Перегудов, слушая, машинально выписывал на листке бумаги цифру 40.

— Район только заселяется, — продолжал Рябчинский, — куда же девать излишек электроэнергии? Полмиллиона киловатт мощности — весьма внушительная цифра, а кроме насосных станций потребителя не найти. Значит, с этакой массой энергии впору уже не орошение, а наводнение устраивать!

— Интересно, — задумчиво проронил Перегудов.

— Скорее печально, — возразил Рябчинский. — И Вершинин сумел увлечь своими идеями академика Викторова. Козыри у него были. По сравнению с ветродвигателями ТВР-10 коэффициент полезного действия в установках Вершинина выше, а стоимость одного киловатт-часа энергии ниже.

— Кажется, в четыре раза, — вскользь произнес Перегудов.

— Да, если верить расчетам, — невольно подтвердил Рябчинский, — что-то около этого.

— А фактически?

— Думаю, что расчеты Вершинина вообще страдают излишним оптимизмом. Зимой полив абсолютно не нужен, следовательно, будет простаивать шестьсот тысяч киловатт мощности. А весной понадобится ремонт эластичных крыльев двигателей. Вот тогда мы и определим, во что все это обойдется государству!

— И сравним с установками ТВР-10, — вставил Гвоздаков.

Перегудов бросил на него взгляд и спросил:

— Это те самые ТВР-10, за которые профессор Рябчинский получил почетный диплом от Филадельфийского университета?

— Совершенно верно, — подтвердил Гвоздаков. — Этой работой профессор Рябчинский прославил отечественную науку. Ведь в Америке кое-что заимствовали из его конструкции.

— Слыхал. Помнится, был еще спор о том, кто является автором, профессор Рябчинский или инженер Фадеев. Видно, пока наши выясняли, американские дельцы сумели заимствовать чужую конструкцию.

— Так уж случилось, — с грустным вздохом произнес Рябчинский. — А Фадеев — вообще странный человек. Чуть ли не в плагиате вздумал меня тогда обвинять. Я мог с таким же основанием предъявить ему контробвинение, но у меня на подобные дела несколько иные взгляды.

— Зато сейчас, — значительно сказал Перегудов, — вы другому, совсем еще молодому инженеру предъявляете значительно более серьезное обвинение. Ведь если называть вещи своими именами, вы обвиняете Вершинина во вредительстве.

Рябчинский вскочил, затем снова сел и, вытянув вперед руки, словно отталкивая что-то невидимое, сказал негодующе:

— Ничего подобного! Я не делаю никаких выводов. Мы просто сообщаем вам факты и больше ничего. Каждый на моем месте поступил бы так же.

— За объективные факты я еще раз благодарю вас, — проговорил, поднимаясь, Перегудов. — Если понадобится, то я снова обращусь к вашей помощи. Судя по всему, дело не шуточное.

Проводив посетителей, майор прошелся по кабинету, затем позвонил по внутреннему телефону и коротко доложил:

— Дело номер четырнадцать выясняется, товарищ полковник. Очень полезное посещение. Есть существенные дополнения. Да, сейчас же.

Заглянув в телефонный справочник, Перегудов набрал номер по городскому телефону и строго спросил:

— Товарищ Вершинин? Извините, что беспокою. Через пятнадцать минут у вашего подъезда будет вас ждать машина 36–84. Необходимо выяснить несколько вопросов. Да, по строительству. Проект? Не нужно, у нас уже есть копия.

Гвоздаков, бесспорно, умел принимать гостей. Его уютная зимняя дача стояла в километре от станции среди векового бора. Тенистые сосны, покачивая вершинами, ласково протягивали свои мохнатые лапы поверх глухого тесового забора. А посреди просторного участка, добрую половину которого занимал фруктовый сад, красовался небольшой дом, кокетливо выкрашенный голубой краской.

На балконе в удобных плетеных креслах сидели два гостя: профессор Рябчинский и человек средних лет с резкими чертами смуглого лица. Профессор, уже изрядно выпивший, возбужденно говорил:

— Мы сделали все, что от нас зависело. Буквально все! И у майора Перегудова более чем достаточно материалов.

— Почему же Вершинин еще на свободе?

— На этот вопрос может ответить только Перегудов. Но представляете себе, какой это будет громкий процесс!

Смуглый гость взял кусочек сыру, затем положил его обратно на тарелку и недовольно заметил:

— Я не совсем отчетливо представляю себе пользу от подобного судебного процесса. Да и твердо ли вы уверены в том, что Вершининым действительно нанесен большой материальный ущерб?

— Я знаю, — шутливо ответил Рябчинский, — что я ничего не знаю. Повторяю, мы сделали все, что от нас зависело.

— Да, — вздохнул вдруг смуглый гость. — Очень трудно работать в таких условиях. Как сложно мне было стать тем, кем я сейчас являюсь. Выходит, я так рисковал лишь ради выявления каких-то туманных вредительств… И это в то время, когда я должен вести работу в широких масштабах!..

Рябчинский мягко сказал:

— Из Джеймса Мердера вы без нашей помощи стали Гассаном Садыховым, сыном туркменского кочевника. Но зато благодаря нам вы сейчас кандидат наук.

— Никогда не произносите имени, под которым вы меня знали в Филадельфии, — холодно прервал Рябчинского Мердер. — Я уже просил вас об этом. А кандидатом наук действительно меня сделали вы. Я и сейчас помню, как молитвы, все ответы на ваши вопросы, которые вы заставили меня вызубрить перед защитой. И моя диссертация, подготовленная вами, дорогие оппоненты, также была неплоха. Но все это — детская игра по сравнению с моим превращением в туркмена.

Гвоздаков поднял бокал и предложил, улыбаясь:

— Так выпьем за убитого басмачами старого Алескера Садыхова и за его здравствующего сына Гассана!

Мердер натянуто усмехнулся и поднял свой бокал. Отпив глоток, он деловито сказал:

— Когда Вершинина арестуют как вредителя, неплохо будет устроить диверсию на его ветроустановках. Это будет выглядеть как месть организации за арест ее вожака. Осенью вся линия станет на консервацию. Там останутся, полагаю, только одни сторожа.

— Взрыв? — с тревогой спросил Гвоздаков. — Слишком большой объем работы. Ведь придется подрывать сто одну мачту. А сколько взрывчатки понадобится! Без бригады рабочих не обойтись.

Мердер расхохотался.

— Вы еще там взрывную контору откройте. Я вижу, что не напрасно кое-что вызубрил по аэродинамике и механике. Для диверсии понадобятся дельные и смелые люди, но взрывчатки — ни грамма. Всю работу я себе представляю так: ночью, при крепком западном ветре, надежные ребята убирают охрану ветроустановок, а затем автогеном перерезают оттяжки из стального троса, удерживающие мачты с запада. Двести два троса толщиной в руку — это, верьте моему опыту, часа три работы для десятка переносных автогенных аппаратов. И под напором ветра вся линия, на протяжении двадцати километров рухнет в реку.

— Это… это грандиозно, — пробормотал побледневший Гвоздаков.

— Но вы не видите еще конечного результата, — спокойно продолжал Мердер. — Кроме того, я, с моими скромными познаниями, имею все основания предполагать, что река, запруженная на протяжении двадцати километров металлоконструкциями, выйдет из берегов. Произойдет катастрофическое наводнение. — Мердер презрительно сжал губы и добавил: — Советские ученые говорят: всякое наводнение можно заранее предусмотреть и локализовать его действия. Постараемся доказать обратное.

— А если Вершинина не арестуют? — осторожно спросил Рябчинский.

— Это не отменяет диверсии, — отрезал Мердер. — Продумайте мое предложение и приступайте к подготовке. Время не ждет. Вон на яблонях уже пожелтели листья… Вы говорили, что у вас есть надежные люди. О деньгах не беспокойтесь. Если наш план удастся, добивайтесь командировки за границу. А там вас сумеют переправить в Америку. Не забудьте, на ваших счетах в надежнейшем банке Нью-Йорка уже кое-что лежит…

Майор Перегудов подсел на диван к Вершинину, развернувшему на коленях чертеж, и сказал убежденно: