкнуть его, но он удерживает свое положение, не сдвинувшись ни на дюйм. Я грубо говорю: — Выпусти меня.

— Нет.

Прижимаю свои руки к его крепкой груди, я вне себя от злости.

— Я серьезно, Деклан. Отвали.

— Нет.

— Отпусти меня!

— Нет, пока ты не перестанешь кормить меня чепухой. Перестань лгать и расскажи, почему ты пришла ко мне вчера.

Прижимаю свою грудь к его, прищуриваю глаза и говорю:

— Я уже сказала тебе. Момент слабости.

Он хватает меня за руки чуть повыше локтей, наклоняется ниже и произносит:

— А я сказал тебе — прекрати лгать.

Я сжимаю руки в кулаки и отдергиваю свое тело от него, и он опускает меня. Он делает шаг назад, а я пересекаю комнату, чтобы между нами образовалось пространство, и подхожу к окнам.

— Ты думаешь, я постоянно посягаю на замужних женщин? — спрашивает он.

Обняв себя, я продолжаю стоять к нему спиной.

— Ты думаешь, я мудак? — продолжает он. — Присоединись к клубу. Я гребаный ублюдок, но я ничего не могу поделать с тем, какие чувства ты вызываешь во мне, когда находишься рядом.

Я могу чувствовать тепло его тела, когда он встает позади меня. Его руки опускаются на мои плечи, и он осторожно поворачивает меня лицом к себе, но я продолжаю смотреть в пол.

— Скажи мне, что я не одинок в этом, или скажи, что одинок, потому что в момент, когда я думаю, что понимаю тебя, ты закрываешься от меня. — Когда я поднимаю на него взгляд, в его глазах отражается надежда на мой ответ. — Расскажи, почему ты пришла вчера ночью ко мне.

— Потому что... — начинаю я, но позволяю продолжению повиснуть в воздухе.

— Расскажи мне.

— Потому что я не хотела быть одна.

— Почему?

— Деклан… — колеблюсь я.

— Почему, Нина?

Опустив голову, мой голос идеально дрожит, когда я говорю:

— Потому что я — одинока. — Он гладит своими руками мои плечи, шею, и затем мои щеки, приподнимая мою голову к нему. Когда я смотрю прямо ему в глаза, добавляю: — Независимо от того, здесь он или нет, я — одинока.

— А когда я здесь? — спрашивает он.

— Я не чувствую себя такой одинокой.

Он выдыхает и прислоняется своим лбом к моему, а я обхватываю руками его запястья.

— Прости, — говорит он. — Вчера я был мудаком по отношению к тебе.

— Ну, я тоже не была такой уж хорошей.

Он опускает голову и произносит:

— Не уезжай. Останься. Позволь мне помочь тебе.

— Не могу. Мне нужно вернуться домой.

— Зачем?

Слабо засмеявшись, говорю:

— Ну, во-первых, мне нужно переодеться в чистую одежду.

— Тогда поезжай домой и переоденься. Я заберу тебя.

— Куда мы поедем? — спрашиваю я.

— Когда в последний раз ты веселилась? — я пожимаю плечами, и он говорит: — Так значит давай, немного повеселимся.

***

Несколько часов назад я вернулась домой. Деклан позвонил мне только что, сказал, что едет за мной и хотел убедиться, что я тепло оденусь. Так что я убедилась, что нарядилась в соответствии с морозом, да и тем более снег по-прежнему продолжал идти.

Когда консьерж звонит, чтобы сказать, что Деклан пришел, я надеваю шерстяное пальто, шарф, печатки и вязаную шапку. Когда двери лифта открываются, я вижу, что Деклан стоит в фойе, и впервые я вижу, что на нем надеты вышарканные темные джинсы и серый свитер под черным шерстяным пальто. Он выглядит круто, и когда поворачивается ко мне, его улыбка становится шире.

— Ты готова? — спрашивает он, когда мы идем рука об руку.

— Не уверена, — осторожно отвечаю я. — Я же не знаю, что мы собираемся делать.

— Пошли.

Я прохожу за ним через парадную дверь и замечаю, что его машина припаркована у бордюра, но он, почему-то, ведет меня в противоположную сторону.

— Мы не поедем на машине?

— Нет.

Я сильнее натягиваю свою вязаную шапку цвета слоновой кости и еще на несколько раз оборачиваю вокруг шеи шарф, он наблюдает за мной с улыбкой, а затем протягивает мне руку. Я не принимаю ее, чтобы не рисковать, что кто-то увидит это, поэтому когда начинаю идти, он кладет свою руку мне на поясницу и переводит через улицу к Миллениум парку.

— Ты ведь знаешь, что там закрыто? — спрашиваю я, когда он ведет меня к катку. — Слишком много снега.

— Он закрыт для всех, кроме тебя.

— Что?

— Мистер Маккиннон, — нас приветствует молодой человек, когда мы подходим к катку.

— Уолтер, спасибо, что делаешь это, — говорит Деклан, и они пожимают друг другу руки.

— Пожалуйста, — отвечает он, затем смотрит на меня и спрашивает: — Готовы?

— Мы будем кататься на коньках?

Деклан смеется, а Уолтер говорит:

— Тут обычно этим и занимаются. Вы когда-нибудь катались?

Немного смущенно я отвечаю: