Современное исследование природы сознания представлено в работе мексиканского философа Э. Вильянуэва. Интерпретируя философию сознания Томаса Нагеля, Э. Вильянуэва выделяет два типа сознания: «феноменальное» («нетранзитивное») и «доступное» («пропозициональное») (Вильянуэва, 2006, с. 176–177). Не транзитивное, не интенциональное сознание позволяет замечать «феноменические признаки» (там же, с. 176). Оно не репрезентационно, не когнитивно, не функционально, не является направленным, а выражается в переживании воспринимаемых объектов (пятен цветов, текстур, эмоций): феноменальное сознание есть «само переживание, а не объект переживания, или то, что оно касается» (там же, с. 177).

Напротив, пропозициональное сознание репрезентационно, так как в качестве посылки к действию используется умозаключение; транзитивно, так как его состояния интенциональны; функционально, так как относится к некоторой информационной системе. Оно характеризуется «пропозициональными установками»: убеждением, желанием, пониманием и т. д. (там же, с. 177).

С точки зрения Э. Вильянуэва, два типа сознания независимы друг от друга, но сосуществуют вместе. Феноменальное сознание не связано с речью, не обладает содержанием; его важнейшей чертой является интроспективная направленность. Феноменальное сознание, по-видимому, обладает способностью к перспективному «видению» и целостному «схватыванию» картины мира; оно выбирает в качестве наблюдения те ракурсы и аспекты вещественной среды, которые позволяют быть, выживать и развиваться человеку. Напротив, пропозициональное сознание – основание для разворачивания ментальной деятельности, оно «думающее», но не «чувствующее».

Актуальной представляется мысль Э. Вильянуэва об «онтологической иллюзии» сознания, о сознании, не обладающем реальностью. На основании этого допущения Э. Вильянуэва подходит к идее о том, что раскрытие каузальности человеческого существования невозможно без обращения к анализу феномена телесности (там же, с. 249). Говоря о связи сознания с телом, он указывает на то, что если бы человек мог сосредоточиться на себе и увидеть не только проявления макрофизических объектов в макросознательной форме, но и структуру этих объектов на более «тонком» сознательном уровне, то, возможно, он мог бы познать сущность сознания и ментальных процессов (Вильянуэва, 2006, с. 247–248).

О возможности осознанного управления человеком своим психическим состоянием говорит опыт намеренного «входа» и «выхода» из состояния транса, например, во время аутосуггестивного сеанса. При переживании транса, как пограничного состояния психики, субъект не направляет свое внимание на распознавание образа «Я», сознание фиксируется на созерцании идеи, образа или психофизического состояния. По-видимому, в этом процессе феноменальное сознание «берет» на себя функцию «систематизации» информации о состоянии человека и окружающей его среды, получаемой по сенсорным каналам. На основании сказанного мы полагаем, что переход в иное состояние сознания определяется наличествующим содержанием сознания, состоянием тела и знанием его субъектом рефлексии.

Таким образом, сознание человека, формируемое в мире людей в процессе онтогенеза, в отличие от психики животного, обладает существенно иным качеством – способностью к самоосознанию, к самоопределению. В то же время самосознание, способность к рефлексии формируется посредством языка, который является «инструментом» означивания субъектом себя. Самосознание выступает и в качестве одной из форм сознания, сформированной Другим. Благодаря самосознанию субъект способен различать и соотносить впечатления о своем бытии со своими представлениями о характере существования некоего «усредненного», «общечеловеческого» бытия. Данная способность формируется и развивается в процессе наблюдения и исследования объективных законов существования человеческого мира.

Идея о том, что сознание есть самосознание, может служить отправной точкой в понимании природы воображения. Процедура самосознания строится на тексте, т. е. развивается в языковой, символической и образной сферах. Вначале человек должен в символической форме определить себя, свое «Я», и лишь потом он способен увидеть и означить себя по отношению к себе подобному – к Другому. Иными словами, процедура артикуляции определяет характер самосознания субъектом себя, и, стало быть, характер воображения зависит от понятийного контекста представляемого сюжета. Генезис самосознания свидетельствует о социолингвистической природе сознания и воображения, но не сводится к ней, так как осознающий себя субъект мыслит себя в теле и в образах.

Согласно представлениям Р. Арнхейма, воображение не сводится только к способности человека создавать новый образ. Сопоставляя работы художников реалистической и абстракционисткой школ живописи, Р. Арнхейм выдвигает положение, согласно которому воображение есть «нахождение новых форм для старого содержания или… как новое понятие о старом предмете» (Вильянуэва, 2006, с.144). В способности видеть новое в старом прослеживается больше воображения (в творчестве художников классической живописи), чем в поиске оригинальных форм изображения (в творчестве художников абстракционистов). Говоря иначе, воображение становится инструментом для поиска новой истины о реальном предмете.

На рефлексивно-интенциональную природу воображения указывали представители феноменологической и экзистенциальной философии Э. Гуссерль и Ж.-П. Сартр.

В монографии «Идеи чистой феноменологии и феноменологической философии» Э. Гуссерль рассматривает воображение как одну из разновидностей интенциональных актов сознания, отражающую интуитивный характер познания.

Ж.-П. Сартр, следуя за Э. Гуссерлем, опровергает сложившиеся традиционные представления об объектах воображения. Как отмечает Я. А. Слинин в предисловии к работе Ж.-П. Сартра «Воображаемое. Феноменологическая психология воображения», оба философа отрицают существующие установки на деление объектов чувственного восприятия на два класса: объекты, воспринимаемые посредством органов чувств, и объекты, представляемые воображением (Сартр, 2002, с. 9).

Вопреки взглядам большей части философов, они полагают, что субъекту дан один объект, который может быть определен двумя способам: посредством чувственного восприятия и посредством воображения. В этой связи Сартр говорит об «образном сознании», внимание которого «управляется не образом, а объектом» (там же, с. 58).

Следует отметить, что вопрос о сущности феномена воображения остается открытым. Если предметы действительности воспринимаются благодаря органам чувств, то, что определяет формирование «ментальных образов» в воображении объектов, не данных посредством актов перцепции? Для Гуссерля объекты и восприятия, и воображения являются продуктами сознания. Для Сартра «восприятие и образное сознание представляют собой две взаимоисключающие установки» (там же, с. 256).

Исследуя процесс и механизмы формирования образа в воображении, Сартр отмечает ирреальность фантомного объекта, возникающего усилием воли в сознании. «Эти объекты, хотя всем им, на первый взгляд, присущ чувственный аспект, тем не менее, не тождественны объектам восприятия» (там же, с. 235). Они не могут быть конституированы и обладают единственной способностью – способностью «пассивного сопротивления».

Таким образом, человек воображает то, что было дано ему ранее в акте чувственного восприятия (предметного). Мы полагаем, что акт воображения направлен на прошлое, с тем чтобы представить возможное будущее. Т. е. оно выступает в качестве настоящего как связующее звено событий во времени.

При этом продукты воображения отличаются от объектов непосредственного чувственного восприятия неясностью, незавершенностью представления целостного образа, «хрупкостью» структуры, «текучестью» элементов композиции. Воспринимая реальный предмет, субъект, оперируя знанием его значений, выделяет устойчивые константные признаки, которые и делают его узнаваемым.