— Я отвезу вас, — предложил Канамото, но подросток покрутил головой.

Он вовсе не держал зла на пьяных и галдящих хозяев окрестных заведений. Хотя и не было заметно, чтобы они скорбели по покойной бабушке Сигэ, но, наверное, они вот так, на свой манер, выражают соболезнования. А может, им кажется, что они пьют сакэ, которое налила им бабушка Сигэ? Глядя на Тихиро, которая носилась по всему залу, как ополоумевшая мартовская кошка, подросток подумал, что в неё вселился дух бабушки Сигэ.

Никто и не заметил, как за стойкой появилась фигура старика в белом фартуке.

— Дед, ты чего, за дело принялся?

— Первый раз слышу, чтобы в день, когда умерла жена, хозяин варил лапшу…

— Да ладно тебе, дедушка, иди сюда, выпей!

Старик поставил на огонь кастрюли, в которых он варил бульон и лапшу, и принялся крошить лук и нарезать пряную свинину.

— А караоке здесь нет? — закричал кто-то, и тут же другой голос отозвался:

— В «Мимико» есть!

Трое или четверо мужчин побежали в «Мимико».

— Дедушка-лапша кто не есть будет? — вопрошала на своём загадочном японском какая-то филиппинка.

Тут же Тихиро принялась разносить по столам дымящиеся плошки, по одной хватая их со стойки. Помещение наполнилось свистом всасываемой лапши.

— По-настоящему бы надо постного, поминки всё же… — раздался чей-то голос, но он потонул в чавканье ртов, поедающих лапшу.

Помимо этих звуков издалека послышалось ещё и пение. Кто-то вышел взглянуть:

— Вот это да, из «Мимико» вытащили на улицу микрофон и поют!

Поющие мужские голоса разносились по всем закоулкам квартала Коганэтё, подросток не знал, что это была песня «Ариран».[6]

Закончив петь, мужчины высказали старику слова соболезнования и разошлись, кто-то унёс на себе перепившую Рёко.

Коки спал, поджав коленки, под лестницей, ведущей на второй этаж, подросток сидел у стойки, подпирая руками щёки, но время от времени и он ронял голову.

— Чего же ты их не отвёз? — спросил старик у Канамото.

— Парень, пойдём домой! — Канамото поднялся на ноги и положил руку на плечо подростка.

— Завтра ведь в крематорий? Я тоже поеду! — Подросток открыл слипающиеся глаза, зато губы плотно сомкнулись.

— Бабкины кости собирать? На что они тебе? Возвращайтесь! — Старик сплюнул в раковину.

Повисло молчание. Подросток, подпиравший обеими руками подбородок, со стуком уронил голову на стойку.

— Давай на спину его и домой! — сказал старик Канамото.

— Двоих не унести. И потом, дедушка, а кто же ещё будет кости собирать? Так уж принято, заупокойная служба… — Канамото опрокинул в себя чью-то недопитую рюмку сакэ, потом схватил большую бутылку, налил ещё и снова осушил.

Когда подросток проснулся, гроб уже стоял в чёрном лакированном фургоне, а на заднем сиденье сидела Тихиро в сером платье и Коки, положивший голову к ней на колени. Старик подождал, пока подросток выйдет на улицу, запер на ключ «Золотой терем» и сел на служебное сиденье рядом с водителем. Канамото и подросток вдвоём сели в арендованную машину. Похоронный фургон тронулся, машина за ним.

— Куда мы едем? — спросил подросток.

— Дом траурных церемоний в Кубояма.

— Здесь есть где-нибудь круглосуточный магазин? — Подросток сбоку заглянул в лицо Канамото.

— Только если в Фудзидана… тебе нужно?

— Да, поехали!

Проехали через весь торговый квартал Фудзидана, но магазин попался, когда уже повернули к Ходогая. Водитель затормозил и встал у обочины.

— На минутку… — Подросток посмотрел на Канамото, поэтому он тоже вышел из машины.

Стоявшие на полках плотными рядами пакетики чипсов, коробки салфеток «Клинекс» и прочее в этом же роде вызвало в подростке беспричинное раздражение. Взгляд его перебегал с одного предмета на другой, но в этом разнообразии форм и цветов подросток никак не мог определить, что это за товары и для чего они предназначены. После того как он несколько раз прошёл мимо, нужная вещь наконец-то попалась ему на глаза, и, вернувшись в отдел канцелярии и письменных принадлежностей, он вытянул один из конвертов для траурных пожертвований «на курительные свечи» из пачки, затесавшейся между офисными жёлтыми конвертами и конвертами для свадебных подношений.

— Такой нормально? — Голос подростка звучал глухо, как у сомнамбулы.

— Да.

— Что-то надо написать?

— Только своё имя.

— Здесь?

— Да, здесь.

Подросток отнёс к кассе траурный конверт и кисточку для каллиграфических надписей, заплатил за них и обратился к продавцу:

— Я тут расположусь у вас на прилавке…

Прежде чем продавец успел ответить, он снял красное кольцо, закрывавшее доступ туши, дождался, пока кончик кисти как следует пропитается, и, поставив его вертикально, написал своё имя.

— Плохо! Не годится… — Он скомкал конверт. — Принеси ещё один!

Канамото положил на прилавок новый траурный конверт, продавец считывающим устройством провёл по штрих-коду. Ещё раз уплатив, подросток содрал упаковочный целлулоид, расправил прежний, испорченный конверт, несколько раз на нём написал для упражнения своё имя, а затем принялся судорожно водить правой рукой по новому конверту.

— Опять не получилось, никуда не годится!

— А по-моему, хорошо, — сказал Канамото и забрал конверт со стойки.

— Сколько надо положить?

— Ну, думаю, что десяти тысяч достаточно, верно? — Канамото отметил серьёзное выражение на лице подростка и улыбнулся тому, что он совсем ещё ребёнок, но, увидев, как тот вытащил из кармана пачку денег, почувствовал, что в голове пульсирует сигнал тревоги.

Подросток старательно разгладил каждую помятую десятитысячную бумажку, положил их в конверт и сунул во внутренний карман школьного пиджака. После этого, довольный, он смог вздохнуть спокойно.

Дом траурных церемоний в Кубояма был только что отстроен на месте старого крематория и находился на пригорке перед государственной больницей восточного округа Иокогамы. Они припарковались на специализированной стоянке и вышли. Высаженные на территории крематория аллеи дубов и магнолий поливал мелкий дождик. Подросток представлял, что увидит похожее на фабрику здание с бросающей длинную печальную тень трубой, которая окутывает дымом последнее прощание с усопшими. Однако на деле они направились к розовому корпусу, который легко можно было бы принять за отель.

— Тоска… — буркнул подросток, оглядываясь по сторонам.

Крематорий отлично справлялся с задачей чётко и прагматично отправлять не ведающих о таинстве смерти городских жителей через соответствующий отдел мэрии прямо в царство мёртвых, покойников здесь ни в какую щёлочку нельзя было увидеть.

— А где же фургон? — Подросток вернулся в царство живых.

— Действительно, где? — Канамото, переводя взгляд от стоянки к розовому корпусу, протянул шофёру купюры по тысяче иен. — Вот, выпей хоть кофе, что ли, а через пару часов возвращайся, пожалуйста, сюда.

Тут как раз в ворота вплыл похоронный фургон, он остановился возле Канамото. Молодой водитель открыл боковое стекло и высунул голову:

— Извините, пожалуйста, пропустил поворот на гору Кубояма. Нужно сдать гроб, вы поможете? — Он улыбнулся Канамото. — Выходите, пожалуйста. — Он взглянул на пассажиров сзади.

— Давай, парень, идите, встречаемся в холле, — сказал Канамото и уселся на служебное сиденье рядом с водителем.

Фургон двинулся к заднему подъезду главного корпуса.

— Надо было набальзамировать, — сказал подросток, стоявший бок о бок со стариком.

Тот промолчал и перевёл взгляд на Коки и Тихиро. Коки обнимал Тихиро, а она изгибалась, пытаясь вырваться. На территории крематория их смех отдавался не столько радостью, сколько тщетой жизни.

— Надо было набальзамировать! — Сердитый голос подростка пощёчиной ударил старика, но он лишь поднял глаза вверх и, заметив, что дождь усиливается, зашагал к главному корпусу.