- Вполне, - говорит толстый Рудик.

- Пожалуйста: чтоб мне век моего Шуру Плоткина не увидеть, и чтобы мне больше в жизни ни одной Кошки не трахнуть!!!

- Тоже мне - "святое"!.. - презрительно усмехнулся этот жирный кабан Рудик. - Не будет какого-то там Шуры, будет кто-то другой. Никакой разницы. Плевать на них на всех с верхней палубы. А насчет Кошек.... Я вот уже около трех лет плаваю - ни одной Кошки не видел. Да они мне уже и не нужны... Подумаешь, невидаль - Кошки!..

Боже мой! И это говорит Кот, имеющий доступ к таким харчам?!

- Так ты, может быть, вообще, кастрат? - испугался я.

- Да нет... Пожалуйста, - Рудольф перевалился на спину и предъявил мне небольшие, но достаточно явственные признаки несомненного Котовства.

Это поразило меня еще больше. Вот такого я никогда ни в ком не мог понять! Я просто обалдел:

- И тебе никогда, никогда не хочется ЭТОГО?!

- Когда начинал плавать - чего-то в голову лезло, а теперь я даже об ЭТОМ и не думаю. Иногда, что-то ЭТАКОЕ приснится, я глаза открою - съем кусочек вестфальской ветчины, или чуть-чуть страсбургского паштета, или севрюжки немного, попью сливочек и снова спокойно засыпаю.

- Господи!!! Рудольф! Как же это можно так?! Ни привязанностей, ни наслаждений!.. Да что же это за жизнь, Рудик?!

- Прекрасная жизнь, Мартын. И если ты этого не понимаешь, мне тебя очень и очень жаль.

А мне чего-то вдруг стало его жаль - толстого, ленивого, обожравшегося, пушистого Кота Рудольфа... И его Бармена, которому пятьдесят два, а сердце у него, как у двадцатилетнего. Только он им - этим сердцем - совершенно не пользуется. Во всем себе и своему сердцу отказызает. Не то, что мой Шура Плоткин. Или вот Водила... Тут как раз слышу, Водила говорит Лысому и Бармену:

- Все. По последней сигаретке на ход ноги и разбегаемся по койкам, да?

- Погодите, я вам только пепельницу сменю, - говорит Бармен.

Унес пепельницу с окурками, принес чистую и с упреком заметил моему Водиле:

- А ты все куришь и куришь! Ну, зачем ты куришь?!

- Курить хочется, - незатейливо отвечает Водила.

- Ты не заметил, что вся "крутизна", вся "фирма", все сильно упакованные - уже никто не курит. Как я, например.

- Почему? - простодушно спросил Водила.

- А потому, что Люди, которые живут хорошо - хотят прожить еще дольше, - назидательно проговорил Бармен и, слышу, тут же воскликнул изменившимся голосом: - Ё-моё!.. Это откуда же у тебя такая зажигалка?! Это же настоящий золотой "Картье"! Ей же цены нет!

- Ну, парень, ты даешь!.. - ахнул Лысый.

Я чуть не зашелся от гордости! Водила снова опустил руку под стол, гладит меня и говорит:

- Это мне сегодня мой Кыся откуда-то приволок. Я после той черненькой прибираюсь в машине, а Кыся мне в зубах эту зажигалку волокет... Видать, кто-то обронил. Завтра утром хочу через корабельную информацию по всему судну объявить - дескать, кто потерял такую-то и такую-то зажигалочку...

- Что, совсем дурак?! - сдавленным голосом спросил Лысый.

- Почему? - удивился Водила. - Человек, может, ищет, с ног сбился...

- Послушайся доброго совета, - тихо сказал Бармен. - Спрячь эту зажигалку и не вздумай ничего объявлять по судну. Человек, который мог потерять ТАКУЮ зажигалку, может купить себе еще с десяток ТАКИХ зажигалок! Ей цена - минимум три тысячи баксов...

То есть Бармен чуть ли не слово в слово повторил то, что сказала Дженни! Только Дженни чисто по-дамски в сто раз преувеличила возможности бывшего хозяина этой зажигалки. А может быть, она была права, а Бармен, наоборот, недооценил Хозяина Дженни...

- Ладно вам, - сказал Водила. - Утро вечера мудренее. Посчитай-ка, браток, сколько с нас...

- Нисколько, - прервал его Бармен. - Имею право угостить старого знакомого и его друга?

- Ну, спасибо тебе, - просто сказал Водила. - Ежели, что нужно из Мюнхена - не стесняйся. Привезу в лучшем виде. Айда, Кыся, в сумку. Прощайся с Рудольфом.

* * *

Но попрощаться с Рудиком мне так и не удалось. Он уже минут десять как дрых без задних ног.

Поэтому я в последнюю секунду подцепил лапой здоровенный кусок этой самой... Ну, как ее?.. - "осетрины"! - и захватил его с собой в сумку. Гостинец для Дженни.

Остаток ночи я провел в серебристом "мерседесе" с Дженни, которая клялась мне в любви, и в подтверждении искренности своих клятв, ублажала меня столь изощренно, что я было сильно засомневался в ее утверждении, будто с ней это происходит впервые, и я у нее самый что ни есть - Первый.

Но вот уж на это мне было совершенно наплевать. Важно, что с ней мне неожиданно было очень и очень неплохо.

Осетрину, которую я приволок для Дженни, пришлось сожрать самому. Оказалось, что ей всякие такие натуральные штуки есть категорически запрещено. Кормят ее обычно разными там "Гефлюгель-Крекс", или "Кляйне Либлингскнохен", или, на худой конец, "Крафтфолле Фольнарунг". И строго по часам! Что все это значило - я так и не смог понять. Хотя Дженни искренне пыталась мне объяснить преимущества той еды перед тем, что обычно жру я. Она перечисляли количество витаминов, лекарственных добавок, сухих овощей, и еще черт знает чего, о чем я вообще слышал впервые.

Я же с печалью думал, что эта маленькая утонченная бедняжка, объездившая весь мир, так никогда и не пробовала нашего российского хека, замороженного, наверное, еще во времена ледникового периода, - и не менее искренне сожалел по поводу ее столь примитивных представлений "о вкусной и здоровой пище". Это у нас с Шурой Плоткиным такая книга есть. Шура очень дорожит ею. Он всегда говорит, что эта книга - образец полиграфического и идеологического искусства Сталинского периода. Что это за период, я не знаю, но полагаю, что он слегка позже ледникового. А может быть, и раньше. Понятия не имею.

- Вполне вероятно, что завтра Твой Мудак снова станет обладателем своей собственной зажигалки, - сказал я Дженни.

И рассказал ей все, что заявил по этому поводу мой Водила. Назвал даже стоимость зажигалки - три тысячи долларов.

- Очень жаль... - вздохнула Дженни. - Мне так хотелось, чтобы наш Хам был хоть чем-то наказан! Зажигалка эта, действительно, от "Картье". Он ее при мне покупал. Но стоила она не три тысячи долларов, а семь тысяч марок. Что в переводе на доллары по курсу того времени - четыре тысячи шестьсот шестьдесят шесть долларов с мелочью. А сегодня доллар упал, и поэтому теперь зажигалка стоит еще дороже - тысяч пять с половиной долларов...

У меня глаза на лоб полезли! Не от дороговизны этой дерьмовой зажигалки, а от того, как свободно Дженни оперировала всеми этими понятиями. Курсы, цены, валюты... Фантастика!

- Елки-палки!.. - поразился я.- Откуда ты все это знаешь?!.

- Мартынчик, родной мой... Ну подумай сам, в нашем доме говорят только о деньгах. Кроме биржевых ведомостей и сводок курсов валют, никто ничего не читает. Деньги, налоги, проценты... Проценты, деньги, налоги!.. Как скрыть деньги от налогов, как выторговать большие проценты, как обмануть партнеров. И все. А у меня есть уши. И я круглосуточно варюсь в этом котле. Чего же ты удивляешься, что я так хорошо в этом понимаю?

Под утро, когда я, пресыщенный и опустошенный этой маленькой Мессалиной из серебристого "мерседеса", благодарно облизанный ею от хвоста до кончиков моих усов, снова оказался в кабине своего грузовика, - я, прежде чем сомкнуть глаза в тяжелом и заслуженном сне, все-таки решил подвести некоторые итоги увиденному и услышанному.

- Пора, Мартынчик, подбивать бабки и постараться понять, с чем мы остались и на что еще можем рассчитывать, - так обычно говорил Шура Плоткин после очередного скандала в редакции или внеочередного недельного загула с какой-нибудь девахой, заскочившей к нам в гости "буквально на две минутки!" И добавлял: - Начинаем мыслить логически...