Опустив штору, и убирая с глаз скучный вид, он в который раз вернулся мыслями к своей рабыне, заточенной в комнате, находящейся по ту сторону большой гостиной, дальше по коридору от его комнаты.

Ее роль была гораздо важнее, чем она могла себе представить. И когда-нибудь, он тоже будет обязан ей. Но сейчас, он нуждался в ней.

К Владэку было не так-то просто подобраться, особенно сейчас, когда он был в обличье миллиардера Дмитрия Балки. Ему понадобилось пять лет, чтобы вернуться к своим истокам - торговле рабынями.

Калеб покрутил головой, и поморщился, когда мышцы его плеч сокращаясь, снова вернулись в прежнее напряженное состояние. Он подошел к шкафу.

После двенадцати лет планирования, манипулирования и проникновения в нужные круги, наконец, наступал момент, которого они с Рафиком так долго ждали. Через четыре месяца, в Пакистане состоится "Захра Бай".Первый этап пройден.

По факту, он не был уверен в том, что девушка была девственницей, но он это обязательно выяснит. Иначе, произойдет серьезная заминка, если на "Аукцион Цветов" он выставит девушку "без цветка", но Рафик заверил его, что ее национальность в паре с ее красотой - если верить Калебу на слово - поднимет ее статус как самой желанной рабыни на аукционе.

Наполовину одевшись, Калеб натянул рубашку от Armani и начал застегивать пуговицы ловкими пальцами.

Сначала, он не соглашался с Рафиком в том, что нужно было искать именно американку, с их то распущенными нравами и фирменным упрямством. Но сейчас, уже ощутив некоторое ее своеобразное обаяние, Калеб должен был признать, что Рафик прав. Эта девушка была необычной, уникальной.

Подняв руки, он закончил застегивать рубашку, оставляя несколько верхних пуговиц расстегнутыми. После чего, занялся рукавами.

Когда- не если- Владэк станет повышать на девушку цену, он может спросить о ее наставнике. Вот тогда и наступит тот самый момент: Калеб предложит Владэку девушку в качестве подарка, в знак уважения, после чего с его стороны незамедлительно последует предложение о встрече. Именно с того момента, все и будет зависеть от впечатления, которое он сможет произвести.

Владэк будет очень впечатлен не только девушкой, но и им. Настолько впечатлен, что предоставит Калебу доступ в свой узкий и избранный круг общения. И он проникнет туда; и найдет способ лишить Владэка всего, что тот любит, и о чем заботится, после чего убьет его. Но смерть Владэка не будет такой быстрой, как у Нарви. Он не станет второпях стрелять ему в лицо своим 44 Магнум. Калеб и Рафик ждали двенадцать лет, чтобы почувствовать вкус своей мести, и они собирались насладиться ей сполна.

В то же время, Калеб ожидал, что его рабыня будет вести себя согласно своей природе, начнет выживать. После того, как все закончится, каждый из них пойдет своей дорогой.

Полностью одевшись, он взял длинный ключ из заднего кармана снятых штанов и переложил их в эту пару. Затем, пробежавшись пальцами по волосам, Калеб оценивающе посмотрел на себя в зеркало. Его ресницы были слишком длинными, а губы слишком полными, да и, в общем, все его лицо противоречило его неоспоримой мужественности. Он был чертовски... симпатичным, и это всегда было для него проблемой. Если бы у него был хоть какой-нибудь физический недостаток - хоть малейший - вся его жизнь, возможно, сложилась бы иначе.

Направляясь к двери, он взял с собой револьвер "Грязного Гарри"; ему нужно было ощущать наличие холодного, тяжелого металла, чтобы напоминать самому себе о том, что он больше не был "симпатичным".

Схватив пиджак, он надел его, и поправил кобуру. После чего, не оглядываясь назад, и бесшумно закрыв за собой дверь, он прошел по коридору, мимо старого дивана, направляясь к входной двери.

В это время суток, тусклое освещение огней дома служило только для предостережения. Никто не знал, что они были здесь, за исключением тех, кто был в связке с Калебом, но им он доверял меньше, чем незнакомцам.

Приближаясь к выходу, его глаза снова замерли на двери, ведущей в спальню девушки. Он проведет с ней шесть недель. Шесть недель, чтобы заставить ее понять все, что он будет требовать от нее. После чего, они отправятся в Пакистан, где их встретит Рафик.

Учитывая его неуступчивую натуру, он будет менее добрым к ней, если она не станет выполнять все по одному его приказу. Владэк и подавно. Она должна быть готова приспосабливаться и выживать.

Калеб прошел через прихожую, мягко постукивая обувью по керамическому полу. Открыв дверь, его тут же окутал ночной мексиканский воздух. Он задержался на пороге.

Внезапно, ощутив себя не возбужденным, не голодным и не похотливым, на мгновение, ему захотелось остаться. Но он знал, что ему нужно, поэтому вышел.

Ночной воздух был теплым, но комфортным, и некоторое чувство тревоги стало понемногу отступать. Немощеные, грязные улицы этого района казалось, опустели. Из маленьких, бетонных и деревянных соседских домов не доносилось ни единого звука.

По дороге, Калеб слушал мягкий, почти неразличимый глухой стук своих шагов по утрамбованной дорожной пыли. В тишине ночи послышались сверчки, неугомонно потирающие лапки, что казалось, вливалось в некий гул, сопровождаемый звуками его шагов.

Чем дальше Калеб шел по дороге, тем меньше он слышал стук своей обуви о дорогу, пока они окончательно не утонули в звуках музыки и шума. Бар в этой дерьмовой части города, был действительно открыт. Уголки губ Калеба изогнулись в улыбке.

Снаружи шел дождь. Я его слышала.

Сделав глубокий вдох, я медленно открыла глаза, забыв на мгновение, где нахожусь, но потом, ко мне снова вернулась, теперь уже привычная для меня, грусть.

Я точно не знала, какой день недели сегодня был. Он всегда держал меня во тьме, где единственным источником света был ночник, тусклые лучи которого помогали мне передвигаться в маленьком пространстве своего заточения. Я не знала, почему он поступал так со мной. Если, таким образом, он пытался дезориентировать меня, то у него это получилось.

Раньше, я никогда не понимала, как чувство потери времени может посеять хаос в понимании реальности, и как можно потеряться в бесконечной тьме и незаметно утекающих часах. Сейчас же, я испытывала это на себе.

Я много думала о доме, о своей матери, и о том, что она, возможно, переживала... или не переживала. Возможно, она сожалела о том, что за все это время, она ни разу не сказала мне, что любит меня. И о том, что никогда не заключала меня в свои теплые материнские объятия, в которых я так отчаянно нуждалась. Но теперь, было слишком поздно. Я задавалась вопросом, располагали ли они хоть какой-нибудь информацией о том, где я нахожусь, или полиция уже сообщила моей матери, что надежды на то, чтобы отыскать меня, не было.

Я вела свой отсчет времени - по периодичности пищи, которую мне давали. И по моим подсчетам, с тех пор, как я попала сюда, я съела шесть завтраков.

Мне хотелось вернуться домой.

С момента моего первого жестокого наказания прошло несколько часов, может, даже суток, или больше, но после этого, отношения с моим мучителем, стали несколько иными. Пока я спала, он провозгласил себя хозяином моей судьбы, и мне ничего не оставалось делать, кроме как позволить ему это.

На следующий день после моего наказания, открыв глаза, я увидела Калеба, входящего в мою комнату и держащего в руках баночку холодного крема, которым в последствие, он обмазывал меня. Его лицо было серьезным, и лишенным малейшего намека на улыбку. Я сразу поняла, что не стоит испытывать его терпение. Не имея ни сил, ни желания двигаться, я лежала на животе, именно в том положении, в котором он меня оставил.

Моя кожа, от плеч до лодыжек, а особенно на попе, была болезненно стянута и жутко зудела. Всякий раз, когда я поворачивала голову, мои плечи ныли и горели. И эта боль распространялась ниже, до самых пальчиков ног.