Подросток двинулся боком вдоль витрины, внимательно разглядывая каждую табличку, он был уверен, что на свою табличку бабушка Сигэ укажет ему при помощи телепатии.

— Вот здесь использованы крупинки чистого золота, а эта из эбенового дерева. Если алтарь у вас «Зимняя луна», то какая же лучше к нему подойдёт… — Теперь хозяин магазина был даже растроган тем, с каким тщанием почтительный внук выбирает табличку для имени усопшей.

— Вот эту. — Подросток остановился перед одной из табличек.

— «Двухъярусные врата». По величине будет как раз в самую пору. Очень хорошо…

— Может, ещё что-нибудь надо?

— У нас имеется много утвари, но прежде всего, наверное, нужен лик Будды… — Хозяин подвёл подростка к отделу, где были выставлены свитки с изображениями будд, и уже приготовился давать пояснения, но покупатель повернул прочь:

— Нет, не надо.

Хозяин подумал, что, может быть, отсутствие ценника ввело покупателя в заблуждение, может быть, он решил, что свитки слишком дороги, поэтому прибавил:

— Это зависит от секты, к которой вы принадлежите, и выбор очень велик, но вот эти свитки стоят всего три тысячи иен!

— Не надо.

Хозяин попытался было втолковать, что без лика Будды алтарь не алтарь, но подростку, похоже, это было совсем не интересно, и он направился к прилавку, поэтому хозяину ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Итак, вот эти четыре предмета. Больше ничего не желаете?

— А что ещё у вас есть? — Подросток вытащил из сумочки деньги, положил их на прилавок и окинул взглядом магазин.

«А деньги-то при нём!» — чуть не вырвалось у хозяина, но он приглушил своё ликование:

— Вот, пожалуйста, это так называемая чаша для жертвенной пищи, ведь каждое утро нужно будет в чём-то ставить на алтарь рис… — Лицо хозяина приняло значительный вид.

— Не надо.

— Цены от двухсот пятидесяти иен…

Прервавшее его очередное «не надо» было словно тычок пальцем в грудь. Хотелось крикнуть: «Да сколько же можно! Неужели этот мальчишка не желает слушать серьёзные речи только потому, что у него есть деньги?»

— У нас не рис, а лапша.

— Что-о?

— Лучше дайте вот это, ну, чтоб свечки ставить…

— Ах, подсвечник! — Хозяину хотелось спросить, как связан отказ от чаши для жертвенного риса с тем, что они держат лапшевню, но он просто выставил подсвечник на прилавок.

Подросток попросил, чтобы к купленному добавили свечи и курения и отослали всё в «Золотой терем», однако тут же сообразил, что не знает адреса. После минутного замешательства его осенило и он попросил телефонную книгу.

— Понятно, в Маэсатотё. Ну, раз это в «золотом квартале», то отсюда всего минут десять. Можем доставить завтра утром, вам удобно? — Хозяин переписал из телефонной книги адрес и номер телефона.

Подросток кивнул.

— А каково посмертное имя усопшей? — спросил хозяин.

Подросток помотал головой.

— Но ведь табличка без имени всё равно что неосвящённый лик Будды, души нет! Как бы вам объяснить… Алтарь, в котором нет таблички с начертанным на ней посмертным именем, будет похож на пустой дом.

— Ну, тогда дайте, пожалуйста, имя.

— Надо, чтобы посмертное имя дали в храме, а мы поручим мастеру лаковой росписи нанести это имя на табличку. Он напишет имя красной киноварью, а сверху украсит крупинками золота.

— Сколько это стоит?

— Видите ли, если вас интересует цена, то это зависит от иероглифов имени, цена колеблется от нескольких сот тысяч иен до миллионов, но в любом случае нужно обратиться к буддийскому священнослужителю, чтобы он нарёк имя усопшей…

Подросток на некоторое время задумался, а потом заявил:

— Тогда не надо, — и сгрёб выложенные на прилавок деньги.

Ошеломлённый хозяин магазина замер было с открытым ртом, но потом пристально посмотрел в лицо подростка:

— По-позвольте… Что значит «не надо»?

Подросток сунул деньги в свою сумочку и, застёгивая молнию, двинулся к дверям.

— Ну, давайте ещё подумаем, посоветуемся… — Хозяин забежал перед подростком и снова повёл его к прилавку. — В последнее время случается, что люди ещё при жизни сами выбирают себе посмертное имя, поэтому давайте сделаем так: я дам имя, и, если ваш дедушка его одобрит, будем считать, что это и есть посмертное имя усопшей, — что вы на это скажете?

— Прошу вас так и сделать.

— А к какой секте вы принадлежите?

— Не знаю.

— Ну, к примеру, секта Нитирэн или ещё какая-нибудь…

— Не знаю.

Хозяину магазина хотелось уже обругать его и выгнать вон, но алтарь надо было продать, и, погрузившись в размышления, он начертал несколько вариантов посмертного имени.

— Пожалуйста, используйте вот этот иероглиф, «обитель», и ещё это — «преданная женщина».

Если уж брать «обитель», то странно не использовать иероглифы «добродетельная сестра», но скажешь об этом мальчишке — у него опять может испортиться настроение, и тогда уж точно не видать ни сестры, ни обители… Ну, пусть, будь что будет… Приняв такое решение, хозяин магазина принёс из подсобного помещения карточки, на которых он на досуге писал для собственного удовольствия трёхстишия «хайку», и авторучкой с кистью на конце вывел: «Согэцуин Косэн Мёсин Синнё» — «Преданная женщина с чистым сердцем в счастливой загробной стране, в обители „Зимняя луна“».

Если не думать о том, что это посмертное имя, то иероглифы сами по себе вышли вполне удачно, хозяин магазина был собой доволен.

— Как вам? — спросил он у подростка, показывая иероглифы на карточке для стихов.

Подросток только кивнул, на лице его ничто не отразилось.

— Пожалуйста, напишите это теперь на табличке для посмертного имени.

— Пока что можно поместить в алтаре эту карточку, а мы тем временем, если позволите, изготовим для вас табличку со всей необходимой тщательностью. Как вы на это смотрите? — Голос хозяина дрожал от волнения: а что, если мальчишка откажется и потребует тут же написать имя на табличке золотым фломастером? Даже его терпению пришёл конец. — Через четыре или пять дней мы сможем вам её доставить, так ведь лучше, верно?

— Хорошо, пожалуйста, так и сделайте. — Подросток оплатил указанную в квитанции сумму — триста сорок две тысячи восемьсот иен.

Хозяин вздохнул с облегчением:

— А это от нас, скромный знак соболезнования по поводу кончины вашей почтенной бабушки… Пошлём вместе со всем остальным. — Он достал чашу для жертвенной пищи.

— Я же сказал, что это не надо! — Толкнув хозяина плечом, подросток вышел из магазина.

Бабушка Сигэ ела рис из плошки, в каких она подавала гостям суп к китайскому блюду тяхан.[9] Сложив руки перед дымящимся белым рисом, она несла его палочками в свой беззубый рот и, обирая пальцами каждую приставшую к губам рисинку, все до одной доедала. Разве можно было представить себе бабушку Сигэ с какой-нибудь другой плошкой для риса?

— Внучек! — шепнул кто-то рядом.

— Что? — отозвался подросток совсем детским, нежным голоском.

Остановившись, он ждал ответа, но лишь летний ветер гладил ему мочку уха.

Заглянув на кухню, он ощутил то, что, казалось, давно забыто, — витавшие там запахи пищи сулили радость нового дня. Только что поджаренная лососина, ароматный пар от электрической рисоварки, кусочки курятины, вынутые из кипящего масла и разложенные, чтобы стёк лишний жир, спагетти с кетчупом, паштет из мелко нарубленного яйца с майонезом — наверное, для сандвичей. Подростка переполняло счастье, но, несмотря на то что запахи будоражили его обоняние, ни выделения слюны, ни аппетита он не чувствовал. Куда же подевались Кёко и Ёко, которые всё это приготовили?

Днём раньше, когда Кёко перед уходом спросила его, что приготовить, ему вдруг пришла в голову мысль: «Устроим пикник!» Пощекотав пятки дремавшего на диване Коки, он разбудил брата и закричал:

— Завтра поедем на природу! Пикник!