— Вот как ты встретила его?

— Жалко, да? Отчасти делает меня похожей на охотницу за богатствами, но это определенно не так, — говорю я ему. — Впервые за долгое время я не чувствовала себя такой потерянной. И когда он смотрел на меня, он не видел бедную девочку из Канзаса, которая убежала от своей несчастной жизни.

Я рассказываю Деклану эту ложь, а взгляд на его лице выражает сочувствие, но жизнь, которой он сочувствует — это жизнь, за которую я бы отдала практически все, чтобы только заполучить ее. Боже, если бы он узнал правду о том, как я росла, он бы убежал. Эта та история, которую никто в здравом уме не хотел бы услышать. Это та история, в существование которой люди не хотят верить, потому что ее сложно переварить. Она слишком темная для людей, чтобы даже рассмотреть вероятность ее существования.

— А сейчас?

Смотря в кружку, я наблюдаю, как пар исходит от кофе и исчезает в воздухе, когда я отвечаю с ложной дрожью:

— А сейчас я осознаю, что я бедная девочка, которая убежала. Девочка, которую он никогда не видел во мне. Как будто однажды проснулась и внезапно поняла, что я не соответствую всему этому. Поняла, что больше не уверена, где мое место в этом мире.

Деклан вынимает кружку из моих рук и ставит ее на столик, а затем придвигается ко мне ближе. Он берет мою руку в свою и говорит:

— Ты любишь его?

Я неуверенно киваю головой и шепчу:

— Да.

Когда он вопросительно приподнимает голову, я добавляю:

— Он любит меня. Он заботится обо мне.

— Но ты чувствуешь себя одиноко, — заявляет он.

— Не надо.

— Не надо, что?

— Заставлять меня плохо говорить о нем, — отвечаю я.

— Я не этого добиваюсь. Я всего лишь хочу, чтобы ты была честной со мной.

— Я и так честна с тобой, но... — опускаю голову и колеблюсь, а он подгоняет меня:

— Но...?

— Это кажется неправильным, обсуждать это с тобой.

— Ты чувствовала себе неправильно, когда лежала вчера в кровати со мной? — задает он вопрос.

— Да.

Его голос низкий и полон решимости, когда он спрашивает:

— Когда это именно чувствовалось неправильно? Когда ты легла в мою кровать или когда сбежала из нее?

Я молчу минуту, затем с трудом сглатываю и отвечаю:

— Когда сбежала.

Его рука проскальзывает в мои волосы, проходит сквозь мои локоны, а затем он проводит рукой по моей щеке, пока его другая рука по-прежнему держит мою. Слабым голосом он говорит:

— Я хочу поцеловать тебя прямо сейчас.

Поднимаю свою руку к его руке, которая лежит на моей щеке, хватаюсь за его запястье и тихо умоляю:

— Не надо.

— Почему?

— Потом что я не хочу, чтобы ты делал это.

— Почему?

Я открываю глаза и говорю:

— Потому что это неправильно.

— Тогда почему это так не ощущается?

— Возможно, это так не ощущается на данный момент, но в конечно счете будет по-другому.

Он убирает от меня руку и отстраняется. Я не подпускаю его, потому что сейчас он просто голоден, а мне нужно, чтобы он был смертельно голоден — ненасытен. Мне нужно, чтобы он сильнее влюбился в меня. Сильнее, чем сейчас. Так что, я подержу его на расстоянии чуть подольше, потому что, кажется, это работает.

Настоящее

Беннетт как обычно продолжает звонить мне каждый день, чтобы проверить. Он скучает по мне. Ничего нового. Я позволяю ему скучать по себе. И Деклану позволяю скучать. Оба мужчины едят с моей коварной ладошки. Смертные марионетки. Глупые марионетки.

Дорога до Джастиса занимает больше времени, потому что заметена снегом. От напыщенных рождественских украшений в городе до приглушенных трущоб в гетто — я скучаю по Пику независимо от того, где нахожусь. Я вытаскиваю ключ из зажигания, после того как паркую машину, и затем вхожу в трейлер. Звуки стонущей женщины, почти театральные, слышатся из спальни. Скрип металлического каркаса кровати демонстрирует ритм, в котором Пик трахает ее. Мои внутренности сворачиваются от отвращения, и я выхожу обратно к машине, чтобы подождать пока эта телка уйдет.

Если вы думаете, что я ревную, вы ошибаетесь. Мне плевать, кого трахает Пик. Мне вообще плевать, кто кого трахает. Для меня секс омерзителен. Средство для достижения цели. Если ты не нуждаешься, то не вижу в нем смысла. Мое тело отвергает этот акт, возбуждается, чтобы потом все выблевать. Черт, иногда меня подташнивает даже во время секса. Я в состоянии контролировать тошноту, но грязь от этого акта остается.

С Беннеттом я оцепенела и стала безучастной, когда мы занимаемся сексом. Раньше я преодолевала ненависть, когда он находил свой путь в меня, но быстро отключила это, и теперь притворяюсь, что то, что мы делаем — это не секс, а занятия любовью, и он никогда не сомневался в этом.

Да, я хорошая актриса.

Я наблюдаю, как снег скапливается на стекле, и когда слышу скрип двери, поворачиваюсь и замечаю, как жалко выглядящая женщина спускается вниз по ступенькам в своей ужасной фиолетовой шубке. Она, вероятно, думает, что выглядит модно, но на самом деле она выглядит как шлюшка.

Когда она садится в свой проржавевший «Бьюик», я вижу, что Пик стоит, держась руками за дверную раму, штаны расстегнуты, он без рубашки, и все его татуировки выставлены на показ. Он улыбается, когда видит меня. Я выхожу из машины, и он говорит:

— Давно здесь?

— Нет.

Он отходит в сторону, пропуская меня внутрь, и закрывает дверь.

— Не ожидал так скоро тебя увидеть.

— Беннетта нет в городе. Приедет на неделе, — объясняю я и кладу пальто с сумочкой на край дивана.

Он зажигает сигарету, и когда делает затяжку, я подхожу и обнимаю его. Он крепко держит меня, и я чувствую запах чьего-то парфюма. Я отстраняюсь от него, и он спрашивает:

— В чем дело?

— Я чувствую запах ее дешевых духов на тебе.

Он смеется, и качает головой.

— И из-за чего ты так разозлилась?

Выдыхая, я поворачиваюсь и иду к дивану, сажусь, тяжело вздыхаю и говорю:

— Я просто устала.

— Я догадываюсь, — бормочет он и садится рядом со мной на диван. — Так как все проходит с тем парнем?

— Декланом? Хорошо. Правда, хорошо.

— На каком вы этапе? — спрашивает он.

— Я еще обрабатываю его, — отвечаю я. — Он ревнует к Беннетту.

— Это все? Давай, Элизабет, введи меня в курс дела.

— Мы проводим время вместе. Что ты хочешь, чтобы я рассказала? Я нравлюсь ему, это очевидно. Вчера мы вместе провели целый день.

— И что вы делали?

— Он водил меня кататься на коньках, — говорю я с легкой улыбкой, и выражение его лица искажается, прежде чем он выплевывает:

— Что за херня?

— Что? — отвечаю я, защищаясь.

— Ты прикалываешься надо мной, да? Ты ходишь на свидание покататься на коньках, как гребаная малолетка, когда как предполагается, ты должна соблазнить этого мудака. И пока ты там ходишь вокруг да около, я живу в этом дерьмище.

Тон его голоса разжигает мой характер. Я встаю, поворачиваюсь, смотрю на него и, разозлившись, говорю:

— Пошел ты, Пик. Ты ни хрена не знаешь о том, что я делаю, так что просто жди, трахай шлюх, которые обитают поблизости, и дай мне самой обо всем позаботиться.

— Позаботиться самой? — насмехается он. — Тик-так, тик-так.

— Ты хочешь ускорить все это? Ты устал ждать? Тогда найми одного из своих дружков, уличных бандитов, чтобы все это уладить и сэкономь мое собственное время, — выпаливаю я.

— Ты тратишь слишком много времени.

Пересекаю комнату, сжимая руки в кулаки по бокам и делая глубокий вдох, прежде чем поворачиваюсь обратно к нему.

— Просто помни, что мы оба согласились не марать руки. Мы нанимаем кого-нибудь, и мы непосредственно привязаны к нашему плану. Мы ведь решили, что не будем произносить никаких приказов, а просто спровоцируем, чтобы мужчина сам сделал все. Думаешь, ты смог бы лучше справиться с планом?

Он тушит сигарету в пепельнице на кофейном столике, затем встает и говорит: