— Четыре барабана соединили с кольцевыми шпангоутами.

— Молодцы, — хвалил Харитонов. — Обшили, я гляжу, целую секцию.

— Видите, какая она гладенькая и кругленькая стала, — говорила, смеясь, Дуся, показывая на секцию, из которой утром торчали одни ребра. — Нравится? — спрашивала она.

Харитонов делал вид, что сердится.

— Что значит «нравится»? — спрашивал он сурово. — Чай, не женщина. Тут прочность нужна, чтоб не хрустнула в объятиях грозного владыки — океана. Качество-то сварки проверяла? — переходил он на деловой тон.

— А как же!

— Все в порядке?

— В порядке, Кирилл Прохорович.

— Ну, поглядим. Где у тебя меловой раствор?

Харитонов смазывал сварочный шов с одной стороны керосином, с другой покрывал меловым раствором. Если есть где щелка, даже микроскопическая, керосин проникнет через нее и даст о себе знать пятном на меловом растворе с другой стороны листа. Дуся с опаской поглядывала на меловую полоску, а ну как начнет темнеть! Однако полоска оставалась белой, и Харитонов, долгое время не спускавший глаз со шва, говорил довольным голосом:

— Ай да молодцы!

Бригада у Дуси — сплошь молоденькие девчата, многие из деревень. Пробил суровый час, и они попросились на передовую. Попали же на трудовой фронт. Все они одеты в брезентовые спецовки. Недосыпают, недоедают, похудели. Но духом не падают. Всегда веселые, и жизнерадостные, умеют постоять за себя…

Готовые секции кран-балка доставляет в конец цеха и осторожно опускает на широкие сани с полозьями из толстых бревен. Гусеничный трактор тащит сани к заводи. Неторопливо двигающийся груз сопровождает все тот же Кирилл Прохорович. У стапелей трактор останавливается. Харитонов начинает бегать взад-вперед, на ходу отдавая приказания такелажникам и крановщику, а, остановившись, тут же пригибается и, прищурившись, смотрит, правильно ли устанавливается секция. Точность нужна миллиметровая, и старый мастер упорно добивается того, чтобы секция встала впритирку к стальной соседке. Лишь после этого, утерев со лба пот, но все еще тяжело дыша он произносит:

— Дуся, где ты?

— Здесь я, Кирилл Прохорович! — откликается Дуся, выходя из железного нутра, словно из пасти кита. Она уже успела, оказывается, прикинуть, откуда лучше вести шов, и теперь ждет, что скажет Харитонов.

— Провода подвели?

— Подвели.

— Аппараты?

— Готовы.

— Начинайте.

Язык по-военному лаконичен, однако Дусе нравится такой разговор, где ни одного лишнего слова. Она молча взмахивает рукой. Девчата, стоящие на стремянках, включают аппараты, и миллионы брызнувших искр образуют огненное кольцо. Вместе с Харитоновым Дуся какое-то время любуется со стороны на этот колыхающийся вертикальный круг.

— Кольцо-то будто золотое! — смеется Дуся. — Повенчаем красавицу с океаном.

— Это какую же «красавицу»? — спрашивает Кирилл Прохорович.

— Подводную лодку.

— Возьми-ка ты, морская сваха, сварочный аппарат. И ать-два — на самый верх. Гони оттуда Зойку, вертит головой без конца. Упадет, чего доброго.

В феврале сварку прочного корпуса «Малютки» в основном завершили. Но до конца было далеко. Предстояло сварить еще и легкий корпус, установить двигатели, оборудовать все внутри лодки.

Группами и в одиночку начали прибывать военные моряки — с Азовской и Каспийской флотилий, с Тихого океана. Так рано? А что же тут особенного. Экипаж всегда комплектуется загодя. Наблюдая за строительством, моряки имеют возможность основательно изучить устройство корабля, его многочисленные механизмы и приборы.

Разместили экипаж в помещении клуба. Рано утром — побудка, физзарядка, завтрак. Два-три часа занятий, после чего команда: «Становись!». Строй моряков, одетых в черные бушлаты, бодро шагает к проходной. Посторонясь, встречные приветливо улыбаются, а дети еще и машут ручонками, мол, доброго пути вам, дяди.

Чаще всего колонну ведет помощник командира лодки Петренко. Вне службы друзья и сослуживцы обычно называют его Федором Силычем или же просто Силычем. Не по годам серьезный, уравновешенный, Петренко молчалив, даже замкнут. Однако украинская кровь временами дает о себе знать — и тогда из него так и бьет веселье, которое он пытается скрыть за сдвинутыми бровями. Говорит Федор Силыч с акцентом, редко кому возражает, но уж если считает, что делать надо так, а не этак, переубедить его нелегко.

«Шо це такэ! — произносит он после того, как внимательно выслушает не в меру горячего оппонента. И, покачав головой, повторяет: — Шо це такэ, ни разумию!»

Петренко закончил высшее Военно-морское училище в Ленинграде и хотя к началу войны ему исполнилось двадцать четыре года, успел с лихвой хлебнуть соленого ветра, проходя службу на легендарной Балтике.

Нет, к тому времени он не стал «морским волком», но обязанности помощника командира подводной лодки знал и выполнял отменно. По вечерам он непременно рассказывал подчиненным о задании на завтра, аккуратно записывал и, можете быть уверены, делал все, чтобы это было выполнено.

Сейчас он идет чуть в сторонке, строго оглядывая строй: не сбился ли кто с ноги, достаточен ли взмах руки, и незаметно для себя начинает подпевать: «Не гулять эскадрам вражьим у берегов земли родной!»

До позднего вечера моряки находятся на заводе — одни в цехах, другие на стапелях, помогая рабочим изготовлять и устанавливать детали и узлы. Это уже инициатива командира строящейся подводной лодки капитан-лейтенанта В. Н. Хрулева. Он со всеми приветлив. Круглое, задорное лицо его то и дело светится улыбкой. На завод прибыл, когда экипаж в основном уже укомплектовали. Первое время присматривался к людям, проверял их в делах, больших и малых. С Кириллом Прохоровичем он быстро нашел общий язык. Старый мастер не подчинялся Хрулеву, у него свое, заводское начальство. Но уж так повелось, что со своими заботами он шел сперва к капитан-лейтенанту. При первой же встрече командир спросил Харитонова:

— От помощи-то не отказываетесь?

— Рады будем получить, — ответил с достоинством мастер.

И они обговорили, чем будут заниматься на заводе моряки. Ограничиться наблюдением за строительством — этого было мало. Чтобы лучше изучить корабль, следовало самим облазить его нутро, глухие закутки, вместе с рабочими монтировать бесчисленные трубопроводы, устанавливать сложное электрооборудование. Тысячами операций, и сложных, и простых, пришлось заниматься морякам, и они делали это охотно, понимая, что, помогая рабочим, лучше изучат устройство корабля, а потому и успешнее будут воевать.

Хрулев любовался сваренным корпусом лодки, который стоял на опорах, киль-блоках, толстых деревянных брусьях, сложенных один на другой, упорах и подставках, подпирающих днище и борта корабля.

Частенько командир строящейся лодки надевал брезентовую робу и по трапу спускался внутрь, где все еще бесновалось пламя огня, без конца что-то гнулось, подгонялось. Не оставляя без внимания ни один закуток, Хрулев не столько шел, сколько полз по тесному днищу. Он дотошно проверял качество сварки, вместе с рабочими и моряками устанавливал различные механизмы, если сомневался, то спрашивал мастера:

— Так ли делаем?

Харитонов хмурил брови: «Как же иначе, Виктор Николаевич».

— А так, Кирилл Прохорович, чтоб не было люфта, — вежливо отвечал командир, — видите гребной вал того…

— Не волнуйтесь, Виктор Николаевич, выправим, — быстро произносил Харитонов. — Вал мы еще не установили окончательно. Возни с ним будет много.

Экипаж военного корабля, будь то надводного или подводного, делится на боевые части. Сокращенно — «БЧ», «БЧ-1» — штурманская боевая часть, «БЧ-2» — артиллерийская, «БЧ-3» — торпедная, «БЧ-4» — связь и наблюдение, «БЧ-5» — электромеханическая. Есть еще службы — медицинская и интендантская.

Командир «БЧ-5» старший инженер-лейтенант Вячеслав Иванович Голубев целыми днями не знал покоя. Он вместе с Харитоновым следил за монтажом валопровода, соединяющего главный двигатель с гребным валом. Трудность заключалась в том, что валы предстояло установить так, чтобы оси у них оказались на одной прямой. Чуть отклонился — начинай заново. Малейшая неточность, даже на долю миллиметра, даст о себе знать на испытаниях, и Голубев, вооружившись мерительными инструментами, без конца колдовал у валов, прикидывая и так, и этак, что-то шептал.